Владислав Морозов - Принуждение к войне. Победа будет за нами! Страница 16

– И каким это образом вы вдруг затесались в компанию к незабвенному Сигизмунду Леваневскому? – поинтересовался я у Веника, несколько выйдя из неизбежного в этой ситуации ступора.

– Как и все прочие. Мне Родина приказала.

– Хорошо. И что именно вам приказала суровая и милая Родина?

– Я тебе уже говорил. Человек двадцать личного состава из нашей авиабригады в начале августа 1937 года откомандировали для обеспечения дальнего перелета самолета ДБ-А, бортовой регистрационный номер «Н-209». Сначала я находился в Москве. А потом на аэродроме полярной авиации Ягельный в районе Верхней Золотицы. Это на побережье Белого моря.

– И чего именно вы там обеспечивали, дорогой акадэмик?

– Ну, лично я и еще несколько человек, летавших в дальние рейды на Испанию в качестве стрелков-радистов, консультировали их бортрадиста Николая Галковского. На предмет особенностей тогдашней радиосвязи и радионавигации в условиях дальних высотных полетов и сильного обледенения…

– И как консультации? В смысле результата?

– Ну, вообще-то Галковский тогда был чуть ли не флагманским радистом всех ВВС РККА и работал в НИИ ВВС по этой части. Так что, рассуждая логически, он про радиосвязь и радиооборудование знал поболее, чем мы все, вместе взятые. А результат известен – их экипаж погиб.

– Что значит погиб?! Официально они пропали без вести, и их до сих пор ищут разные, мягко говоря, неоднозначные личности вроде моего земляка Модеста Шмулдаева, который совмещает хобби в духе Лары Крофт с работой офтальмолога.

– Это по официальной версии. А реальность, как легко догадаться, была куда проще и яснее. Если в двух словах – экипаж Сигизмунда Александровича Леваневского погиб при выполнении секретного правительственного задания. При этом задание они выполнили.

– Погодите… Какое еще задание? Экипаж, если я не ошибаюсь, стартовал в трансполярный перелет вечером 12 августа 1937 года. На вторые сутки они доложили по радио о каких-то неполадках в одном из двигателей, после чего с ними пропала связь. И на этом все – дальше начались поисково-спасательные работы и всякого рода домыслы…

– Умный ты, а все-таки дурак. Это же официальная версия. Кто тебе всю-то правду расскажет? Или забыл, где живешь? Тем более что цели проводившейся операции оказались выполненными лишь частично.

– Какой операции? Объясните вы толком?!

– Переверни страницу, – сказал Кинёв, кивая на лежащий передо мной фотоальбом.

Я перевернул страницу и обалдел. Там Веник и еще десяток авиаторов были сняты среди какого-то приткнувшегося между полярных сопок аэродрома. И на заднем плане были два ДБ-А. Братья-близнецы погибшего Н-209. Только эти аппараты были в светлой (серой или серебристой) окраске и с красными звездами на положенных местах. Из турелей обоих самолетов торчали стволы пулеметов, а под крыльями одного из них висели какие-то непонятные штуковины несколько угрожающего вида. Занятно…

– А суть операции «Полярная зимовка» (кто только такое название придумал?) состояла в следующем. В районе Северного полюса еще с гражданской войны дрейфовал какой-то «золотой пароход». То есть говорили, что белые собирались вывезти за границу какие-то большие ценности, то ли пытались пройти Северным морским путем, которого тогда еще не существовало, на Дальний Восток, то ли еще как. Ну, всех подробностей я не знаю. Короче, поскольку белогвардейцы все делали в большой спешке, пароход их к зимовке во льдах приспособлен не был. В общем, его затерло, команда померла. А вмерзший в лед корабль почти двадцать лет мотало вместе со льдиной вокруг полярной шапки…

Интересно, а стоило ли мне рассказывать своему новому знакомому, как там все было на самом деле? Ведь он тогда невольно соприкоснулся с одной старой, не дающей мне покоя тайной. Это ведь был не просто «золотой пароход». Колчак, отступая на восток в 1919 году, передал свои полномочия Верховного правителя России Антону Ивановичу Деникину. Одновременно было решено передать Добровольческой армии и часть ценностей колчаковского золотого запаса, который еще именуют «золотой эшелон». Чехам и союзникам адмирал уже тогда не доверял, подозревая, что они или «зажмут» золото и упрут его с собой за границу (что и произошло в итоге), или сдадут его большевикам в обмен на собственные шкуры. По сухопутью связи между Сибирской и Добровольческой армиями не было. Соответственно, для передачи ценностей оставался один-единственный весьма рискованный путь – по Ангаре и Енисею выйти в Карское море и дойти морским путем до Архангельска, где еще держалась Северная армия генерала Миллера. План был предложен капитаном 2-го ранга фон Шлибеном, который когда-то вместе с молодым Колчаком участвовал в полярных экспедициях. План отдавал чистой авантюрой, но других вариантов попросту не было. И действительно, все делалось в большой спешке. Под рукой у фон Шлибена был только байкальский речной ледокол «Баргузин». Его грузоподъемность ограничивалась 250 тоннами, то есть реально можно было погрузить 16 железнодорожных вагонов по 100 пудов в каждом. Соответственно, отобрано было самое ценное. А именно – платина, драгоценные камни, ювелирные изделия и всевозможные документы о тайных вкладах и займах за рубежом.

