Андрей Архипов - Поветлужье Страница 17

— Можно было в Суздале нанять, серебро еще оставалось, так? — пытаясь добраться до правды, продолжил Иван. — И на отяков пойти... За них же не вступится никто? Черемисы их не трогают только потому, что взять с них нечего, а холопов из бывших врагов своих делать не хотят. Так же, как и вы, правильно?

— В Суздаль али Суждаль, как многие ее называют, не заходили мы. А про отяков сказывать... С черемисами издревле ратятся они, иначе не осталось бы их на землях этих. Не так просто их взять, как ты мыслишь. Но прав в одном... не по нраву мне на полях наших людишки подневольные, набранные в набегах и силой в полон уведенные. Другое дело, ежели к тебе ворог пришел, а ты его полонил и работой своей он волю выкупает али жизнь. Да и закупам я не противлюсь.

— У Трофима Игнатьича по молодости жинка у половцев поганых сгинула, — вмешался Никифор, с сочувствием глянув на десятника.

— Но не нам менять предков наших заветы, и мои мысли тут силы не имеют весомой, — предупреждающе зыркнул на старосту Трофим Игнатьич.

— Кто ведает, десятник, что жизнь нам преподнести может? — облокотился на стену Иван и сложил на столе кисти рук в замок. — Знай одно: если помощь моя в этом надобна будет, рассчитывай. А насчет силой нас охолопить, так разве хочется тебе нож в спину получить? К каждому холопу воя не приставишь, леса кругом темные...

— Ты что, угрожаешь мне? — поднял глаза десятник.

— Упаси меня боже, просто рассказываю тебе, какие трудности ждут весь, если попытается она старыми порядками на новом месте жить. Я не враг тебе, пришел милости у тебя просить и защиты. А также всеми силами помогать тебе и общине вашей в малых и больших делах, — выделил слово "тебе" Иван.

— Добре, что ты понимаешь это... Только вот велики ли твои силы? Два сопливых отрока? Али ты, сбирающийся к старости учиться у моего дружинника владеть мечом? Равноценная ли мена выходит?

— Дозволишь ли умение показать свое, пока еще время светлое? — Егерь, получив кивок согласия, потянулся назад за свертком. — Любим, есть ли у тебя рвань какая, что не жалко испортить, или шкура старая?

— В углу, под навесом, порченые да резаные лежат, Радка умение свое испытывала. — Огонек гордости высветился на мгновение в дедовых глазах, несмотря на укоряющие будто бы внучку слова.

— Тогда милости прошу за ворота.

Иван спустился с крыльца, подобрал два чурбачка, негодной выделки шкуру под навесом, и вся честная компания отправилась за тын.

— Николай, не в службу, а в дружбу... сходи, развесь вот это недоразумение, метрах так в пятидесяти-шестидесяти, — произнес егерь, передавая тому завернутые в шкуры поленца и доставая из свертка двустволку. — Я из ружья Вячеслава попробую шмальнуть, оно покучнее вроде стреляет.

— Схожу, чего не сходить. А пошто не в чехле принес?

— Так как бы еще наш разговор сложился... Люди тут горячие, не чета нашим временам, — тихо в сторону произнес Иван. — А чехол жесткий, удобно через него не возьмешься, чтобы прикладом поработать... Тряпка же мне в этом деле не мешает, да и скинуть ее я в любой миг могу. Оба ствола, кстати, я еще перед нашей с ними беседой зарядил.

Крякнув, Николай отправился расставлять мишень, а десятник, скрестив руки, подошел поближе к егерю.

— Чем поразить хочешь, Иоанн?

— Иван я, так правильнее. Но лучше зови как все — Михалычем. Смотри, это мое оружие, называется ружье. Оно не боевое, для охоты предназначено. Поймешь, что такое и как действует?

— Не мыслю я, на что ты длань свою положил. А звать тя буду не по отцу, а просто воем, раз ты меня десятником кличешь. Давай, дело твори, которое хотел.

Иван кивнул, равнодушно соглашаясь на предложенное имя, и стал дожидаться возвращения Степаныча. Потом вскинул двустволку, помедлил мгновение и нажал на курок. Грянувший выстрел заставил отшатнуться окружающих, а Никифор даже присел и стал мелко креститься.

— Что за гром небесный ты на землю спустил, вой? Невместно пужать так людей добрых.

Трофим Игнатьич протянул руку к ружью, второй ствол которого Иван предусмотрительно разрядил, поднес оружие к лицу, повертел его, вернул обратно. Потом рассмотрел полешки и старую вылинявшую шкуру, простреленную решетом в диаметре сорока сантиметров, и вопросительно поднял голову на егеря.

— Именно такое оружие применялось в моем отечестве, умные люди его сделали, — начал объяснять Иван. — Но больше нет ни людей тех, ни ружей, да и зарядов, что поразили цель, осталось очень мало... Однако теперь ты должен понимать, как мы ратились. Учитывая, что и пострашнее кое-что было. Скрывать не стану, если заряды кончатся, то оружие это будет бесполезно, не найдем мы чем снарядить его.

