Господин следователь - Евгений Васильевич Шалашов Страница 15

Матушка напихала мне не только одежду, но сменное белье — постельное и нательное, посуду. И даже — самоварчик, именуемый «эгоистом» — на пару чашек.

Наталья Никифоровна была очень рада, что к ней на постой встал солидный молодой человек, готовый платить пятнадцать рублей в месяц за квартиру и за стол. Обычно эти пятнадцать рублей платили ей родители подростков, а в комнаты набивалось аж по пять человек. Но есть ведь разница, если у тебя живут пять мальчишек, от которых сплошной шум и гам и один человек, да еще и чиновник? Не пьет и не курит. А моя новая хозяйка, потупив глаза попросила:

— Иван Александрович, понимаю, что вы, человек молодой, но никаких женщин или девок ко мне в дом не водите.

— Не буду, не буду, — поспешно отозвался я, не представляя себе — откуда в городке, где живет всего только три тысячи человек, могут взяться женщины или девушки, которых можно водить к себе?

— Ну, разве что — если я к родственникам уеду в Устюжну или на богомолье.

Ну нифигасе! А я-то решил, что моя хозяйка эталон морали.

А первое дело нашло меня в конце недели, когда я уже размышлял — чем стану занимать себя в выходной день? Суббота-то рабочая.

И вот, как оказалось, мальчишки обнаружили в Макаринской роще, что в трех с половиной верстах от Череповца, покойника. Конечно же, положено допросить мальчишек, но где уж там. Ладно, что сообщили.

И вот, я стою около мелкого ручья и смотрю на покойника, которого вытащили из воды.

— Ну, нашли что-то? — с усмешкой поинтересовался пристав.

Отвечать на вопрос я не стал. Я уже и так понял, что не понравился господину приставу. Ему, судя по внешности, лет сорок пять, а то и все пятьдесят, а ходит в том же чине, что и я. У меня в петлицах тоже просвет и три серебряные звездочки, а еще эмблема Министерства юстиции — столп в лавровом венке, олицетворяющий законность. Но я не серебряный талер, чтобы всем нравится. Из вежливости только пожал плечами — мол, я не доктор, а к доктору нам это тело доставлять предстоит. Вернее — в больничный морг. А там, как оказия выпадет, эскулап и посмотрит. По правилам-то положено доктору на место убийства выехать, но где его взять, доктора, если на весь Череповецкий уезд их пятеро? Трое живут где-то в сельской местности, а те, что обитают в городе, разошлись по делам. Один уехал к больному, а второй, вроде бы, сам болен. Имеются фельдшера, но они к судебным расследованиям не привлекаются — по регламенту не положено.

Что я могу сказать о мертвеце? Если судить по одежде, то не крестьянин, а скорее либо мастеровой, либо мелкий торговец. На ногах сапоги, но это еще ни о чем не говорит. Если крестьянин поехал в город, то он поедет именно в сапогах. Но тут сапоги красивые, узенькие и изрядно начищенные. Штаны на нем «городские», а крестьяне, я уже видел, ходят в домотканых. И косоворотка фабричная, и пиджак сверху.

— Можно перевернуть, — распорядился я.

Судя по внешности, еще не успевшей измениться после смерти, покойному лет тридцать, может и тридцать пять. Красивый. Ну, был красивым.

Антон Евлампиевич, как только увидел лицо, присвистнул:

— Тимка Савельев. Приказчик из табачной лавки.

— Ага, он самый, — подтвердил один из городовых. — Видел я его вчера в кабаке, на Ильинской. Выпивши был, но не пьян. Сказал, что хозяин у него в отъезде, а без хозяина лавку не велено открывать. Мол — крыша протекла, ремонт надо делать.

— Так что, господин следователь, как запишем? — спросил пристав, хитренько сощурив глаза. — Вон, — кивнул он на подчиненных, — ребята видели, что пьяным покойничек был. Скорее всего, пошел за город, споткнулся, да мордой, то есть, лицом, в ручей и упал. Запишем в несчастный случай? И вам легче, и нам хорошо.

— Да нет, господин пристав, — покачал я головой. — Не так хорошо, как нам кажется. Убийство это, а не несчастный случай. Видели, что у него на шее след? Синюшный такой, словно кровоподтек.

— Видел, — усмехнулся пристав.

— Я вначале подумал, что его веревкой задушили, а потом тело в ручей бросили. Но глянул — странгуляционной борозды у него нет, а сзади — сплошная синева.

— Какая-какая борозда? — нахмурился Антон Евлампиевич.

И как я сам-то о такой борозде вспомнил? Видимо, память сама подсказала. Не зря я в свое время сериал «След» смотрел.

— Странгуляционная, — любезно подсказал я. — На себе не показывают, но если человек сам удавился — петельку куда приладил, то спереди отметина будет. Ну, вес тела-то на горло придется. А сзади веревка никакого следа не оставит.

— А, вот оно что, — успокоился пристав. — Про это я знаю. Только названия не слыхал. Но я гимназий с университетами не заканчивал, мне можно и не знать. С нижних чинов службу начинал.

— Так вы, господин пристав, ничего не потеряли, оттого что гимназию не заканчивали. Зато дети ваши вами гордиться станут, — усмехнулся я. Чтобы не уйти в дебри, да не начать рассуждать, поспешил сообщить: — Наверное, убийца — человек достаточно сильный. И еще, как мне кажется — ростом он повыше меня.

Я обратил внимание, что оба городовых и пристав переглядываются между собой.

— А с чего вы решили, что убийца повыше вас? — поинтересовался пристав.

— Так этот, как вы его назвали — Тимка? то есть, Тимофей Савельев? — сам немаленький, а чтобы его сзади за шею взять — нужен кто-то повыше. И ручища у него, у злодея… — Я поднял свою ладонь, осмотрел ее и сказал: — В общем, чтобы так за шею ухватить — здоровая лапища нужна. Конечно, человек может быть и не слишком высокий — Савельев, положим, мог в этот момент сидеть, но ручища у убийцы все равно большая. За шею Тимофея он крепко взял, а потом лицом в ручей сунул. А там, подождал, пока Савельев помрет, да и ушел. Не исключено, что у покойного еще и шея сломана. Ну, об этом нам доктор скажет. Оговорюсь, господин пристав, это моя первичная версия.

— Молодец, господин следователь, — кивнул пристав.

Интересно,