Валерий Большаков - Позывной: «Варяг». Спасти Севастополь! Страница 17

Этот район у реки назывался Пристанью, тут хозяйствовали купечество да путейцы – склады, амбары, лабазы и лавки перемежались мастерскими и депо. Отсюда начиналась главная торговая артерия Харбина – улица Пекарная, протягиваясь в пределы Нового города, чисто российского облику, пересеченного, однако, Китайской улицей – то был своего рода Невский проспект столицы КВЖД.

Харбин хранил в себе облик русского губернского города: двух-трехэтажные особняки с лепниной, высокие серые, с зеркальным парадным входом и широкими окнами здания для богатых съемщиков, замызганные деревянные и кирпичные доходные дома для бедноты, где во дворах-колодцах, среди сохнувшего белья и помойных ящиков играли в «крестики-нолики» худые, бледные ребятишки.

По улицам катили пролетки с извозчиками в поддевках и высоких цилиндрах, пробегали стайки девочек-гимназисток, степенно шагали бородатые студенты в мундирах и фуражках со значками политехнического института.

А Старый город, застроенный бедными фанзами, превратился в дальнюю окраину, плавно переходившую в поля гаоляна.

На Китайской было много электрического света, улица заполнена людьми, повсюду красные флаги, с тротуаров вслед солдатам и офицерам РККА неслось дружное русское «ура» и китайское «шанго».

На перекрестке с Пекарной Жилин заметил группу молодых людей с красными повязками во главе со старым знакомцем, ротмистром Мустафиным.

– Это все белоэмигранты организовали, товарищ маршал, – охотливо объяснил шофер. – Штаб охраны Харбина! Бандитов ловят, мародеров, хунхузов, японцев – не все же сдались. Хорошо еще, наши танкисты и моряки подошли – навели шороху! Местная шпана теперь прячется…

Остановились в отеле «Ямато».

Иван порой улыбался, откровенно радуясь – «пятидневная война» прошла еще стремительней, чем в былое время. Меньше народу побили, больше спасли.

Показался генерал Белобородов, назначенный военным комендантом Харбина. Он сменил вороватого мэра Чжана Тинго, нажившего миллионы под японцами.

– Поздравляю, Афанасий Павлантьевич, – улыбнулся Жилин.

– Поздравили коня с весенней пахотой! – рассмеялся Белобородов. – Мэра мы прижали в одном из пяти его особняков – попутал Чжан свои амбары с японскими складами.

– Вор должен сидеть в тюрьме.

– Посадим. Меня другое беспокоит – хунхузы больно уж оживились, а у них шайки таки-ие… до тыщи человек доходят. Грабежи, налеты, убийства волной пошли. Вон, в пригородах харбинских, особенно в Фуцзядяне, Нахаловке, в Питомнике, уже на солдат нападают!

– Хотите совет? – серьезно сказал Жилин. – Обходитесь без задержаний, поступайте с бандитами по закону военного времени – расстреливайте на месте. Это враги почище японцев или фашистов, потому как нападают не открыто, а гадят исподтишка. Показать вам одну листовочку? Мы-то мимо проходим, для нас китайская грамота нечитаема, а вот полюбопытствуйте, что за перевод.

Белобородов перевернул листовку и прочитал:

– «Красная Армия пришла в Маньчжурию по приказу нашего главы правительства Чан Кайши, японская армия не воевала и сама сгинула…» Мило! «Почему безоговорочно капитулировал японский империализм? Думаем, всем понятно. Это результат борьбы великого полководца генералиссимуса Чан Кайши, Америки и Англии. Да здравствует Чан Кайши! В союзе Китая с Америкой, Англией пойдем на Москву! И в Москве выпьем чару вина! Выступайте против большевиков!» Ну, ничего себе! Это уже не бандитизм, это похуже.

– Это война, Афанасий Павлантьевич. НКВД уже занимается и хунхузами, и гоминьдановцами. Сам Судоплатов прибыл с Отдельной мотострелковой бригадой осназа. Порядок будет, но крови нам попортят изрядно.

– А вы представляете, что начнется, когда мы заявим, что Маньчжоу-го станет Маньчжурской АССР?

– Так и я о том же! Зато уж как придавим здешний гадюшник, как разгребем здешнее окаменевшее дерьмо, сразу задышится легче! Ну, успехов.

Обменявшись крепким рукопожатием, генерал и маршал расстались.

Штаб ВВС еще держался – по инерции, поскольку не существовало больше 1-го Дальневосточного фронта, но дисциплина скрепляла людей в единый коллектив. Они и расположились-то на одном этаже отеля, в смежных комнатах.

Жилин занял люкс, пересыщенный азиатской помпезностью. Вечером в номер заглянула Лида.

– Товарищ маршал, – несмело сказала она, – вы просили сообщать…

– Что там, Лидочка? – улыбнулся Иван.

– К Порт-Артуру подходят авианосец «Советский Казахстан» и линкор «Иоанн Грозный». На борту авианосца только дежурная группа штурмовиков, ангары пусты, ждут эскадрильи 122-го полка. Там еще пара крейсеров, они дежурят в Желтом море…

– Замечательно! – энергично кивнул Жилин. – А то в Тихоокеанском флоте всего-то два крейсера и числится.

