Алексей Шепелёв - Грани судьбы Страница 16

К числу презираемых нытиков командир причислял и мага Коллетта, приписанного к эскадрильи на случай неожиданного бунта драконов. Драконы, с самого вылупления из яиц воспитанные на положении послушной скотины, никогда не бунтовали, но Юний не считал мага и его големов излишней предосторожностью: мало ли какие мысли могут родиться у проклятых богами ящеров. Но вот человеком младший гражданин Коллетт был препротивным, и командир с удовольствием бы поменял чародея на другого Мастера Слова, если бы такой нашелся. Увы, пока что заменить волшебника было некем. Приходилось терпеть жалкого слизняка, всё время ноющего о писанных законах и не способного в ответ на удар по правой щеке ответить ударившему таким же ударом по тому же месту.

Поэтому Юний Ценамий несказанно удивился, увидав, как малиновый от натуги маг тащит через плац за вороты камиз своих учеников: правой — Танге, а левой — младшего, именем Вермант. А ученики — под стать учителю. Конечно, не атлеты, всё больше мозги развивали, а не мускулы, но всё же здоровые молодые ребята, не калеки. Могли бы и вырваться. Нет, с бараньей покорностью без малейшего сопротивления плетутся, куда влачит учитель.

— Многомудрый Коллетт, что делаешь ты с этими юношами? — не сдержал любопытства командир Ценамий.

Услышав его голос, маг отпустил одежду учеников, остановился, промокнул рукавом камизы с лысины обильный пот и надтреснутым голосом произнёс:

— Да пошлют тебе боги долгую жизнь, благородный Юний Ценамий. Этих недостойных болванов я как раз тащу на твой суд и, клянусь престолом Ренса, если ты приговоришь их к смерти, я не стану возражать.

Моррит заметил, как тупая покорность в глазах юношей сменилась неподдельным испугом. Интересно, что же такого они натворили?

— Клясться престолом Ренса пристало воину, любезный Коллетт. Ты же не воин, а всего лишь служишь при эскадрильи.

Чародей торопливо поклонился:

— Конечно, благородный командир Юний, я и не претендую на то, чтобы стоять рядом с воинами.

Рабы, кругом рабы… Жалкий народишко, снизу доверху одни рабы. Ценамий брезгливо поморщился и вздохнул.

— В чём их вина?

— Глупец Танге, да сгниют в прах его мозги, научился наконец-то командовать глиняным големом, благородный командир. И не нашел ничего лучшего, чем поспорить с другим дураком, сломает ли голем волшебный жезл. Благородному Юнию, хоть он не Мастер Слова, сила голема хорошо известна. Разумеется, он переломил жезл, словно гнилую орешину.

Командир эскадрильи недоумённо пожал плечами.

— Мне-то какая забота? Накажи своих учеников, как сам считаешь нужным. Завтра ко мне ещё припрутся оружейники, чтобы я наказал их нерадивых подмастерьев? Божественный Император оставил вам власть ваших эшвардов, братств и графов. Вот у них и ищите себе справедливости.

Коллетт замялся.

— Так ведь… Я ж говорю, благородный командир, жезл они сломали. А на нём — заклятья на драконьи оковы. Без него я как без рук. Мне одного дракона отпереть и запереть сил не хватит. А у тебя в оковах двое, не считая диктатора в гладиаторской школе.

Действительно, накануне Юний распорядился посадить на цепь двух молодых бронзовых драконов, что-то между собой не поделивших. Разбирательством кто там у них прав, а кто виноват, моррит себя не утруждал. Дисциплину нарушили — получите по шесть суток оков. В следующий раз подумаете, прежде чем скалить клыки и пускать в ход когти.

— Твои дела в гладиаторской школе меня не интересуют.

— Так всё равно. Хотя бы этим двоим надо завтра лапы смазывать, так ведь? Если драконы не смогут нести службу, то я буду виноват перед благородным командиром.

Только теперь до Юния Ценамия дошла вся серьёзность ситуации. Лапы драконам и впрямь надо было смазывать целебным отваром: прочная и крепкая, драконья чешуя от постоянного контакта с медными или бронзовыми оковами быстро воспалялась, покрывалась отвратительными долго не заживающими язвами, причиняющими ящерам мучительную боль. Страдающего дракона в небо выпускать нельзя, это и дураку ясно. А если дракон не способен к полёту, то спрос с командира эскадрильи. И тут даже на додекуриона вину не переложишь: за происходящее в бараке наказаний младшие командиры не в ответе.

— То есть, ты хочешь сказать, Коллетт, что не сможешь поддерживать наказанных драконов в боевой готовности? — тихо, с угрозой в голосе переспросил моррит. — Я тебя понимаю правильно?

— Не совсем так, благородный Юний, — затрепетал маг. — Если я найду подходящий деревянный жезл, то смогу за сегодняшний вечер наложить на него чары и некоторый срок он мне прослужит, я же употреблю это время на изготовление настоящего волшебного посоха.

