Андрей Захаров - Перекресток времен. Дилогия (СИ) Страница 16

Прибывшие разведчики доложили, что на одной из дорог, перед развилкой, стоит большая немецкая колонна. Бронетранспортеры, танки, грузовики с пехотой и с пушками. Но никаких действий не предпринимают. Даже охрану не выставили. Обедают. Война войной, а обед по расписанию. Немец — мужчина пунктуальный.

— Ну если обедают, то у нас есть еще полчаса времени. Сматываемся отсюда, пока нас не прихлопнули. С этими нам не справиться, — крикнул Попов, затем сел в коляску мотоцикла, поправив пулемет, положил на ноги свой ППД. На заднее сиденье запрыгнул боец, вооруженный трофейным автоматом.

Обратившись к своим сержантам, Попов приказал:

— Котов! Сажай бойцов в грузовик. Будете ехать последними. Выставь пару пулеметов в кузове, тыл прикрывать. Овчаренко! С остальными, вместе с подводами, собираешь всех по пути, и вперед по шоссе. Я буду мотаться по дороге и всех подгонять. Разведка, Семенов, пока остаетесь здесь, за этим холмом. Смотрите на дорогу. Как появятся немцы, сразу ко мне. Они тут наши завалы пока разберут, мы далеко сможем уйти. Пункт сбора — северная окраина села Дитятки. Все. Действуйте.

Выскочившие из леса бойцы во главе с Левченко чуть ли не на руках вынесли орудие на шоссе и прицепили его к бронетранспортеру. Следом за ними на дорогу вышла лошадь с передком второго орудия. Теперь, без орудия, лошадка одна могла легко везти боезапас, большую часть которого быстро перегрузили в «Ханомаг». На передке сидел боец из расчета второго орудия. Оставшийся расчет и помогавшие им красноармейцы по приказу Левченко разместились в десантном отделении «Ханомага». Рядом с пулеметом на месте убитого немецкого офицера встал Григоров. Он видел, как с его холма на шоссе спустилась пара лошадей, везущая передок с зарядным ящиком и орудием, за ними на дорогу выбегали красноармейцы. Мотоцикл с Поповым рванул с места. Григоров тоже дал команду Гансу начать движение. «Ханомаг» дернулся, затем плавно начал набирать скорость, обгоняя подводы с ранеными и бегущими рядом красноармейцами. Последним начал движение «опель» с оружием и с пулеметчиками.

И только два человека остались стоять над свежей братской могилой, сняв пилотки. Их лошади были привязаны рядом, в лесу.

Бойцы Григорова и Попова покидали это поле боя победителями. С потерями, но победителями. Уничтожив больше сотни гитлеровцев и четыре танка с экипажами, сами потеряли шестнадцать убитыми и восемь человек ранеными. Один к пяти — хороший счет. Войны без потерь не бывает.

Колонна шла ускоренным шагом. Сзади подпирал немец, впереди была неизвестность.

«Ханомаг» вырвался вперед, опередив шедшие за ним повозки и пеших красноармейцев на несколько сот метров. Попов на мотоцикле укатил дальше, ища место встречи с остатками полка.

Впереди показалась окраина села. При приближении пассажирам «Ханомага» открылась страшная картина нападения немецких самолетов на мирных беженцев. Дорога и обочина были покрыты трупами людей и животных, разбитыми автомобилями и повозками. В нескольких местах на дороге и по обочинам виднелись воронки от бомб.

«Ханомаг» снизил скорость, потихоньку объезжая лежащие на шоссе трупы и воронки. Все находившиеся в бронетранспортере встали и обнажили головы. Одно дело — убитые солдаты, война есть война, а совсем другое — мирные люди, старики, женщины и особенно дети. Кто-то был отцом, кто-то сыном или братом. Эта картина никого не оставила равнодушным. На глаза наворачивались слезы, перехватывало горло. И крепче сжимались кулаки и зубы. Мы отомстим за вас!

Один из бойцов бросился к водителю с ножом в руках:

— Ну, сволочь немецкая, не жить тебе! За всех ответишь!

— Стоять! Назад! — кинулся ему наперерез Левченко. Умелым движением он выхватил нож и опрокинул взвинченного бойца. — Наш немец их не убивал. Это летчики постарались. Если мы Ганса отправим на тот свет, кто эту железяку вести будет, ты, что ли?

— Ганс! Стой! Хальт! — скомандовал Григоров. — Дальше проехать не сможем. Надо дорогу расчистить. Громыхало, остаешься с немцем. Остальные — на шоссе.

У одной из воронок лежал на спине виденный ранее Андреем усатый безрукий воспитатель детдомовцев. Вся гимнастерка на груди была порвана и пропитана кровью, ноги неестественно вывернуты. Возле него, словно пытаясь спрятаться за спину своего воспитателя, лежали трое детдомовцев: два мальчика и девочка, посеченные осколками. Чуть дальше на дороге — опрокинутая тележка на высоких железных колесах. Возле тележки, прикрывая всем своим телом внука, сидел седой старик. Через всю его спину прошла пулеметная очередь. Под ним и внуком натекла большая лужа крови. Рядом круглая шапочка с лентой. Серебряные буквы «КРАСИН» превратились в бурые, от крови.