Я пытался подсчитать примерную ценность этого груза, и по моим прикидкам, она была не меньше остальной части золотого запаса, который тогда сперли чехи. Ну, а в остальном история была детективная. Шестнадцать отобранных вагонов загнали в тупик на разъезде Горинск, рядом с речным затоном. И фон Шлибен с его минимальной командой грузил все это добро на ледокол. Причем, по некоторым данным, погрузка закончилась уже после прихода красных. Но они успели погрузиться и, как было задумано, отплыть. Как водится, красные об этой акции белых знали. И в составе команды «Баргузина» был агент ВЧК, некий балтийский матрос Артемий Сенькин. Четких планов товарища Дзержинского и компании насчет этого ледокола я в архивах не нашел. Видимо, уже при выходе в море Сенькин должен был поднять на борту бунт и увести судно в контролируемое красными или просто какое-нибудь глухое место.

Дальше в этой истории начинается самое интересное. До Карского моря «Баргузин», судя по всему, добрался, но далее, видимо, застрял во льдах. По имеющимся сведениям, в середине 20-х в Европе объявились один или двое моряков из команды ледокола. Их рассказы были сбивчивы. Якобы на борту была перестрелка, которая ничем хорошим не кончилась. Потом все произошло прямо как в «Двух капитанах» у Каверина. Часть команды осталась зимовать на ледоколе, а часть попыталась выйти из льдов пешим ходом. Судьба тех, кто остался, в том числе фон Шлибена и Сенькина, осталась неизвестной. Ну, а от вышедших добиться ничего внятного не удалось. Разве что, у белоэмигрантской верхушки сложилась полная уверенность в том, что где-то у Северного полюса дрейфуют черт знает где огромные ценности, принадлежащие им и никому другому. И, насколько я сумел установить, с начала 1930-х годов кое-кто в белоэмигрантской среде устроил некую нехилую возню, связанную с «полярными исследованиями». А эту возню, в свою очередь, отслеживало (или даже контролировало) ОГПУ. Дальше в моих исследованиях на эту тему был явный пробел. По идее, если «Баргузин» не был окончательно раздавлен во льдах, он должен и сейчас болтаться где-то в тех местах. И вдруг оказывается, что еще в 1937-м кое-кто пытался разгрызть этот «орешек». А что именно этот – абсолютно никаких сомнений. Просто потому, что никаких других «золотых пароходов» там быть не могло в принципе. В общем, я промолчал, решив не возбуждать излишний интерес товарища Веника к этой тайне.

– Ладно, – сказал я как бы после научного раздумья. – Дрейфовал пароход двадцать лет. А на двадцать первый год что изменилось?

– Я тебе уже сказал, что всех подробностей не знаю. Этим большие чины из НКВД занимались и до нас все детали не доводили. Я тогда понял так, что эмигранты сумели точно определить местоположение этого дрейфующего парохода и организовали экспедицию, чтобы своего не упустить. И более того, они к моменту старта Н-209 уже были на месте. В составе их экспедиции, как обычно, был чекистский агент. Он сумел передать примерные координаты их местонахождения и частоты тамошнего радиопередатчика. Белогвардейская экспедиция довольно регулярно выходила в эфир. Ну, средства радиопеленгации тогда были примитивными. Однако их рацию все же смогли запеленговать. То есть район поисков был более-менее локализован. А Леваневский здесь скорее просто подвернулся под руку со своим перелетом. Тем более что все планировалось заранее, и о будущем перелете подробно писали газеты всего мира.

Но главная «фишка» состояла в том, что никто точно не знал – частная это у белоэмигрантов экспедиция или они сумели опереться на какую-то из западных держав. И в этой связи совершенно понятно, что одно – иметь дело с частной инициативой кучки белогвардейцев, и совсем другое – если их финансировали или хотя бы прикрывали англичане, американцы, канадцы или какие-нибудь скандинавы. Поэтому решили так – экипаж Леваневского во время перелета пролетает над районом белоэмигрантских поисков, точно находит место и далее действует по обстановке…