Юрий Корчевский - Лекарь Страница 17

А ещё через неделю произошло событие, изменившее уклад его жизни. Он уже стал привыкать к Владимиру, своей лекарне, даже какой-то интерес появился. Был бы научный склад ума — столько материала для диссертации собрать можно! Только Никита практик был.

Он уже заканчивал работу, раздумывая, куда отправиться поесть — на постоялый двор у Золотых Ворот или в харчевню на Варварке? На Варварку дальше, зато кормят — пальчики оближешь!

Софья тоже собиралась, уже платок накинула.

В этот момент у ворот остановилась подвода, заржала лошадь.

Никита вышел на крыльцо.

У ворот стояла не подвода, а настоящая карета — во Владимире их было по пальцам пересчитать. В открытую калитку ворвался боярин — в кафтане, суконной шапке, сафьяновых сапогах. Видел уже местных бояр Никита, по одежде научился различать.

— Ты, что ли, лекарь?

— Я.

— Ну слава Богу, нашли. Евстафий, помоги боярину.

И сам метнулся к карете. Дверцу открыл, подножку откинул.

Из кареты показался боярин в возрасте, сзади его поддерживал кто-то, а на подножке его под руки подхватил другой, тот, что спрашивал Никиту. Видимо — важный сановник, поскольку бояре вертелись вокруг него, как няньки вокруг ребёнка.

Никиту сразу насторожило, что сановник, согнувшись, прижимал к животу руки и едва передвигал ноги. Острый живот, насмотрелся уже таких Никита. Острый живот — это катастрофа в брюхе: прободение язвы желудка, острый панкреатит, приступ желчнокаменной болезни, аппендицит — да много чего. И, как правило, надобна операция. Можно понаблюдать час-другой, вот только анализы крови сделать невозможно.

Двое бояр бережно провели сановника в избу. Никита шёл перед ними, открывая двери.

— Раздевайте и кладите его на стол, — распорядился Никита.

На сановнике, несмотря на тёплое время года, было надето много одежды. Кафтан, тонкая ферязь под ним, рубаха шёлковая, под ней — исподняя.

Под бдительным взором бояр Никита начал осмотр.

Живот был напряжён, как доска, и при лёгком прикосновении мужчина кричал от боли. Язык сухой, пульс частил.

Насколько Никита мог, он расспросил больного. Иногда правильно, грамотно собранная история болезни могла подсказать правильный диагноз.

Понемногу крепло убеждение — желчнокаменная болезнь. Надо срочно оперировать, приступы в последнее время случались всё чаще. Только боязно. Случись летальный исход, что даже в лучших клиниках бывает — не сносить ему головы, причём не в переносном, а в прямом смысле. Ведь условий для такой операции фактически нет. Можно отказать. Чиновник тоже, с высокой долей вероятности, умрёт, но не у него в лекарне.

Никита посмотрел на землистое, страдальческое лицо боярина:

— Боярин, оперировать надо.

Тут же двое сопровождающих возмутились:

— Да знаешь ли ты, деревенщина, с кем говоришь? Это князь Елагин, правая рука самого Нащокина!

Ни о Елагине, ни о Нащокине Никита не слыхал никогда. Впрочем, мнение дворян Никиту не интересовало. Здесь должен решать сам пациент. Только он вправе распорядиться своей жизнью.

Никита взял князя за руку:

— Княже! Надо живот резать, оперировать. Не сделаем — день и ночь проживёшь только.

— А ежели резать?

Бояре снова открыли свои рты, но князь повернул к ним голову:

— Молчать! Я сам решать буду!

— Ежели резать, то по-всякому получиться может, — не стал скрывать от него серьёзности положения Никита. — Повезет с Божьей помощью — так впредь здоров будешь.

— Значит, шанс есть. Делай свою работу, лекарь. Бояр моих не бойся, без моей воли они тебе ничего дурного не сделают. Ты только скажи — что надобно?

— Пусть два матраса привезут, да подушки — после операции тебе здесь несколько дней провести придётся. Нельзя будет ехать, растрясёт.

— Тебе лучше знать. Приступай.

Князь повернул голову:

— Насчёт матрасов слышали? Ступайте.

Переглянувшись, бояре вышли. Хорошо — Софья не ушла, слушала, чем дело кончится.

Никита подозвал её к себе:

— Софья, помогать будешь. Сама видишь, человек непростой — князь и боярин, да и болезнь серьёзная.

— Ой, я крови боюсь!

— Не справлюсь я один. Инструмент подать надо, пульс посчитать.

Софья нехотя кивнула. Ну да, зачем ей проблемы? Проще травы собрать, высушить и продать. Хотя и это дело непростое. Мало того что траву нужную найти надобно, так ещё и сорвать её в определённое время суток. Какие-то растения полны сил на утренней заре, до сокодвижения, другие — поздним вечером. Тогда и эффект лечебный выше.

