Александр Афанасьев - Наступление ч. 3 (СИ) Страница 17

— Идут, хозяин.

Нурутдин посмотрел на бинокль туда, куда указывал пехлеван — заметил. И в самом деле, заметил. Дым над горами, не дым даже — а дымок, когда работают десятки дизелей, да на дурной солярке — это заметно даже с такого расстояния. Вот и хорошо…

— Передай по цепи! Всем приготовиться! Замаскироваться!

Санобар взял камешек, ловко кинул его в сторону ближайшего к нему бойца. О том, что шурави теперь научились слушать частоты, на которых обычно работают рации муджахеддинов и таким образом узнавать о готовящейся засаде — духи уже знали…

Нурутдин осторожно поднял голову, когда первые машины уже показались из-за поворота, они шли с довольно большой для этих скоростью и, что самое странное — в колонне не было ни танков для сопровождения, ни боевых машин пехоты, ни бронетранспортеров — обычные машины. Хотя… обычными их назвать было сложно. Угловатые, со спрямленными листами кабины, с малой площадью остекления, с какими то решетками на кабине — они шли ходко и даже одним своим видом выражали угрозу.

— Пропускаем… — решил Нурутдин-хан — не стрелять!

Поздно. На этот случай существовал свой способ предупреждения, но — поздно! Со склона к одной из машин потянулась стальная стрела, лопнула яркой вспышкой на обрешетке кабины. Следом стартовали еще несколько — били грамотно, голова, середина, хвост колонны, главное остановить, потом уже добивать. Со склона хлестнули автоматы…

Головная машина, которая должна была остановиться от гранатометного выстрела[23] — гранатомет мог сжечь танк, не то, что кабину грузовика шурави — продолжала идти…

С нескольких машин слетел тент — и в сторону бандитов глянули стволы скорострельных пушек и крупнокалиберных пулеметов. Мгновение — никто не успел и опомниться, как скорострельные установки с ходу открыли шквальный огонь по склонам, буквально заливая их огнем. При этом — колонна шла, ее так и не удалось остановить.

Ни про управление боем, ни про дальнейшие попытки остановить колонну речи уже не было — Нурутдин-хан даже не пытался рассмотреть колону, как он это обычно делал — стоящие машины шурави, такие грозные в поле и такие беспомощные здесь, в афганских горах, дым, желто-черные клубы огня от разрывов гранат, мечущиеся, горящие, пытающиеся вести бой фигурки людей — шурави. Ничего этого не было — а была лишь свинцовая метель, пожирающая склон.

Когда колонна прошла — Нурутдин — хан так и лежал, закрыв голову руками.

— Вставайте, амер — подтолкнул его пехлеван.

Бандитский главарь медленно поднялся. Склон был буквально перепахан.

— Кара Аллаха…

— Надо уходить, амер. Шурави вышлют вертолеты…

— Кара Аллаха… — Нурутдин-хан остановившимися глазами смотрел на дорогу, на склон, где то тут, то там — рваными кучами тряпья лежали те, кто еще час назад составляли его отряд. Кое-где поднимались — но это был уже не отряд. Это было сломленные и испуганные люди — чтобы их снова не послали в бой, они будут готовы на все, убить его, предать Джихад, переметнуться на сторону коммунистов. Все что угодно — только не под ливень свинца, пожирающего склон…

— Кара Аллаха…

Пехлеван, не обращая внимания, потащил своего амера за собой. Где-то — то ли далеко, то ли совсем рядом, горы обманчивы, любят играть со звуком — рокотали лопастями вертолеты.

Колонна прошла — с одним убитым и одним раненым. Банда Нурутдин-хана, потеряв в засаде тридцать шесть человек, уже не сможет восстановиться никогда. Все произошло так, как и боялся опытный бандглаварь — его убили во время следующего ночного привала, Санобара тоже убили. Остатки бандитов, деморализованные, разбежались…

