Гарри Тертлдав - Агент Византии Страница 16

Когда Аргирос осознал это, он бежал из дома, в котором началась и закончилась жизнь его молодой семьи, как будто дом этот был проклят. Он так и думал. За пару медяков он готов был купить факел, чтобы предать дом огню, и не важно, если при этом сгорит половина Константинополя. Он вслепую бродил по темным улицам и аллеям столицы.

Василий опомнился, проходя мимо церкви Святого Симеона. Позднее он решил, что, видимо, не случайно ноги занесли его сюда. Он подошел к дому Риарио. Из всех знакомых ему в городе людей именно доктор мог облегчить боль и умерить страдания.

Когда в ночи раздается стук в дверь, мужчины обычно подходят к двери с лампой в одной руке и с дубиной или ножом в другой, готовясь дать отпор разбойникам. Однако из-за своего ремесла Риарио привык к поздним посетителям. Еще закутанный в одеяло, он сразу открыл дверь.

– Да? Что такое? – спросил он и поднял свечку, чтобы разглядеть пришедшего.

Лицо доктора помрачнело, когда он узнал Аргироса.

– Значит, так быстро? – спросил он, не ожидая ответа. – Вам лучше войти. У меня есть вино.

Риарио наполнил маслом и зажег несколько светильников в гостиной, сбросил со стула на пол пару тряпок и взмахом руки пригласил магистра сесть. Вся комната была усыпана одеждой, книгами и медицинскими принадлежностями. Одинокие мужчины обычно бывают или очень опрятны, или наоборот. Доктор принадлежал ко второй категории.

Он поставил перед Аргиросом глиняный шин и другой такой же перед собой, не удосужившись достать кружки.

– Пейте.

Аргирос выпил. Как губка, его скорбь впитала вино и оно не подействовало. Он поставил кувшин.

– Но почему? – крикнул он, и комната наполнилась стоном.

– Спросите у Бога, когда предстанете на Страшном суде, – сказал Риарио. – Я собираюсь спросить. И Ему лучше придумать подходящий ответ, иначе я заставлю Его заплатить. Когда-то у меня была любимая жена и две дочери, которых я не смог снабдить приданым, и лицо, на которое приятно было посмотреть в зеркало. А через две недели… Но вам это известно.

– Известно. – Агрирос сделал большой глоток вина, а затем продолжил: – Я тоже хочу заразиться. Почему я здесь сижу целый и невредимый, когда они погибли?

Он опять почесал ладони.

– Никогда не желайте себе заболеть оспой, – очень серьезно произнес Риарио. – Никогда. Отравитесь, если хотите, выпрыгните из окна, но оспы себе не желайте. Скажите спасибо, что вы не знаете, о чем говорите.

Глаза доктора впились в магистра, сверкая от огня светильников. Смущенный этим пристальным взглядом, Аргирос опять поднес к губам кувшин. Риарио отвел глаза. Даже выпив, он не терял рассудительности. Его брови взметнулись кверху.

– Будьте осторожнее со своими пожеланиями, – прошептал он. – Может быть, вы уже подцепили ее.

– А? О чем вы?

– Посмотри на свои руки, глупец!

Магистр поставил кувшин и взглянул на руки. Его сердце заколотилось от ужаса. На пальцах и на тыльных сторонах ладоней было несколько ненавистных красных прыщей, теперь так хорошо ему знакомых. Пара из них уже превратилась в пузыри.

– Это невозможно! – воскликнул он. – Я не болен!

Риарио встал возле него, потрогал его лоб и уверенными и чуткими пальцами проверил пульс.

– Вы не больны, – наконец согласился он. Это прозвучало как обвинение; врач нахмурился. – Но почему нет? Это же оспенные язвы. Почему у вас их так мало?

– Не знаю.

Как ни абсурдно, но Аргирос чувствовал себя виноватым.

Риарио продолжал ощупывать и прикасаться к нему, пытаясь понять, почему Аргирос не выглядел больным. Магистр и сам никак не мог понять. Он видел, как оспа обезобразила Елену, а потом убила ее, видел, как недуг свел в могилу его сына, а у него самого была всего лишь горстка безвредных прыщиков. Если Бог решил выполнить желание Василия, это напоминало насмешку.

Вдруг Василий ударил себя рукой по лбу.

– Я дурак!

– Я бы охотно поверил, но почему вы так считаете? – спросил Риарио.

– Я не думаю, что подхватил оспу.

– Тогда что это? – Доктор кивнул на пузыри на руках Аргироса.

– Как же молочник, чей мальчик заразился этой болезнью, называл ее? Коровья оспа, вот что это такое. Я пару раз доил корову, чтобы достать молока для Сергия…

– Вы правы, и я тоже дурак, – уныло покачал головой Риарио. – Я довольно часто сталкивался с этой хворью у доярок, которые боялись, что они заразились черной оспой. Сейчас, когда столько настоящих больных я в первую очередь думаю о черной оспе и забыл о другой.