— Лучник десяток стрел за часец пошлет в цель, а это?

— Именно это примерно так же или чуть менее, если точно попасть надо.

— Не сдюжит ваша воинская рать против лука доброго. Добрый лучник стрелу за триста шагов положит в цель.

— Наша сдюжит. И положит всю вашу, не потеряв никого. Но ты прав в одном... — начал отвечать Иван, выковыривая застрявшую дробинку из поленца. — Это на мелкую дичь заряд, дробь называется. Если побольше кусок свинца взять, то полетит и дальше, и точнее. Вот, к примеру, метров э-э-э... шагов за сто в тебя стрелу пустят, уклонишься?

— Знамо дело, ежели одна. Или на голомень приму.

— Меч плашкой выставишь? Понятно... А в моем случае ты не увидишь ничего и не отмахнешься. Обычную кольчугу на раз пробьет... Ну да ладно, чего это я хвастаю. Как уже сказал, на десяток выстрелов меня хватит, а потом оружие можно будет выбрасывать. Показал я тебе все это только для того, чтобы доказать, что не только оружие, но и люди у нас сильно от ваших отличаются. Сам смотри, сможет кузнец ваш сковать такое? — показал Иван на ствол.

— Донес ты до меня свою мысль, вой, — задумался десятник. — Прав ты... Тебе виднее, как использовать знания ваши. Совет держать будем. Есть про что другое молвить?

— Как не быть. За стол вернемся?

— Добре.

Беседа завершилась только заполночь. Как только все вернулись в дом Любима, десятник отпустил Петра, которому выпало караулить весь до утренних петухов, и разговор сразу продолжился. Правда, уже сопровождался чашей хмельного меда, пущенной по кругу, и поеданием нехитрой закуси. Одной чашей дело и ограничилось, желающих принять больше не оказалось, всем хотелось сохранить ясность рассудка. Благо, тем для разговора набралось предостаточно. Сначала Иван выпустил тяжелую артиллерию, заставив Николая пройтись своими планами по кузнечному и кирпичному делу. Затем к собравшимся прибились Антип с Вячеславом, обошедшие за это время многих соседей с выборочным осмотром скотины. Это еще более подогрело интерес десятника и старосты. Все-таки лекарь в веси появился, как бы ни отмахивался Вячеслав от такого звания. Тем более что Антип на все лады расхваливал его, сказав, что соседская коровенка уже почти совсем оклемалась, а его кормилица уже не дрожит и только слышно, как газы выходят через заклиненную пучком соломы пасть. И соседского мальчонку посоветовал как лечить, заварив травы, собранные почти у самых ворот. А то уж больно кашель у того был тяжелый. А у него самого все нитки повыдергал... Эти слова Антип сопровождал действием, крутя во все стороны свою намазанную йодом физиономию и показывая, что след от медвежьей лапы почти зарос.

Присовокупив возможность обучения счету и письму одних "сопливых отроков" другими, Иван еще более перетянул на свою сторону Трофима Игнатьича и Никифора. Правда, оговорился, что счет и письмо у них свое, но от этого писать и считать хуже не будут, да и читать церковные книги ученики уж как-нибудь уразумеют. Все-таки буквы немного похожи.

Сам капитан в отставке, кроме обучения навыкам меча у Свары, выпросил у десятника несколько уроков стрельбы из лука. При этом он добавил, что овладеть этими навыками в полной мере у него не получится, однако и погибать за просто так ему тоже не хочется. Главной же своей задачей Иван определил составление карты земель, которую взялся нарисовать, не подумав, правда, на чем он это будет делать. Кроме того, егерь собрался координировать работу поисковиков, которых договорились выделить на поиски руды. Также Иван оговорил их кормление и вещевое довольствие, которое вервь должна была взять на себя, а потом еще и выцыганил у общества землицу за старой пажитью вверх по течению Дарьи. Там им разрешили поставить пятистенок, а также разбить огороды под свои опыты, благо, неплохая полянка для этого находилась совсем рядом. Тут же, метрах в стах, на самой речке в дальнейшем можно было бы поставить плотинку и приспособить водяное колесо для кузнечных нужд. Подробности раскрывать Николай не стал, потому что время было позднее, но обещал завтра поутру рассказать все Любиму. Под это дело и под новый пятистенок была выпрошена бригада плотников, которую дали на десять дней, оговорив, что все построенное ею будет принадлежать общине. Овощами тоже заинтересовались. Староста даже пообещал выделить баб на обработку земли, если новые общинники на следующий год поделятся невиданными плодами. Точнее, как невиданными... Лук дружинники у князя на службе пробовали, но в весях он еще не прижился. А морковь не узнали вовсе. Десятник сказал, что она должна быть белая и помельче. На вкус же собравшимся пробовать Иван ничего не дал. Нечего, мол, продукт губить.