Если послушать лиц "сильно демократической" национальности, тех самых, у которых мама русская, а папа — юрист, то получается, что человеческая жизнь в СССР ничего не стоила. Это утверждение, кстати, было одним из основных мессаджей, которые вбивали в голову советским людям предатели и враги народа. Ваша жизнь ничего не стоит, вы для государства — ничто! Как назло (а может и не как назло) рвануло в Чернобыле, потонул теплоход Адмирал Нахимов… все эти катастрофы создавали у людей ощущение беспомощности, хрупкости разрушающегося на глазах мира, вызывали неврозы и фобии. Каждый из этих случаев обрастал слухами — причем ни Второе ни Пятое управление КГБ СССР не сделали ничего для того, чтобы эти слухи пресечь. Наоборот, засекречивая, замалчивая случившееся, не делая из этого простых и понятных выводов — делали только хуже. Один погибший слухами превращался в десяток, в сотню, в тысячу, распространялись самые дикие слухи — что нас травят, что в овощах нитраты и их нельзя есть, что от экологии вымирают чуть ли не целыми городами. Истерия после Чернобыля привела к остановке строительства атомных станций и деградации всей атомной отрасли — а ведь фирм, способных полным циклом производить гражданские атомные реакторы в мире было — на пальцах одной руки пересчитать! Да что там говорить… Мальчик в овраге нашел пулемет — больше в деревне никто не живет — никогда такого не слышали? А ведь этих частушек — в свое время было море, все они были сделаны по единому шаблону и явно не детьми, били, прежде всего, по детям, которые с хохотом рассказывали их друг другу на школьных переменах. А ведь самые мудрые педагоги уже били тревогу — в частушках этих закладывалась поведенческая модель — наплевательское отношение к чужой жизни, смерть как предмет шутки, мимолетная жестокость, недоверие к власти. Вот и думай — то ли детей неразумных, ремнем по мягкому месту, то ли серьезно выявлять авторов этой идеологической диверсии…

О том, что произошло у посольства СССР в Кабуле в Москве стало известно через десять минут, более-менее полная информация (пусть предварительная) появилась через полчаса. Еще через полчаса — из Кабула в Москву вылетел маршал Соколов, член Политбюро ЦК КПСС. Еще через час — генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Соломенцев приказал собирать экстренное заседание Политбюро ЦК КПСС. Ему ответили, что многие члены Политбюро уже отдыхают, а кто и уехал — и получили в ответ такой поток мата, что весь остаток дня по чинным коридорам ЦК взмыленные чиновники бегали вприпрыжку.

Вот как советские чиновники, жестокие, бесчувственные и бессердечные — отреагировали на случившееся в Кабуле!

Генерал-майор госбезопасности Гейдар Алиев опоздал на заседание Политбюро ЦК КПСС на полчаса. Но каждую минуты этой половины часа он потратил с максимальной пользой, и теперь был готов не только защищаться, но и атаковать. Он прекрасно понимал, что первый вопрос, который возникнет на Политбюро — кто виноват, и виноватым, прежде всего, будет он. Но лучшая защита — это нападение и ПГУ, а точнее следовавшие с ним генерал госбезопасности Бояров и полковник госбезопасности Караваев дали ему оружие для того, чтобы нападать.

— Партбилеты с собой взяли? — осведомился Алиев

Контрразведчики синхронно похлопали по карманам — в здание ЦК пропуском был только партбилет, никакой другой документ там не признавался.

Больше Алиев не произнес ни слова, и не попытался даже дать каких-то рекомендаций, как вести себя. Караваев должен был присутствовать на заседании Политбюро первый раз, нервничал — но виду не показывал. Впрочем — может и не пригласят.

Машина — черный бронированный ЗИЛ с Волгой сопровождения — проехала в Боровицкие ворота, покатила по чисто выметенным асфальтовым дорожкам. Внутри Кремля все было освещено, на антрацитно-черный асфальт из темной выси небес падали редкие, задумчивые снежинки.

Пропуск им выписали сразу, было сразу видно, что Председатель Президиума Верховного Совета пользуется в здании авторитетом. На третий этаж поднялись не на лифте, а пешком — как обычно, здание казалось вымершим — пустые, застеленные красными ковровыми дорожками коридоры, торжественная тишина. Можно было бы сказать — слышно, как муха пролетит — да кто ее сюда пустит, муху то…

Перед кабинетом Генерального секретаря Алиев притормозил, дал указания

— Сидите спокойно, пока не позовут. Говорите правду, как есть. Не приукрашивайте.

— Есть! — ответил Караваев, хотя его ответа никто не ждал.

Алиев завел ГБшников в приемную, сам исчез за дверью, где проходило заседание Политбюро.

Собрались не только узким составом — но даже без кворума. Соломенцев, Громыко, Алиев, Соколов. Соломенцев и Громыко — старая гвардия, давно спелись против Алиева, он это знал. Соколов держался нейтрально, грызни не любил, много времени проводил в Кабуле — значит, вызывали, прилетел спецрейсом. Примерный аналог Совета национальной безопасности при Рейгане, только еще более узкий состав. Можно сказать — силовой комитет Политбюро.