Валерий Большаков - Танкист №1. Бей фашистов! Страница 16

Кричи не кричи, а голос тонет в грохоте пушки и лязге затвора. Башня наполняется синеватыми клубами дыма, вентилятор не поспевает отсасывать удушливые газы. А вот Федотов свое дело знает туго – хватает горячую гильзу и выбрасывает ее в лючок.

Мехвод тоже бывалый товарищ – трогается с места, не дожидаясь команды.

– Иваныч! К кладбищу давай!

Механик-водитель поворотил танк к скирмановскому кладбищу, которое немцы превратили в опорный пункт, разрыв могилы, посрубав деревья, а надгробья пошли на укрепление дзотов.

Между блиндажами метались немцы.

Геша показал башнеру растопыренные пальцы – суй осколочно-фугасный!

– Готово!

Снаряд поднял на дыбы дзот, расшвыривая бревна, тела, каски.

– Пушка противотанковая!

– Бронебойный!

– Готово!

– Выстрел!

Орудие, которое немцы уже навели и торопились зарядить, находилось так близко, что промахнуться было просто стыдно. Геннадий не допустил промаха.

– Спеклись!

Вечерело рано. Кроваво-красное солнце закатилось за сосновый лес. Белое поле стало синим, и только следы, оставленные гусеницами, да воронки чернели разрытой землей.

«Т-34» Репнина вернулся без потерь[12] и почти без повреждений, лишь в одном месте немецкий снаряд пропахал в броне борозду, словно ложкой провел по пломбиру.

А вот танку Капотова досталось – помощник по техчасти насчитал шестнадцать попаданий. Людям тоже «прилетело» – заряжающего Пономарчука контузило, Сардыку ранило, у Капотова лицо и руки в ссадинах и кровоподтеках – это окалина слетала с башни, когда в нее бил снаряд. Хорошо, хоть в глаза не попало.

– Немцы помогли уцелеть, – криво усмехнулся Николай. – Когда мы отходили, тяжелый снаряд попал в башню, и ее развернуло пушкой в сторону противника. А бронированную обшивку им не раскокать! Да ерунда это, Дим, ты лучше на Илюшкин танк глянь!

– Да-а…

С «КВ» Полянского вся известка слезла – снаряды живого места не оставили, весь танк пестрел вмятинами. На одной башне – сорок семь маленьких «кратеров».

– «Дед бил-бил, не разбил…» – пробубнил Капотов.

– Ночью добьем, – уверенно сказал Репнин.

Катуков легко доказал в штабе необходимость ночной атаки – пока немцы не зализали раны, не восстановили порушенное, не вызвали подкрепления, нужно идти на штурм!

Небо затянуло тучами, темнота и холод хозяйничали на земле.

Ровно в полночь мотострелковый батальон подтянулся к околице Скирманова. Дружный залп артиллеристов стал сигналом к атаке.

Пехота и танки поменялись местами – днем мотострелки шли за бронемашинами, а ночью, наоборот, танки крались за спинами пехотинцев.

Стоило батарее ударить, как и «тридцатьчетверки» дали немцам прикурить. Те выбегали полуодетыми, не разбирая спросонья, где они и кто они, бросались к пушкам и танкам, но было уже поздно – мотострелки и танкисты сообща вычищали Скирманово от немчуры. Железной метлой.

Бросая танки, орудия, тягачи, минометы, боеприпасы, фашисты дали деру, сбегая в Козлово.

К трем часам ночи Скирманово было «зачищено» по полной программе. На поле боя враг оставил до пятидесяти подбитых и сожженных танков, много орудий, вплоть до 150-миллиметровых пушек, минометы, сотни автомашин. Богатый трофей!

Из книги А. Росткова «Первые гвардейцы-танкисты»:

«Не желая давать врагу передышки, Катуков приказал рано утром атаковать следующий населенный пункт – Козлово.

Еще не взошло солнце 13 ноября, а наши танки устремились дальше.

На востоке серел край неба, догорали дома в Скирманове, чадили подожженные в поле машины, снежок не успел занести трупы погибших. И хотя час был неурочным, немцы, познавшие, что наши воюют «не по правилам», не по их распорядку, приготовились к отпору.

Бои в Козлове протекали ожесточенно. В них отличились экипажи Самохина, Луппова, Тимофеева, братьев Матросовых, а также многие бойцы 27-й и 28-й танковых бригад.