«Советский Казахстан» не так давно звался «Графом Цеппелином» – это был недостроенный немецкий авианосец на шестьдесят-семьдесят самолетов. С верхними и нижними ангарами, парой катапульт и шестнадцатью 150-миллиметровыми орудиями, корабль развивал тридцать четыре узла[15].

– Замечательно, – повторил маршал. – Чего там еще подкинули?

– На аэродром «Центральная-Угловая» переброшены тяжелые четырехмоторные бомбардировщики «Ил-22». Реактивные!

– Очень хорошо! Будет чем пугануть Чан Кайши с Трумэном.

В следующую секунду всю политику со стратегией выдуло из головы Ивана – Лидочка очутилась так близко, что щекой он ощутил веявшее от девушки тепло.

Столетний дед вспомнил, что Рычагову всего-то тридцать четыре и обет целомудрия он не давал.

Руки будто сами собой обняли тугое, гладкое, горячее, а рот вслепую нашарил сухие Лидины губы…

…Утро выдалось прекрасное – тяжелые шторы с золотым узором и висюльками пропустили полосу света, отразившегося в зеркалах. Поймав «солнечный зайчик», Жилин сморщился и подвинулся, прижимаясь к Лидиной попе.

Девушка не спала. Живо развернувшись, она обняла Ивана и тесно прижалась к нему.

– Я люблю тебя… – прошептала она, пряча лицо на груди у Жилина.

Иван нежно огладил ее волосы, спину, поцеловал в шею, в щеку – и ощутил солоноватый вкус.

– Ты плачешь?

– Это от счастья… Ты не думай ничего, я не набиваюсь в генеральши. Просто… Просто я хотела побыть с тобой, и вот… А потом я уйду.

– А я вас не отпускал, товарищ лейтенант.

Добрых полчаса они провозились в постели. Золоченые статуи ловили стоны, отрывистое хихиканье, бурное дыханье.

Жилин ничего пока не решил, да и нельзя решать жизненные вопросы в спешке, на ходу, вторя своим желаниям. Тут надо все обдумать.

Раньше у Ивана мелькали мыслишки о том, что Лида не зря добивалась его – девушку могли подослать спецы из НКВД.

В ведомстве Берии на него ничего нет, но держать носителя гостайн под контролем – первейшая обязанность чекиста.

Этим утром Жилин полностью отбросил подобную версию – чересчур Лида была эмоциональна, чересчур страстна. Женщина, которая плачет от любви, не годится в агенты.

Оставив Лиду досыпать после ночи, Иван тихонько умылся, побрился, оделся. Едва он потянулся за фуражкой, как в дверь поскреблись.

Жилин открыл, и в номер ввалился барон Савада. С головой, обвязанной окровавленным бинтом, в форме не по размеру он являл собой душераздирающее зрелище.

– Господин барон? – удивился Иван. – Вот уж кого не ожидал увидать.

– Господин маршал! – прохрипел Савада. – У русских бытует посровица: «Лучше поздно, чем никогда». Пожаруйста! Император готов заключить союз с СССР на любых условиях!

– Где же он раньше был? – проворчал Жилин.

– Заговор, господин маршал! – взвыл барон. – Императорская гвардия, подкупленная шпионами амэ, держала тэнно[16] взаперти и говорира от имени его величества! Но нашлись верные адмиралы, вернули свободу императору, и вот его слово: «Япония почтительно просит Советский Союз договориться о мире и согласии, дабы обратить наше оружие против общих врагов – Америки, Англии и Китая».

Жилин вздохнул, хотя был рад такому исходу. В самом деле, лучше поздно, чем никогда. У императора Японии – миллионы солдат, больше сотни кораблей, тысячи самолетов. Это сила. А две силы…

– Сейчас же идем к маршалу Василевскому, – сказал Иван, натягивая фуражку. – Такие вопросы решаются на уровне Кремля.

Выйдя в коридор, Жилин увидал подбегавшего дежурного. Тот, мазнув взглядом по Саваде, четко отдал честь и выпалил:

– Товарищ маршал! Пароль «Черный свет»!

А.И. Ковтун-Станкевич:

«…С началом военных действий, когда армия форсировала Аргунь у небольшой приграничной деревушки Старо-Цурухайтуй и начала продвижение в глубь Маньчжурии, штаб Забайкальского фронта переместился из Читы в Монголию, в местечко Тамцак-Булак. Туда мы добрались поздно вечером. Павловский, начальник оперативного управления фронта, к которому я немедленно явился, сразу же направил меня к командующему фронтом. Маршал Малиновский принял меня и приказал быть готовым к отлету в Мукден, куда после капитуляции предполагалось переместить штаб фронта. Я назначался военным комендантом города. В мое распоряжение для обеспечения охраны выделялся батальон мотоциклистов из 6-й танковой армии. С помощью этих сил необходимо было навести порядок в городе с населением свыше двух миллионов человек. Вдобавок капитулировавшие японские войска еще не покинули Мукден. Части 6-й танковой армии также следовали в город, но их задерживали размытые ливнями дороги. Утром я, мой заместитель подполковник Кравченко вылетели с аэродрома Тамцак-Булак в Мукден. Что ждет нас там?.. Вот и аэродром.