Дмитрий Бондарь - Другой Путь. Часть 1 Страница 17

Он зажал ее в своей руке и спросил, глядя прямо в глаза:

– Что произойдет в ближайшие две недели? Я должен быть уверен в том, кого рекомендую Воронову.

– Наше правительство откажется от Олимпиады в Лос-Анджелесе. Сегодня или завтра.

– Понятно, это давно назревало. Что еще? Скажи что-то такое, о чем никто знать не может. И догадаться тоже.

– Суд в Гааге вынесет решение о запрете США морской блокады Никарагуа. Тоже совсем на днях.

– Уже лучше. Еще что-то?

– 18-го мая в Североморске будет взрыв. Вернее, несколько взрывов. Сгорят хранилища с ракетным топливом, будет угроза ядерного заражения, но корабли и подводные лодки с ядерными боеприпасами на борту успеют отойти от берега.

– Диверсия? – взгляд его стал колючим.

– Я не знаю, честно, – признался я. – Всякие версии рассматривались. Не знаю, что там было на самом деле. Вы же понимаете – секретность.

– Хорошо. Я проверю.

Изотов отпустил мою руку и набрал на диске телефона несколько цифр. Все так же смотря прямо мне в глаза, поднес трубку к уху. Громкие гудки вызова были ясно слышны и нам с Захаром. И еще я услышал, как стучит мое сердце. После пятого гудка трубку сняли.

– Здравствуйте, Геннадий Иванович! Да-да, это я. Сижу вот, думаю, как там… Опять? И куда они все смотрят? Нет, Геннадий Иванович, ну так же нельзя! Правильно, вот это правильно! В конце концов, вы пенсионер союзного значения, орденоносец, они это должны понимать?! Что? Ну да, ну да. А Константину Устиновичу? Да как же, помню, конечно! Понятно. У него своих болячек как блох на барбоске. Да и не помнят люди добра. А я по-старому. Пыхчу еще. Огород-малина, будь она неладна! Истыкался колючками весь. Я чего звоню-то, Геннадий Иваныч? Что? Да! Нет, ну это само собой, десять лет уже. Так чего звоню – дело у меня к вам образовалось. Нет, по телефону долго все рассказывать, а мне нюансы важны. Хотел в гости заехать, если можно. Что? В больницу? Надолго? Так это хорошо. За две недели я подготовлюсь, да и вы пободрее будете. Конечно, конечно, Геннадий Иваныч, собираюсь вас поэксплуатировать. Ну вот и чудно. Только я не один приеду. Внуки мои. Нет, за них хлопотать не стану, они парни уже взрослые, сами о себе похлопочут. Просто показать хочу – надумали они кой-чего. Через две недели? Хорошо, Геннадий Иванович, буду считать, что мы договорились. Выздоравливайте. Хорошо, конечно. Всего доброго.

Изотов положил трубку. Посмотрел на нас и сказал:

– Ну вот, можете собирать вещи. Либо на Колыму, либо… куда Геннадий Иванович отправит. Он мужик резкий – посылал в дальний путь и Фрола Козлова и, если нужно было, дорогого Леонида Ильича. И хоть сейчас давно уже на пенсии, но связи и люди остались. Многое может, если поверит вашим… байкам.

– К-к-кто это? – слегка заикаясь, спросил Майцев.

– Воронов Геннадий Иванович. На западный манер – бывший премьер-министр России лет десять назад. Да нет, уже больше прошло… А потом глава народного контроля – он лучше всех знает ситуацию в нашем хозяйстве. В начале семидесятых они с Байбаковым и Косыгиным пытались объяснить Брежневу и Суслову, что внедряемая ими аграрная политика дотирования сельского хозяйства на самом деле убивает село и вызовет продовольственный кризис. Его сняли с должности, а продовольствие очень скоро пришлось закупать за рубежом. Вот такие дела. Так что жду вас здесь ровно через две недели, хлопцы. А мне на огороде нужно поработать. И без того мы с вами уже заболтались – весь день пропал, считай.

Ошарашенные новостью о скором знакомстве с бывшим Председателем Совета Министров РСФСР, мы молча – не прощаясь – вышли на улицу, пребывая в каком-то ступоре, понимая, что только что наши полугодовые приготовления подошли к значимому промежуточному итогу. И либо неведомый пока Воронов нам поможет, либо… О втором варианте развития событий думать не хотелось.

– Смотри, как все хорошо устроилось! – сказал Захар, когда мы поднимались на платформу Жаворонки, зажав в руках только что купленные билеты до Москвы. – Поговорим с этим дядькой, все порешаем – и в бой! Надоело уже читать доклады и отчеты перед съездами и пленумами. Все одно там ни слова правды нет.

Я промолчал, потому что подходящая электричка издала пронзительный гудок, в котором ничего нельзя было расслышать.

– Домой поедем на две недели? – спросил я, когда мы устроились на жестких деревянных сиденьях. – Или останемся парад на 9-е мая смотреть?

– Конечно, останемся! Когда еще увидим такое?

– А жить где будем?

– Ну-у-у, – протянул Захар. – Можно, конечно, в гостиницу, а можно…

Он довольно ухмыльнулся чему-то.