Наши пехотинцы, сосредоточившиеся у Козлова, залегли. Прислушиваясь к предутренней тишине, они ждали, когда пойдут танки. Сзади послышался шум моторов. Головная машина, поравнявшись с цепью стрелков, которых вел в атаку капитан Лушпа, остановилась. Открылся верхний люк. Веселый танкист в шлеме, помахав рукой, крикнул:

– За мной, молодцы!

Это был Константин Самохин. Исполнилось его давнее желание: после мценских боев он, как и другие экипажи, получил наконец «тридцатьчетверку». «Вот теперь можно воевать по-настоящему!» – радовался Костя.

Автоматчики с криком «ура» бросились за танком.

Но из Козлова ожесточенно строчили пулеметы. Пехотинцы снова залегли. «Тридцатьчетверка» Самохина подожгла большой дом, у которого были сооружены вражеские блиндажи и окопы, потом проутюжила их гусеницами. Наши автоматчики продвинулись вперед.

А танк Самохина ворвался в Козлово. По нему били вражеские противотанковые пушки, но их снаряды рикошетили. Заряжающий Лещишин едва успевал подавать снаряды. Один вражеский дзот за другим выходили из строя. Замолчало и несколько пушек. Еще две пулеметные позиции водитель Михаил Соломянников раздавил гусеницами.

– Снаряды все! – доложил Лещишин.

– Давай гранаты! – ответил Самохин. Открыв верхний люк, он бросал в бегущих фашистов «лимонки».

В тот день экипаж Самохина находился в бою двадцать часов. Пять раз его «тридцатьчетверка» выходила на исходную позицию, пополнялась боеприпасами, горючим и снова возвращалась в бой. Все страшно устали. У водителя Соломянникова болела спина, одеревенели руки. Лещишин обливался потом, подавая снаряды. Гудела голова у радиста Токарева. Танк перегрелся. В нем было дымно и нестерпимо жарко.

Поздно вечером тяжелый вражеский снаряд повредил орудие. Самохина контузило. Из ушей и носа пошла кровь. Заряжающий, увидев окровавленный полушубок Самохина, крикнул водителю:

– Командир ранен, выходи из боя!

– Не ранен я, – сказал Константин. – Подай снаряд!

– Нет снарядов, и пушка не действует.

– Нет снарядов – давай гранаты! – приказал Самохин, вытирая кровь рукавом. – Держим курс на врага!

Он не вышел из боя, пока не израсходовал все, чем можно было еще нанести урон врагу. Поврежденную «тридцатьчетверку» экипаж благополучно доставил в батальон.

Отважно сражались и другие экипажи. Их участвовало в атаке на Козлово немного, и каждый проявлял отвагу и упорство.

Удивил всех подвиг водителя Павла Сафонова. Накануне его танк не раз штурмовал скирмановские позиции, получил тридцать два попадания в машину. Двое из экипажа были тяжело ранены. Почти всю ночь Павел провозился у машины, латая то, что можно исправить в боевых условиях. А днем экипаж пополнился новыми членами – командиром танка Тимофеевым и заряжающим Карницким. Сафонов совсем мало спал ночью, очень устал, но когда командир поинтересовался его самочувствием, ответил по привычке:

– Порядок в танковых войсках».

Глава 12. Довести до ума

Московская область, Скирманово. 13 ноября 1941 года

Принято думать, что Сталин безвылазно сидел в Кремле, курил трубку и следил за изменениями линии фронта по карте.

Это не совсем так – вождь регулярно выезжал на передовую, если позволяли дела. Возможно, это было связано с недоверием Иосифа Виссарионовича – ему много врали о положении на фронтах, бодренько рапортовали о грандиозных успехах, страшась наказания за собственную глупость и бездействие.

Еще в июле, когда шло Смоленское сражение, Сталин появился на «передке» впервые. В октябре Верховный главнокомандующий выезжал под Малоярославец, а в ноябре – на Можайско-Звенигородскую линию обороны.

13 ноября вождь отправился в расположение 16-й армии, державшей оборону на волоколамском направлении. Сталин хотел увидеть в действии работу знаменитых «катюш» – в районе Скирманово как раз сосредотачивался дивизион капитана Кирсанова…

…Ровно в 16.00 двенадцать «катюш» отослали реактивные «гостинцы» под Скирманово, уничтожив семнадцать танков, десятки орудий и минометов, сотни немецких солдат и офицеров.

Зрелище было грандиозное – в небо взвивались размазанные от скорости огни, и дикий, режущий уши вой опадал на заснеженную землю. А там, где эрэсы[13] падали, набухали клубы огня и гари, все пылало и разрывалось на части. И не было спасенья, куда ни кинься – огонь, огонь, огонь!