Тем не менее, раз решение принято, надо его выполнять.

Никита положил ватный тампон на лицо боярину, накапал эфира.

— Боярин, считай вслух, чтобы я слышал.

Пока пациент считает, стало быть, он в сознании, а как путаться начнёт — значит, наркоз действовать начал. Ежели смолк, можно проверить глубину наркоза и приступать к операции.

Так и сейчас. Боярин считать начал бодро, потом всё медленнее, и замолк. Никита кольнул его в живот кончиком ланцета. Никакой реакции. Значит, можно приступать.

Сделав разрез, он остановил кровотечение, перевязав сосуды. В брюхе боярина было полно спаек, видно — давно болячка его мучила. Обычно желчнокаменная болезнь чаще у женщин встречается, после родов. У мужчин же — любителей вкусно поесть. Как ни крути, всё вкусное вредно — те же шашлыки, выпивка. Хотя и другие факторы роль свою играют.

Он рассёк спайки, подобрался к жёлчному пузырю. Он был багровый, отёчный. В руку брать страшно — лопнет. Но шейку пузыря выделил, перевязал шёлковой нитью, перерезал. Вытащил пузырь, едва дыша, и он уже в руке лопнул. Не столько желчь потекла, сколько гной. И камней мелких полно, десятка два.

Пузырь Никита на полотно уложил — предъявить потом боярину, если пожелает. Сделал ревизию брюшной полости — нет ли других проблем, не оставлена ли салфетка?

В это время в комнату ввалились довольные бояре. Увидев Никиту с рукой в брюшной полости, всего в крови, они остолбенели.

— Прочь! — закричал Никита. Сейчас только пыли в ране не хватало.

Толпясь и мешая друг другу, бояре протиснулись через дверь в сени и недовольно забубнили. Как же, их, дворян московских, гонит прочь какой-то безвестный лекарь — как крепостных!

Никита ушил брюшину, мышцы, кожу. Обильно протёр рану самогоном. Князь застонал.

Всё, уже чувствует боль, наркоз отходит. Никита боялся, что наркоз перестанет действовать раньше, придётся добавлять эфир, а в воздухе и так довольно сильный запах анестетика.

С помощью Софьи Никита перевязал рану.

— Эй, господа бояре!

Оба сразу заявились.

— Жив князь?

— Жив! Несите матрасы и подушки, кровать вон в той комнате. Потом осторожно князя — со стола на кровать. Я помогу.

Бояре уложили на кровать матрасы. Хорошие матрасы, пуховые, и подушки под стать. Втроём они бережно перенесли князя.

— Что покушать купить?

— Ему пока ничего нельзя. Вот воды чистой ключевой — можно. А потому ступайте на постоялый двор, здесь вы только мешаться будете. Завтра с утра навестите.

— А как же…

— Всё, не мешайте князю. Он мужественно перенёс тяжёлую операцию, ему отдых необходим.

Бояре потоптались в нерешительности и вышли.

Через полчаса один из них принёс в деревянной бадейке ключевой воды и откланялся.

— Софья, ты иди, отдохни, — обратился к травнице Никита. — Мха мне оставь. Если повязка промокнет, запас мха нужен. За помощь спасибо.

Теперь Никита остался с пациентом один на один. Вымыв руки, он сменил забрызганную кровью рубашку. Эх, одноразовое операционное бельё сюда бы или хотя бы клеёнчатый фартук. А то ведь не настираешься, никаких рубах не хватит.

Князь постанывал, то впадая в сон, то приходя в себя. Таким пациентам обычно несколько дней кололи обезболивающие, да где их взять? А потчевать князя дурман-травой Никита боялся.

Устал он сегодня, на нервах несколько часов жил. Ни черта ведь ничего нет. Это счастье, что князь на столе не умер. Теперь — выходить!

Никита улёгся на соседнюю кровать. Периодически поглядывая на князя, он протягивал к нему свою руку и проверял пульс. Пульс частил немного, но наполнение было хорошее. Сердце у князя ещё вполне, должен выкарабкаться. Уже ночью лоб ему пощупал — немного горячий. Зная, что у князя после операции и после эфира во рту сохло, дал ему тряпицу, смоченную водой — пососать. А поить нельзя. И каждый час вставал, губы князю мочил.

— Пить хочу! — прошептал тот.

— Терпи, князь, нельзя тебе пока пить. Через три дня вволю напьёшься. А сейчас только тряпицу сосать, ты уж не обижайся. Чувствуешь себя лучше?

— Болит.

— Чего же ты хотел? Я у тебя в животе ножом ковырялся. Палец обрежешь — и то несколько дней болит, а тут живот. Камней у тебя в жёлчном пузыре полно было, воспаление. Промедлили бы ещё немного — и всё, конец.