Александр Бушков - Д`артаньян – гвардеец кардинала. Книга первая Страница 17

Лишь оказавшись на улице, он трезво подумал, что в одночасье нажил себе чересчур уж могущественных врагов, в то время как друзей поблизости по-прежнему не наблюдалось. Но гасконец ни о чем не сожалел, наоборот, был доволен собой, как только может быть доволен беарнский недоросль, богатый лишь бравадой и не научившийся по молодости лет беречься опасностей. Удручали его даже не внезапно нажитые враги, а то, что одна из дорог, по которой он намеревался было шагать к успеху и карьере, оказалась совершенно непроходимой…

Но разве эта дорога была единственной?

– Что же, – проворчал себе под нос д’Артаньян. – Самое время вспомнить какую-нибудь подходящую гасконскую пословицу. Что бы такое… Ну как же! «Если тебе не удалось напиться из озера, ступай к роднику»… Черт меня подери, самое оно!

Глава восьмая

Капитан мушкетеров кардинала

Особняк на улице Сен-Оноре, где держал свою штаб-квартиру капитан мушкетеров кардинала Луи де Кавуа, во многом напоминал резиденцию де Тревиля – точно так же и обширный двор, и приемная были полны господ самого бретёрского вида, развлекавшихся шутливыми поединками и последними придворными сплетнями, среди которых главное место отводилось самой знаменитой любовной интриге королевства тогдашнего времени – недвусмысленным ухаживаниям за Анной Австрийской блестящего герцога Бекингэма, фаворита и первого министра английского короля. История эта столь широко распространилась по Франции, что д’Артаньян слышал кое о чем еще в Тарбе, – но здесь она обсуждалась с той смелостью, какой не могли себе позволить провинциалы. Господа гвардейцы без малейшего стеснения соглашались, что после известного свидания в амьенских садах его величество король, несомненно, стал обладателем того невидимого украшения на челе, что видно всякому, кроме его обладателя. Если и были какие-то частности, требовавшие дискуссий, то касались они вещей глубоко второстепенных – например, сколько всего раз королевский лоб оказался увенчан теми развесистыми отростками, что составляют неотъемлемую принадлежность четвероногого сподвижника св. Губерта[3]… Поскольку в ближайшие недели во Францию должно было прибыть английское посольство, дабы торжественно увезти на свой туманный остров предназначенную в жены королю Карлу Первому принцессу Генриетту Марию, сестру Людовика Тринадцатого, сходились на том, что глава означенного посольства, герцог Бекингэм, надо полагать, приложит все усилия, чтобы выполнить еще одну миссию, не обозначенную в верительных грамотах…

Впрочем, все, даже самые злоязычные, признавали, что нельзя очень уж строго судить молодую королеву – ведь известно, что его величество в некоторых вопросах является полной противоположностью своему славному отцу Генриху Наваррскому, обрекая молодую и пылкую испанку на унизительное целомудрие. Коли уж дошло до того, что его христианнейшее величество особым эдиктом запретил при дворе не только чересчур смелые вырезы платьев, но даже и наряды, чрезмерно обтягивающие фигуру, дабы, как он выражался, «не поощрять откровенных приглашений к сладострастию и избыточной вольности нравов»…

Собственно говоря, насколько уяснил д’Артаньян, прислушиваясь к разговорам, неудовольствие здесь вызывало, конечно же, не стремление королевы найти маленькие любовные радости на стороне, а то, что она для этих целей выбрала не кого-то из славных французских дворян, а заезжего англичанина, традиционного врага Страны Лилий. С этой точки зрения предыдущая королева Мария Медичи, даром что итальянка, показывала себя французской патриоткой – если, конечно, не считать презренного Кончини…

Нужно отметить – быть может, с прискорбием, – что д’Артаньян уже не шарахался так от этих разговоров, как это имело место в особняке де Тревиля. Он уже перестал ждать, что вот-вот ворвется королевская стража и поволочет всех присутствующих в Бастилию. Начал понемногу привыкать, что столичные пересуды чрезвычайно вольны и, что немаловажно, караются колесованием или Бастилией в исключительно редких случаях…

Когда лакей провел его в кабинет капитана, он увидел перед собой мужчину тридцати с лишним лет, чуть располневшего, с румяным лицом, не лишенным известного лукавства, – и буквально сразу же по выговору опознал в нем уроженца Пикардии.