Командир облегчённо перевёл дух. Самая страшная опасность, кажется, миновала. Впрочем, даже в худшем случае выход был: освободить одного из буянов сегодня, а второго — назавтра. Досидеть свой срок на цепи они смогут попозже, когда чародей решит свои проблемы. Но прибегать к такому решению можно было только в самом крайнем случае: отмена и смягчение наказаний никому и никогда на пользу не шли.

— Так, говоришь, подходящий? Это какой же?

— Мне нужна крепкая деревянная палка, длиной не менее хотя бы двух песов, — Заметив перемену настроения Ценамия, Коллетт тоже приободрился. — Не источенная червями, не тронутая гнилью, и чтобы без сучков.

— И только?

— Чего же более? Сила волшебного жезла не столько в дереве, сколько в наложенных на него чарах. С твоего позволения я немедленно же отправлюсь в город и…

— В этом нет нужды, — прервал волшебника командир эскадрильи. — Отправляйся к квестору. Накануне календ он получил новые палки для мётел, они прекрасно подходят к твоему описанию.

Авиаторы, уже давно стягивающиеся к месту зрелища и окружившие командира и мага широким кольцом, словно по команде дружно расхохотались. Чародей снова побагровел.

— Палка для метлы? Благородный Юний, Мастеру Слова не пристало…

— Я спросил — ты ответил, — холодно перебил Ценамий. — У квестора ты получишь то, о чём мне сказал. Если ты соврал — пеняй на себя. Служить в войске Императора — огромная честь. Божественный Кайл щедро награждает своих слуг, но сурово карает нерадивых. Слава Императору!

— Слава Императору! — взревели авиаторы, дружно ударив себя кулаками по груди.

— Повинуюсь, мой господин, — унижено просипел Коллетт.

— Прекрасно. А что касается твоих учеников… — взгляд командира эскадрильи остановился на стоящем среди своих подчинённых додекурионе.

— Помпилий! Отведи учеников многомудрого Мастера Слова в арестантскую палатку. Там они пробудут до вечернего построения, во время которого получат по дюжине ударов палкой за порчу военного имущества.

— Слушаюсь, мой командир! — склонил голову додекурион.

Глава 3

Тола. 9-й день до ладильских нон. Вечер.

Юн Дельбек был очень доволен своим новым постояльцем, торопским виноделом Мироном. В высшей степени достойный и почтенный человек. Вежливый, обходительный, непривередливый. При деньгах. В своём деле, видать, специалист, коли городское братство виноделов его сразу мастером признало. Сам почтенный Роэк, глава братства, обещал к нонам оформить все необходимые бумаги и дозволить Мирону заниматься в городе и окрестностях виноделием. И то сказать: погода в Толинике слишком сырая, холодная, да пасмурная, виноград здесь совсем не тот растёт, потому и виноделием мало кто занимается. Вот от пивоваров — повернуться некуда, что для трактирщика очень даже приятно. А вино приходится покупать у купцов, что с южными землями торгуют. Местные же виноделы зарабатывали себе на жизнь изготовлением настоек да бальзамов. Напитки, конечно, приятные, но употребляемые в значительно меньших дозах, больше зимой, чтобы побыстрее согреться да не простудится. А можно и при простуде, чтобы побыстрее выздороветь.

Сам почтенный Дельбек любил при случае выпить немного бальзамчику, изготовляемого почтенным Камюсом. Настоянный на плодах рябины, шиповника, болотной клюквы, ромашки, боярышника, листьях смородины, одуванчика, крапивы, малины, бадана и боги знают ещё на чём, напиток обладал удивительно приятным вкусом, замечательно поднимал настроение и улучшал самочувствие. Если Мирон сумеет изготовить не хуже — честь ему и хвала.

Да, у южанина есть все возможности неплохо устроиться в Толе. Здесь к чужестранцам относятся очень терпимо, если человек разумеет дело и способен принести городу пользу. Ну и, конечно, желательно, чтобы человек был хорошим. Поэтому и приглядывался трактирщик к гостю повнимательнее, но ничего предрассудительного не замечал. Единственным недостатком постояльца Дельбек считал чрезмерную доброту. Много воли Мирон давал нечкам, ох, много. Сразу видно — лакарец, они там все немного дикари. Ни один уважающий себя северянин не поселил бы зверей в комнатах, а винодел держал там сразу двоих: вейту и какого-то тощего как жердь урода, на которого человеку-то и смотреть было непотребно. Потому купец эту тварь вовсе не выпускал из комнат. Оно и к лучшему. Хозяин трактира на выселении нечек в сарай настаивать не стал: заплатил Мирон сполна и даже немного больше, за свои деньги человек имеет право обстроить жизнь по своему вкусу. Всё правильно. К тому же порядка от своих рабов винодел требовал неукоснительного. Стоило только дылде провиниться, как Мирон, разумеется, с согласия самого Дельбека, запер на ночь нечку в подвал. По правде говоря, трактирщик опасался за целостность припасов, но хорошо вышколенный раб не посмел тронуть хозяйского добра. Чтоб все так жили.