Дмитрий Морозов - Пленники вечности Страница 17

— Что же с самим Громобоем приключилось?

— А это мы сейчас спросим у него самого, — сказал Ходкевич, шаря факелом вокруг.

Среди бочек и свешивающихся с потолочных крюков свиных окороков он заметил слабое шевеление.

— Связан, — прохрипел Кривин, метнувшись вперед и приподняв пана Жигеллона с соломенной подстилки. — Сейчас кляп сниму, глоток воздуха его взбодрит.

Послышалось хриплое дыхание и бессвязная ругань.

— Не воздух ему сейчас нужен, а вот это… — Ходкевич встал на колени, бережно поддерживая седовласую голову, поднес к запекшимся губам Громобоя мех с вином.

— Кликни людей, пусть спустятся и помогут ему выйти. — Королевский посланник сосредоточенно срезал ремни, опутывающие тело спасенного.

— И кто же его сюда упрятал, да так ловко? Маржанка ведь и вправду со мной прибыла в поместье.

— Это еще предстоит выяснить. Думаю, кто-то из холопов. Нашелся ли в усадьбе кто-либо, кто «опознал» родственницу, нечаянно нагрянувшую с целой хоругвью?

Кривин стал припоминать.

— Такой рыжий детина, конюх здешний. Он, да еще какая-то монахиня, находившаяся тут невесть зачем. Точно, совершала якобы какое-то паломничество, или обет какой исполняла… я в этом не силен. Эта божья пташка говорила, что знала в Кракове пани Маржанку и даже возила от нее письма к Громобою, пока не приняла постриг.

— Их сейчас нет в поместье?

— Как в воду канули третьего дня.

Появились гусары, помогли подняться Громобою, который хлопал глазами и нес какую-то околесицу, повели вверх по лестнице.

— Надо выйти к солнцу, милостивый государь, — заметил Кривин, кинжалом отхватывая от окорока изрядный кусок и впиваясь в него зубами. — Тошно здесь. Дух крысиный, солома гнилая…

— Погоди-ка. Сударь…

Ходкевич прошелся вдоль стен, высветил еще одну дверь, ударил в нее ногой повыше замка, приналег плечом. Кривин поискал глазами, выхватил из стенной скобы погасший факел, принялся чиркать кресалом. Ходкевич исчез в черном зеве открывшегося прохода.

Наемник успел доесть добрую треть окорока, приложиться к меху королевского посланника, оставшемуся лежать на соломе, — и тут наконец появился Ходкевич. Факел в его руке дрожал, лицо было белее мела.

— Многое я повидал на своем веку, но такое…

— И что же там? Скелет бабушки Громобоя?

Кривин протиснулся мимо Ходкевича. В пляшущем под земляными сводами факельном свете он увидел чудовищную картину. Подвал был буквально завален телами. Пять или шесть трупов, изуродованных, скованных кандалами и связанных ремнями… Тяжелый застоявшийся смрад ударил в нос, под ногами пискнула крыса, метнувшаяся по оскаленному лицу мертвеца в темный угол.

У дальней стены страшного помещения высился резной дубовый стол, заставленный алхимическими ретортами, заваленный исписанными листами и пыточными инструментами. На стенах алели написанные кровью бесовские знаки — пародия на нормальные буквы и рыцарскую геральдику.

Кривин выскочил, как ошпаренный.

— Помилуй бог, — прошептал он. — Довелось побывать в тайнике настоящего некроманта!

— Долго же сей грех замаливать… — Ходкевич уже справился с эмоциями, двинулся вверх по лестнице. — Давненько не случалось такого в здешних краях. Когда король узнает, велит спалить поместье и пепел развеять.

— Не велит, — убежденно сказал Кривин. — Всякое про него говорят, но никто не отрицает несомненные военные таланты. А укрепление здесь знатное, да и расположено отлично. Чистая заноза в боку московитов, вторгшихся в Ливонию. Здесь надобно божьих людей пригласить со свечами и книгами. Они быстро нечистый дух выведут.

Очутившись на свежем воздухе, королевский посланник расправил плечи.

— Приведите сюда пани Маржанку, или как там ее…

Самозванка явилась сама, двое гусар следовали за ней в отдалении.

Ходкевич уставился ей в лицо, силясь прочесть хоть тень, хоть намек на то, что перед ним не человек, а посланник бездны. Понятное дело, печати сатаны на челе он не углядел.

— Вы бывали, пани, в сем подвале?

— Бывала, — улыбнулась совершенно спокойная Маржанка. — Жаль только — вас со мной не было, милостивый государь. Я уж вам кое-что пошептала бы на ухо…

— И эти шаловливые ручки, — пробормотал Кривин, — сами держали клещи и прочую палаческую справу?

Маржанка уставилась на свои белые ладони, словно впервые их увидела. Потом подняла лицо на наемника и улыбнулась ему.