Продолжая ворчать на себя, доктор вьшгел из комнаты. Он вернулся с двумя кувшинами.

– Теперь потребуется еще немного вина.

– Я не хочу пить, чтобы отметить спасение, – заметил магистр.

– Тогда пейте, чтобы пить, или чтобы забыться, или просто пейте со мной за компанию, потому что я хочу напиться. Пейте, и все.

Риарио откупорил пробку кувшина с помощью скальпеля, поднял посудину и закинул голову назад.

Аргирос последовал его примеру. Наконец-то сладкое вино начало действовать. Он осоловело взглянул на Риарио.

– Что проку в вас, чертовы доктора, если вы не можете спасти ни одного больного?

Риарио не рассердился. Он опустил голову на руки.

– Хотел бы я, чтобы мы могли. Однако учтите следующее: мы вправляем кости, лечим порезы и ожоги, а иногда даже ловко управляемся с ножом.

Магистр кивнул.

– Ах, да, я видел это в армии. Но я помню такие походы, которые проваливались с самого начала, потому что половину солдат валил кровавый понос и никто с этим не мог справиться.

– Да, знаю; такое случается. – Риарио помедлил, но затем осторожно продолжил, как будто решаясь поделиться давно лелеемой мечтой, над которой Аргирос мог поглумиться. – Чего бы я на самом деле хотел, так это одолеть недуг еще до того, как он начинается.

Действительно, магистр едва не разразился смехом.

– И как вы думаете этого добиться?

– Откуда я знаю? – раздраженно ответил Риарио. – Я все думаю о царе Понта Митридате – помните, том, кто так упорно сражался с Римом во времена Суллы и Помпея. Он сделался настолько нечувствительным к ядам, многократно принимая их небольшими дозами, что, когда решил покончить с собой, не смог отравиться и прибег к услугам своего наемника.

– Чудесно, – заметил Аргирос. – А где вы возьмете маленькую дозу болезни? И…

Он осекся с открытым ртом. Он вспомнил Петра Склероса, его полную счастливую жену, их восьмерых детей – все они были здоровы, когда в Константинополе свирепствовала оспа. Он вспомнил отметины коровьей оспы на руке маленького Павла – и, конечно же, все остальные члены семьи Склеросов тоже переболели ею. Вспомнился и рассказ Риарио о том, как к нему приходили люди с коровьей оспой, опасаясь, что они заразились черной оспой.

– Во имя Пресвятой Девы и всех святых, – прошептал магистр.

– Что?

Риарио как будто еще сожалел о том, что поделился с магистром своими мечтами.

Запинающимся языком Аргирос изложил доктору свою догадку. Когда он закончил, то решил, что сейчас Риарио назовет его идиотом.

Врач медленно сжал руки в кулаки. Его лицо приняло выражение, которое Аргирос распознал не сразу. Василий припомнил времена, когда он служил в армии; как-то раз на опушке он наткнулся на дикого кота, выслеживавшего белку. Кот был так же сосредоточен, как сейчас Риарио.

– Постойте, – прошептал Риарио. – Вы понимаете, какое оружие вы дадите в руки врачей, если вы правы, Аргирос?

– Если прав, – повторил магистр. – А как вы это проверите?

– Я знаю, как можно это сделать, – заявил Риарио. – Взять немного гноя из язв и поместить его в разрез тому, кто уже переболел коровьей оспой. Если беднягу после этого не свалит оспа, то он уже ею никогда не заразится.

– Думаю, вы правы. Так сделайте это.

– Но с кем? – с усмешкой спросил доктор. – Какой безумец станет так рисковать собственной судьбой?

– Я, – ответил Аргирос.

– Не дурите, дружище. Если вы ошибаетесь, вы заразитесь по-настоящему, и не во имя исполнения глупого пожелания.

Магистр протянул вперед руки.

– Чего мне опасаться? Моя жизнь и так уже разбита.

– Это в вас говорит вино. И ваше горе.

– Утром я буду трезв и скажу вам то же самое. А что касается моего горя… если даже я доживу до возраста Мафусаила, все равно не перестану скорбеть. Вам-то это должно быть известно.

Риарио поморщился и неохотно кивнул. Тем не менее он сказал:

– Идите домой и ложитесь спать. Если вам хватит глупости прийти утром, что же, мы все обсудим, ели нет, я вас не упрекну, можете не сомневаться.

Аргирос не хотел возвращаться домой: воспоминания последних недель еще были чересчур горькими, чтобы он мог продолжать жить там. В конце концов, за него решили его ноги. Они стали ватными, когда он попытался встать из-за стола. Голова кружилась, как водоворот Сциллы. Он снова рухнул на стул и отключился.