– Прошу вас, садитесь, шевалье, – предложил де Кавуа с той чуточку отстраненной вежливостью, что служит признаком человека безусловно светского. – Итак, вы – д’Артаньян… из Беарна. Подобно многим провинциалам вы… да что там, и ваш покорный слуга в том числе, пустились в Париж за фортуной… Мне следовало бы поинтересоваться вашими рекомендательными письмами, но я слышал, что вы их утратили при странных обстоятельствах…

– Ваша милость! – воскликнул д’Артаньян в непритворном удивлении. – Неужели слухи о злоключениях ничем не примечательного дворянина докатились и до Парижа?!

– Его высокопреосвященство кардинал обязан знать все, что творится в стране, – сказал де Кавуа уклончиво. – А следовательно, и его слуги обязаны не ударить в грязь лицом… Итак, вас угораздило столкнуться с этими головорезами Атосом и Портосом…

– И, между прочим, даже остаться победителем в поединке! – заявил д’Артаньян, гордо подняв голову.

– Да, и это мне известно… Вы, часом, не пытались ли найти на них управу у господина де Тревиля?

– Господин капитан, вы, честное слово, ясновидец, – сказал д’Артаньян, заметно поскучнев. – Как раз пытался, но… В общем, мои надежды оказались напрасны.

– Этого следовало ожидать, д’Артаньян. Мушкетеры короля, начиная с их капитана, – тесно спаянная компания, кое в чем подобная, увы, алжирским пиратам… Человеку со стороны нечего искать справедливости там, где ущемлены их интересы.

– Я это уже понял, – сказал д’Артаньян. – Ну что же, у меня остается еще шпага, с которой вышеупомянутые господа уже знакомы… И я знаю, где их искать…

– Послушайте моего совета, молодой человек, – серьезно сказал де Кавуа. – Конечно, при быстрой ходьбе обычно одолевают изрядный кусок пути – но и больнее всего расшибают себе ноги, излишне торопясь вперед… Вы сейчас не более чем одинокий храбрец – а эти господа многочисленны, спаяны традициями роты и, что еще опаснее, имеют неплохую поддержку в Лувре. Так что, умоляю вас, воздержитесь от опрометчивых решений. Я не сомневаюсь в вашей храбрости, но даже славные герои прошлого не рисковали выходить в одиночку на целое войско…

– Вот об этом и разговор! – живо подхватил д’Артаньян. – Поверьте, любезный капитан, я не настолько самонадеян, чтобы в одиночку противостоять всему свету. Собственно говоря, я и прибыл в Париж, чтобы, смирив гасконскую гордыню, стать частичкой некой силы…

– Догадываюсь, – кивнул де Кавуа. – Вероятнее всего, вы станете просить о зачислении в роту?

– Вы, положительно, ясновидец, – поклонился гасконец. – В самом деле, я имею дерзость просить вас именно об этом.

Де Кавуа посмотрел на него с хитрым прищуром:

– И вас не останавливает то, что гвардейцы кардинала, как бы это дипломатичнее выразиться, не всегда окружены всеобщей любовью? Увы, большей частью обстоит как раз наоборот…

– Черт побери! – сказал д’Артаньян. – Какое это имеет значение, если сама служба столь выдающейся личности, каков кардинал, искупает все неудобства? Знаете, мой отец крайне почтительно отзывался о его высокопреосвященстве и ценит в нем государственного мужа… И то, что я видел и слышал по дороге сюда, лишь укрепляет меня в этом убеждении. И, наконец… – дерзко ухмыльнулся он. – Эта самая неприязнь, что порой высказывается окружающими, как раз и служит великолепным поводом…

– Почаще обнажать шпагу?

– Прах меня побери, вот именно!

– Сударь… – сказал де Кавуа. – Если надо быть бравым, для этого совсем не обязательно быть задирой. Бывают порой случаи, когда поручения кардинала как раз заключаются не в том, чтобы звенеть шпагой…

– Охотно вам верю.

– И запомните еще вот что, любезный провинциал, – продолжал де Кавуа. – Не хотелось бы, чтобы ваше буйное воображение сыграло с вами злую шутку. В конце концов, и мушкетеры короля, и мушкетеры кардинала служат одному королю, одному знамени. Конечно, случаются порою… прискорбные инциденты, вызванные чрезмерной запальчивостью. Однако стычки таковые, безусловно, осуждаются как его величеством, так и его высокопреосвященством, рука об руку трудящимися на благо королевства…

– Ну да, я знаю, – сказал д’Артаньян с видом величайшего простодушия. – Я кое о чем наслышан был в дороге… Мне говорили достойные доверия люди, что господин кардинал порою рассылает по провинциям специальных людей, чтобы они отыскали ему тамошних знаменитых бретёров, достойных пополнить ряды мушкетеров его высокопреосвященства… Речь, разумеется, идет о том, чтобы таковые господа проявили себя исключительно против испанцев или иного внешнего врага…