Бойцы осторожно сносили трупы в сторону, освобождали дорогу от тачек и телег. Кое-где пришлось, взяв лопату с «Ханомага», засыпать землей воронки.

Пройдя немного вперед, Андрей увидел девушку в сиреневом платье. Понятно было, что она не успела слезть с велосипеда и взрывной волной ее отбросило на обочину. Велосипед остался между ног, а край платья задрался кверху, обнажив красивые девичьи ноги. Белая косынка слетела с головы, открывая длинные светло-русые волосы, заплетенные в две толстые косы и закрепленные снизу на затылке.

— Эх, хороша девка! Жалко, убили ее, а то я бы с ней занялся… — проговорил какой-то красноармеец и тут же получил подзатыльник от Левченко.

— Заткнись, а то я тебе сейчас яйца поотрываю да башку твою дурную сверну. Скажу, что так и было.

— Товарищ старший сержант, смотрите! Живая она! Рукой и головой пошевельнула!

Левченко и Тишко подбежали к девушке. Старший сержант осторожно приподнял ее голову, другой рукой поправил платье, прикрыв ноги:

— Тишко, фляжку давай.

Тишко, скоро отстегнув свою фляжку и открутив колпачок, протянул ее Левченко. Старший сержант, смочив жидкостью губы девушки, осторожно влил ей несколько капель в приоткрывшийся рот. Девушка сделала небольшой глоток, после чего резко дернулась и открыла глаза, затем, приподнявшись, начала кашлять. Непонимающе и испуганно она оглядывала окруживших ее людей.

Левченко недоуменно посмотрел на Тишко:

— Что у тебя там было?

— Як що? Горилка!

— Вот балда. Воды быстро давай. Воды!

Тишко кинулся к красноармейцам, протянувшим ему несколько фляг. Выпив немного воды, девушка пришла в себя.

— Ну как, жива, дочка? Цела? Ранений нет?

— Жива, дядечка. Спасибо вам. Вроде бы не зацепило. Только голова кружится и тошнит немного. Ногу правую, наверное, подвернула. А вы кто будете?

— Цела — это хорошо. А голова кружится и тошнит — это контузия. Взрывной волной тебя с дороги сбросило. Мы свои, дочка, нас не бойся. А зовут-то тебя как, красавица? Как ты здесь оказалась?

— Оксана. Марченко я. Сама из Коростеня. В этом году школу закончила, хотела в медицинский институт поступать. А тут война началась. Немцы пришли. Меня мама к бабушке отправила, в село. Да не успела я. Все отступать начали, вот и я вместе со всеми. Теперь хочу в Сумы к тетке родной добраться.

— А батько твой где?

— Тато воюет. С первых дней в армию забрали. Где сейчас они с мамой, не знаю… — Девушка заплакала, вытирая слезы снятой косынкой.

— Товарищ лейтенант, — обратился к Григорову один из бойцов, — дорога свободна. Можно ехать.

— Хорошо. Все по местам. Основная колонна уже подходит, — крикнул бойцам Григоров, затем обратился к Левченко: — Григорий Васильевич, девушку в бронетранспортер, не бросать же ее здесь. Тишко, возьми ее корзину.

Старший сержант одобрительно посмотрел на Андрея, затем осторожно поднял девушку на руки и понес к бронетранспортеру. Тишко по-хозяйски, достав нож, перерезал бельевую веревку, забрав ее и корзину, также двинулся к «Ханомагу».

Погрузившись в бронетранспортер, из-за нехватки свободного места все, кроме девушки, стояли или сидели на бортах, Григоров приказал Гансу продолжить движение. К месту бомбежки стала подходить отставшая небольшая колонна. Замыкающим в ней ехал немецкий грузовик с нашими пулеметчиками.

Прошли село, вытянувшееся вдоль шоссе и имевшее всего одну улицу. Во дворах не было видно людей. Только кое-где из окон выглядывали испуганные лица местных жителей. Возле последней хаты на скамеечке сидел старый дед, одетый в порванную фуфайку и с фуражкой на голове.

— Доброго дня вам, диду! Где здесь у вас дорога в сторону через лес идет?

— Здоровеньки булы, диточки! А вон тамо, за колодязем. Як дойдешь, то побачишь.

Махнув деду на прощание, Григоров приказал Гансу ехать в направлении видневшегося на окраине села колодезного «журавля». Возле него собрались оставшиеся в живых после нападения самолетов беженцы, в основном женщины с детьми. Кое-где стояли подводы, хозяева поили лошадей. Особенно выделялся своей статью одетый в темную рясу священник с черной с проседью бородой и большим, болтающимся на цепочке блестящим крестом на груди, он поправлял лошадиную упряжь. На телеге сидели несколько детдомовцев. Рядом стояли остальные, а также две монахини с уставшей, заплаканной воспитательницей. Отдельной группкой расположились чужие красноармейцы, шедшие в толпе беженцев.