— Предатель, — сказала она еле слышно. — Знай, от мести моей тебе не уйти ни на земле, ни на воде.

К Ходкевичу протолкнулся тот самый ратник, что первый усомнился в убытии Громобоя из поместья.

— Не знаю, пан Ходкевич, что вы в том подвале нашли, кроме моего хозяина, но догадываюсь. Вы карлика поймайте!

— Какого карлика?

— Был в ее услужении такой… коротколапый горбун с бесовской рожей. Только и показался в первый же день, как заехала к нам сия самозванка. После в ее покоях сидел.

— Это где же, — засопел Кривин. — Уж не в верхней ли комнатушке терема?

— Больше негде ему прятаться было, — подтвердил ветеран. — Выходил он только глухими вечерами, когда Маржанка к погребу ходила, будто ключница.

— Горбун, говоришь? — Кривин отчего-то раскраснелся и сделался необычайно зол. — А ну-ка, сударь мой Ходкевич, вели обыскать терем.

Вскоре действительно нашли карлика, который умудрился спрятаться за сундуками.

Там была у него медвежья шкура, какая-то снедь и даже фляга с вином. Словом, устроился уродец весьма комфортно, аккурат напротив опочивальни Маржанки.

— Вздернуть его на воротах, — ярился Кривин. — И не снимать, пока воронье не склюет!

— Без суда нельзя! — Ходкевич гадливо рассматривал мелкие черты уродца.

— Какой тут суд — полный подвал трупов, пыточный инструмент, а у него руки вон какие здоровенные… Не Маржанка же из людей жилы тянула? Не по силам ей.

Кривин не унимался, ходил вокруг связанного карлика, едва сдерживаясь, чтобы не заколоть кинжалом.

— Да вы на рожу его поглядите? Христианин истинный, увидав такую рожу, обязан враз за колом осиновым бежать, или за посеребренным мечом. У всякого колдуна помощник есть, дух нечистый. Когда это кот, когда крыса, а случается — и такой вот вурдалак, созданный в насмешку над родом человеческим.

Ходкевич покачал головой.

— Церковникам его показать надо. Да и опросить не мешает.

— А ты спроси его о чем-нибудь, пан кавалер, — посоветовала Маржанка весело. — Густав, скажи: Ходкевича не мать родила, а баран вычихал.

Горбун улыбнулся своей хозяйке и что-то промычал.

— Он говорить не умеет? — спросил Кривин, отступая от карлика, словно от ядовитого гада.

— Открой рот, Густав.

Ходкевич глянул на разинувшего пасть карлика и со вздохом отвернулся. Язык уродца был вырван под корень.

— Но у тебя, милашка, — набычился Кривин, — язык имеется. Говори — почто людей мучила?!

— Расскажу — не поймешь, тупица. Не твоего это ума дело.

— Отчего же не отпираешься, не юлишь? — спросил Ходкевич. — Ведь знаешь, что тебя ждет.

Маржанка повела вокруг взглядом, и бывалые воины отшатнулись.

???

соломы в волосах, измятое платье — и более ничего. Жигеллон долго смотрел на Маржанку, та на него.

— Смешно, милостивый государь, — заметил пан наконец. — Действительно, похожа на тетушку мою, да и на бабку. Вот только глаза пустые и холодные, не наши, не фамильные.

Маржанка глядела на него, словно на неодушевленную колоду.

— Говоришь, людей она умучивала? В двух шагах от меня? Видно, двери крепкие, или рты ведьма им замыкала заклятьем каким… Ничегошеньки я не слышал, кроме иной раз мерзкого хихиканья карлика, да звона тихого.

Самозванка вдруг открыла рот и холодно спросила:

— А ты внимательно посмотри в эти глаза. Ничего не припоминаешь? Не фамильные черты ищи, верно, не родственница я тебе…

Ходкевич с интересом наблюдал, как Громобой оглядывает лицо Маржанки со странным выражением на физиономии.

— Тридцать лет назад дело было, ближе к Пасхе, на дороге к мельнице. Тогда край еще в запустение не пришел, — напомнила Маржанка. — Некий молодой барчук с псарями и собаками ехал с охоты и повстречал юную богомолку, идущую в деревенскую часовню.

Жигеллон вдруг схватился за сердце и тяжело осел на подушках.

— Напомнить тебе, как собаками травил для озорства? Плетью бил? Как потом подол на голову задрал, а после, натешившись, своим псарям отдал?

— Замолчи, прошу тебя.

Маржанка безразлично отвернулась.

— Тебя я точно настигну. Жаль только, не в этот раз, все откладывала на сладкое, хотела с делами срочными разобраться, а потом уже и припомнить старый должок.

Ходкевич удивленно поднял брови, переводя взор с женщины на побледневшего пана.