Воевода (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич Страница 15

А пока ехали, Андрей думал о том, как бы найти еще таких вот Демьянок. Понятно, что крестьяне в основной массе не смогут их поставить. Из-за постоянного голода и тяжелой жизни их мозги полноценно развиться не могут. И даже настоящие гении тупо не в состоянии проявиться. Во всяком случае в хоть сколь-либо значимом количестве.

Остается посад и прочие подобные люди. Но как этих мальцов выцепить? Не будешь же лично ходить по дворам, да заниматься поиском будущих кадров? Пусть не для России, а для себя и своего бизнеса их все одно требовалось много. Андрей уже столкнулся с тем, что он в вотчине получил исполнителей, которые выполнят его приказ. Но только в том случае, если он будет прост, понятен и привычен. Из-за чего он не мог дистанционно поручить им работы над нормальными станками. Среди прочего.

А тут Демьянка.

Андрей улыбнулся. Но в этот момент конь ступил в яму и его тряхнуло. Отчего растревожило плечо, возвращая воеводу в реальность. Как там пелось в песне?

Боль… Меняет сознанье.

Страх… Взрывает дыханье.

Жизнь… Теряет, сгорает.

Кровь в венах играет…[3]

[1] Даже в середине XVII века во время реформы Никона в РПЦ хватало священников, которые не умели читать и писать, ведя службу по заученным текстам.

[2] Покаяние — это не совсем корректный перевод термина μετάνοια, который означает перемену мысли, изменение способа мышления и отношения к совершенным поступкам. То есть, в предельно строгом христианстве метанойя — это способ проговорить сложные психологические моменты, связанные с греховными поступками, дабы понять их, осознать причину их возникновения и постараться более их не совершать. Это форма самоанализа и работа над собой, а не простое «понять и простить».

[3] Фрагмент песни «Питерские едут в Москву» Павла Пламенева.

Глава 9

1555 года, 2 декабря, Париж

Генрих II отпил из бокала вина и поставил его на небольшой декоративный столик. Вино было прекрасным, поэтому Руа де Франс, то есть, король Франции, если на привычный русскому читателю манер, пригубил вино с нескрываемым удовольствием.

— Ведите, — произнес Руа и махнул рукой.

Один из слуг, что стоял возле двери, поклонился и буквально испарился. Быстро и бесшумно. Но лишь для того, чтобы в скорости вернуться, ведя за собой гостей короля. Ну как, гостей? Им сделали предложение, от которого они не смогли отказаться, чуть ли не под конвоем приведя во дворец на прием.

— Ваше величество! — торжественно произнес Анри, входя. Нормально поклониться он не мог из-за рассечения бедренной мышцы, которое еще толком не зажило.

— Это последствие дуэли? — указал Руа тросточкой на ногу.

— Божьего суда, сир.

— Того самого, где ты выступал от имени султана османов?

— От вас ничего не скрыть, сир. Да. Представитель осман предложил мне веселое приключение, и я не стал отказываться.

— Сколько он заплатил тебе?

— Он оплатил дорогу, но когда дошло дело до оплаты, то… — Анри развел рукой. Хотел двумя, но правой рукой он держался за тросточку.

— Но? Что значит «но»?

— Представитель султана назвал меня и моих компаньонов мошенниками и лжецами и пообещал отдать в руки осман, дабы Сулейман покарал нас за позор, что мы навлекли на него. Хотя мы с ним договаривались о том, что даже если Бог распорядится по-своему и мы не справимся с порученным делом, то нам компенсируют наши хлопоты. В случае же успеха, нас ждала отдельная, весьма солидная награда.

Руа перевел взгляд на своего статс-секретаря, что ведал взаимоотношением с османами. Тот встрепенулся и шагнув вперед, возразил:

— Люди султана заявили, что полностью рассчитались с этим месье и его подельниками.

— У меня сохранился договор и расписки в получении денег, — вяло улыбнувшись, заметил Анри. — Кроме того, все мои люди тому свидетели — нам оплатили только дорогу.

— Только твои люди? — уточнил Руа.