– Договаривай, Захарка.

– А можно к Леньке Попову в общагу завалиться! На пару дней-то он нас пустит?

– К Леньке? – Я поморщился. – А адрес есть?

– Вот, – предусмотрительный Майцев извлек из кармана клочок тетрадного листка. – ДАС[9], улица Шверника, дом девятнадцать. Станция метро «Университет».

Ленька Попов в школе дружил с Захаром – одноклассником и первым собутыльником. Мое с ним знакомство свелось лишь к нескольким коротким эпизодам. Мы учились в разных школах и встречались только на турнирах «Кожаный мяч», где каждый играл за сборную команду своей школы. И воспоминания о нем у меня были не самые хорошие – я играл в нападении, а он, более рослый и тяжелый, в защите, и поэтому частенько мне доставалось от него по ногам.

– Поехали, заодно узнаем, чем дышит советская журналистика!

– Ладно, – вздохнул я. Про советскую журналистику и в самом деле было интересно. – Черт с тобой, ты ж не отвяжешься.

И мы поехали. По настоянию Захара не в метро, а на трамваях – чтобы увидеть Москву.

Глава 5

Была она невообразимо огромной. Я смотрел в окно и почему-то представлял себе вереницы машин, везущие продовольствие в этот почти десятимиллионный город. Столица готовилась отметить тридцать девятую годовщину Победы – на фонарях развешивали флажки, на стенах – портреты и транспаранты, кое-где была заметна свежеокрашенная бронетехника с белыми колесами, но мне было не до того: я смотрел на лица людей и представлял, какими они станут в самой скорой перспективе. Потом мне это наскучило: слишком много людей, лиц, судеб. Я переключился на здания, мелькавшие среди распускающейся листвы.

Забавно было, что с постройками в Москве происходило то же самое, что и дома – призраки домов, парков, дорог преследовали меня. Наверное, я неплохо знал этот город в своем неслучившемся будущем. А, может быть, и в уже случившемся – именно сейчас настал один из таких моментов, когда все оказалось особенно зыбким и ненадежным.

С Ленькой Поповым мы встретились на улице – он выскочил из общаги в киоск за сигаретами. За то время, что я его не видел, он стал еще больше – наверное, вырос уже под два метра, выглядел при этом в три раза наглее и самоуверенней. Вид имел слегка опухший: щеки-нос-подбородок – все вроде как надуто воздухом и обсыпало рыжеватой щетиной. Не будь со мной рядом Майцева – я бы сам не узнал в этом человеке своего соперника по футбольным баталиям.

– Захырыч! – Заорал Ленька, едва его взгляд наткнулся на одноклассника. – Чувак, ты откуда?

Он принялся тискать беднягу Майцева, очень похоже на то, как медведь в цирке мучает гармонь. Между делом и мне он протянул свою лопатообразную ладонь – поздоровался.

– Вот ты молодец, Захарыч, что приехал! Не ждал, не ждал тебя здесь увидеть! Бабки есть? Бухнуть нужно. Представляешь, сегодня вторник, завтра праздник, а я на нулях вообще! И зачетная неделя на носу – всю степуху отдал аспиранту одному за эту… ну как ее? За курсовую работу, короче. «О коммунистическом воспитании читателя советских газет»! Во тема досталась, да! Откуда мне знать, как их воспитывать – читателей советских газет? Слышали, чего ТАСС сегодня объявил? Наши не поедут на Олимпиаду в Лос-Анжелес! Нормально, да? Это нужно отметить! Зато решили устроить двойника Олимпиады – «Дружбу-84». Аж в девяти странах одновременно! Эх, получить бы аккредитацию куда-нибудь на Кубу – мулатки, ром, сигара-гавана… Так что с бабками?

Захар достал кошелек, в котором хранил деньги на мелкие расходы – два трояка, несколько синеньких пятерок, десятку и в потайном карманчике (я о нем знал) свернутую стоху. Он раскрыл свою «сберкассу» и, тяжело вздохнув, отдал Леньке десятку, пятерку и оба трояка.

– Ух ты! – Обрадовался Попов. – Живем, бродяги! Так, вы ждите меня здесь, я минут через сорок! Курите-нет, не помню?

– Нет, – ответил Захар, а я просто помотал головой.

– Ну и отлично, чуваки! Мне больше достанется. Чего пить будем? Водочку или конину?

Захар посмотрел на меня, а я пожал плечами.

– Тогда конину, – решил за нас Ленька. – На беленькую уже смотреть не могу, «андроповка» хоть и дешевая, но такая… бе-е… Только коньяк! Возьму две по четыре звездочки, с пятью разницы во вкусе почти не чувствуется, а по литражу больше выйдет. Можно было бы и с тремя, но завтра праздник! Да с четырьмя и пить не так отвратно, как с тремя. И клопами пахнет еле-еле. Устал я от клопов. Хотя, если сначала выпить, а потом еще раз сбегать, то можно и с тремя брать. Не люблю, когда много денег, – пожаловался он, но вернуть деньги не решился, – от возможностей голова пухнет. Ладно, ждите меня, камрады!