пионер всем ребятам пример - Валерий Семенович Вычуб Страница 15

Время от завтрака до обеда, наше детское время. Никаких опытных женщин с их потребностями. Мы опять идем к реке, захватывая с собою удочки. Мою новую снасть надо обновить. Поймать хоть какую рыбешку, мой священный долг. Иначе пацаны меня не поймут.

– Стоим. Оба закрываем глаза и открываем рот.

– А Борька нас жука или червяка в рот кладет. Видали, знаем.

– Ни фига. Кто из вас смелый, тот первый попробует.

Вован ворчит, но нехотя соглашается.

– Если что, бьем его вдвоем. Убежать не успеет.

Я разворачиваю и сую ему в рот жвачку.

– Жуй и не вздумай глотать. Это жевательная резинка.

Димон взвывает и лезет рукой ко мне в карман. Некоторое время мы боремся.

– Здоровый боров, сопит Димон.

– Заткнитесь козлы! Гнусит жующий Вовка. – Мешаете жевать.

– Дай мне Борька!

– Чего? Жука или червяка?

– Ну дай, не будь гадом. Ну виноват, исправлюсь.

– Закрываем глаза…

Пока мы шли к реке, я скормил друзьям еще по одной резинке. Они пытались спрятать изжеванную массу, канючили, что потом дожуют. Я был беспощаден. Использованную дрянь мы выбросили в кусты, на горе ежам и прочим обитателям леса.

– Сейчас бы Гальке дать. Вдруг произнес Вован.

– Чего-то её сегодня нет. Заболела что ли?

– Сам ты заболел. Вы чего жуете?

Наша лесная дева выглянула из-за дерева и строго поглядела на нас. Она явно обижалась. Шмыгала носом, глядела на меня исподлобья.

– Лови её!

Димон рванул слева, Вовка справа, я прыгнул и ухватил визжащую девчонку за шиворот.

– Держите её. Сейчас будем кормить.

– Не бу… Не буду!!

Я запихнул в пытающиеся укусить меня губы мятную жвачку и сжал упрямице рот. Галька дышала, всхлипывая. Потом начала жевать, удивленно глядя на меня.

– Это жвачка, Галька! Самая настоящая американская жвачка. Ты на нас не будешь стучать?

Со ртом занятым жвачкой, Галька помотала головой, дескать, не буду. Дальше мы шли, молча, поглощенные приятным занятием.

Наше место на берегу никто не занял. Река спокойно и лениво текла, совсем не интересуясь, кто это припер к ней на берег и чем собрался заняться. Глушить динамитом рыбу здесь не принято. Недалеко пограничная зона, накликать на себя беду никто не хотел.

– Здесь будем ловить Борька, как обычно?

Мальчишки уже считали меня оракулом по части ловли рыбы. Постараюсь оправдать их надежды. Вода у берега и чуть подальше была совершенно пуста. Рыба ушла из этого места, и ловить не имело смысла. А вот если пройти чуть выше по течению… За уже знакомыми зарослями камыша открывался небольшой обрыв. Под ним омут. А в омуте…!!!

Решено, ловим здесь.

Глава 12

Толстый короткоголовый язь стоял в омуте, ожидая видимо, что ему принесут пообедать прямо в рот. Рядом суетились два окунька. Чуть подалее крупный подлещик. Не Клондайк, но половить здесь стоит.

Уговорить друзей перенести удочки удалось быстро. Мне уже верили, я уже доказал свое везение. Достав свою новую удочку, я поплевал на червяка и загадал, что поймаю самую крупную рыбу. Вытаскивать её насильно на берег не стану. Пусть всё решит судьба.

К вкусному червяку повернули головы язь и подлещик. Но не судьба. Вынырнув из глубины вод, на наживку неожиданно бросилась крупная щука. Опять щука, только и успел подумать я. Леска натянулась и следующие минуты мне пришлось возиться со взбесившейся хищницей. Наконец подустав, щука дала себя вытащить на берег. Пляски моих пацанов и восторженный визг Гальки. Моя довольная харя и вспыхнувшее обсуждение: кончать ловить или поймать еще одну рыбку и начинать готовку. Дискуссию прервала еще одна поклевка. На этот раз клюнуло у Димона. Подлещик и очень удачный. Вован с Димоном собирали хворост, Галька колдовала вокруг загорающегося костра. Один я сидел на берегу и блаженно щурился на солнце. Жить хорошо, как говорится. Но всегда хочется жить еще лучше.

Мы зажарили свою добычу и съели. В этот раз готовка прошла у нас успешно. Рыбки не подгорали, прожарились полностью.

– Теперь можно и на обед идти, важно изрек Вован. Димону это почему-то показалось очень смешным, и он заржал лошадью. Галька готовила мне допрос. Таинственное появление жевательной резинки потрясло душу неискушенной девочки. Я соврал ей, что выменял жвачку в Питере, у мальчиков интуристов. Но Галочка мне не поверила.

– И где ты хранил свое сокровище? Почему раньше нам не показал?

– Почему да почему. Потому что, потому.

– Хочешь жевать резинку, жуй! А с вопросами не лезь. Вдруг я в следующий раз кока-колу притараню. Что ты тогда скажешь?

Гальке очень хотелось сказать что-нибудь типа: Шпион ты американский! С кем я связалась?! За бутылку кока-колы Родину предал! Но, надо отдать честь девочке, она ничего не сказала, только тяжело вздохнула. Засунула в рот очередную жвачку и стала активно её жевать. Наша пионерская дорога вилась по привычным сосенкам и ёлочкам. Вот здесь наша с Веркой поляна. А скоро и забор будет. Прощай свобода, здравствуй пионерское рабство!

– Что в концерте художки исполнять будешь? Песни или танцы?

– А вы что?

– У нас Борька всем рулит. Придумал что-то и нас втянул.

Она глядела на меня невыразимым взглядом. Сейчас или убьет или расплачется. Как много могут сделать эти чертовки своими слезами.

– Ладно, где два ассистента, там и три. Только костюм тебе надо придумать. Пацанам то я уже придумал. Простенько, но впечатляет. А тебя надо нарядить покрасивее. Восточной красавицей будешь.

– Галка то! Заржал Вовка.

– И ничего смешного. Думаешь, не смогу?! Борь, ты всерьез или опять шутишь?

– Серьезно. Интересный номер может получиться. Если конечно чего не напортачим. Но вряд ли. Справимся!

Отвлеку её от поцелуев и обжималок на полезное дело художественной самодеятельности. Ей же будет полезно.

Бери ложку, бери бак. Нету ложки, хлебай так.

Уже бежим. Уже прибежали. Сегодня гороховый суп!

Окошко, за которым меня ждала моя царевна Несмеяна, я осмотрел со всем тщанием. Второй этаж, зацепок, чтобы добраться, никаких. Или почти никаких. Скалолаз средней руки заберется без труда. Окошко выходит на заросли тополей, как раз цветут, пух летит прямо в нос. Если его открыть, да опустить вниз короткую веревочку… Да. И если кто выглянет из соседнего окна. Не пройдет. Почему я не могу передвигать себя любимого. Любые другие предметы могу, а себя нет. Я же могу взять отсюда,