— Мы не рискнули проводить финальные переговоры с османами сами, поэтому обратились за помощью к барону Сигизунду фон Герберштейну, что возглавлял посольство Карла Габсбурга в Москву. И он о том, что османы отказались платить, написал записку, пометив ее своей печатью.

— Габсбурги, — скривился Руа.

— Это был самый родовитый дворянин в округе, и он не отказал нам в милости.

— Почему мы должны верить вам? — поинтересовался статс-секретарь.

— Если Его Величество не доверяет нашим словам, то зачем нас пригласили сюда? Чтобы унизить перед лицом других дворян? — очень холодно спросил Анри и положил руку на рапиру, в упор взглянув на статс-секретаря. Его он мог зарезать на дуэли и прыгая на одной ноге.

Вслед за этим мужчиной руку на свои рапиры положили и остальные дворяне, присутствующие в зале. Сначала спутники Анри, а потом и прочие. И в воздухе запахло жареным.

— Что хотел Герберштейн в этой дикой стране? — примирительно подняв руку, спросил Руа.

— Он хотел предотвратить реформацию и принятие Русью протестантизма.

— Оу! — неподдельно удивился Генрих II.

— И у него удалось. Поместный церковный собор ограничился простым ужесточением монастырских уставов и частичной конфискацией церковных земель. Оставив монастырям только те земли, которые монахи могут обрабатывать сами. А также закрыв запустевшие.

— Они хотели принять ересь кальвинизма? — спросил один из дворян, присутствующих в зале.

— Да. И Сигизмунд сумел предотвратить это. А потом свидетельствовал в том, что османы не держат свое слово.

— А ты его держишь? — поинтересовался статс-секретарь. — Османы жалуются, что ты поддался этому воину в поединке. Никогда не поверю, что какой-то дикарь в состоянии справится с грозой Парижа.

— Тогда я предлагаю тебе поехать в те земли и вызвать его на поединок. Предварительно написал завещание. Андрэ мастер клинка. Он дрался со мной саблей против рапиры и видит Бог, я был против него словно беспомощный ребенок. Он играл со мной. А после рекомендовал Руа де Рюси в качестве мастера клинка, дабы Иоанн нанял меня.

— Нанял? — удивился Генрих II.

— Он рекомендовал меня Руа де Рюси придворным наставником рапиры. Назвав одним из лучших мастеров клинка. Но я отказался, дабы не компрометировать своего доброго имени.

— Неужели он настолько хорош? — задумчиво спросил Руа де Франс.

— Ваше Величество, это лучший мастер меча, из тех, которых я встречал или хотя бы о которых слышал. В своих краях он прославился как лучший в копейной сшибке и рубке на саблях. Создал собственную школу сабельного боя. Прекрасно знаком с рапирой и, вроде как ей владеет.

— Самородок! — воскликнул коннетабль Франции Анн де Монморанси.

— Так и есть, — согласился с ним Анри. — Но есть одна вещь, которая меня едва с ума не свела. Андрэ владеет нашим языком, хотя и не свободно. При нашей первой встречи он, чтобы вывести меня из равновесия едко пошутил, а потом начал напевать песенку Ломэ, ломэ, ломармэ. После поединка мы с ним имели беседы, которые удивили меня еще сильнее. Он достаточно подробно описал Нотр дам де Пари, собор в Реймсе и с добрую дюжину нормандских замков.

— Он бывал во Франции? — удивился Руа де Франс, выражая всеобщее мнение.

— Судя по всему — бывал. Но когда? Ему всего семнадцать лет и есть много людей, которые знают его с рождения. А родился он в городе Тула, что к югу от Москвы. Прямо на границе Великой степи. Где и жил безвыездно. Он просто не мог бывать во Франции. Однако… я в смятении Ваше Величество.

— Значит это все правда? — пожевав губы, спросил Генрих II. — Значит он действительно воскресший?

— Мне о том не ведомо. Сам Андрэ отказался на эту тему говорить. Окружающие же в основном говорили, что это так и есть, но просили не донимать его вопросами. Вроде как он дал обет молчать о прошлой жизни. И если бы не монах с его откровением, никто бы так и не узнал об этом.

— А ты говорил с тем монахом?