Михаил Белозеров - Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018 Страница 17

— Это-о-о… — гордо отозвался мужик, выпячивая щуплую грудь. — Велели передать, если не уйдёте, то заживо сожгут.

— Но-но! — со значением сказал Герман Орлов и легонько толкнул чудо в спину.

Не любил он, когда кто-то в его присутствии хамил любимому майору.

— А они огнемёты притащили, — произнёс мужик таким тоном, словно не хотел, но выдал военную тайну.

— Ну и что? — пренебрежительно сказал Герман Орлов и посмотрел на Севостьянихина так, чтобы он не вздумал поверить мужику и чтобы, не дай бог, не принял неправильного решения, например дать дёру. Нравилось Герману Орлову воевать в гостинице.

Но майор Севостьянихин, поглядев на мужика, ещё больше нахмурился.

— Идите к себе в Россию, — ободрённый его молчанием произнёс мужик. — Домой. К себе, за Урал. А мы здесь власть будем новую устанавливать. Так сказали они мне.

Последнее он добавил, должно быть, от себя с большим удовольствием. Не уважали местные российскую власть. Кто же её уважать будет, если её нет, если она ослабла до того, что отдала свою исконную территорию, зло подумал Игорь, а ещё его удивило то, что мужик абсолютно не боялся, хотя должен был понимать, что за такие речи можно было не только по шее схлопотать.

— Слышь… отец… — сказал Севостьянихин, цедя слова, как забияка перед дракой, — ты-то сам-то те огнемёты видел?

— Видел, — уверенно ответил мужик и даже позволил себе гордо хмыкнуть, мол, неужто мы не понимаем в военном деле?

— Ну и какие они?

— Да вот такие, как у вас, — мужик показал на РПГ-7.

— Понятно, — весело среагировал Севостьянихин и потерял к мужику всякий интерес, а его знаменитый нос презрительно фыркнул, выразив всеобщее презрение к Имарату Кавказ.

— Ты погоди! Погоди! — возмутился мужик, сообразив, что дал маху. — Я тебе ещё не всё сказал!

— Ты своим передай, — перебил его Севостьянихин, — что они хоть атомную бомбу притащат, а мы здесь стоим и стоять будем. Понял?!

— Понял, — скис мужик.

Быстро он сообразил, что его больше никто слушать не будет. Хорошо хоть живым отпустят.

— Правильно, командир, — сказал Герман Орлов. — Ходят здесь всякие, — он дёрнул мужика за рукав, — ты мне больше на глаза не попадайся, а то коленную чашечку выбью. Ёпст!

— Да я что?.. — наконец испугался мужик. — Мне сказали, я передал. Сказали: «Иди, а то дом сожжём».

— А где ты живёшь? — поинтересовался Игорь. — На какой улице?

Вот теперь мужик не то чтобы испугался, а перетрусил на всю катушку:

— Гм-м-м… на этой… как её…

— Ну?..

Мужик замялся.

— Ёпст! — возмутился Герман Орлов.

— Забыл улицу? — спросил Игорь, вовсе не радуясь этому факту, не нравилось ему, когда взрослые люди попадали впросак.

— А чего вы меня проверяете?! — возмутился мужик. — Что я не свой? У меня, кстати, в паспорте штамп стоит.

— Вот как ты запел?! — удивился Герман Орлов. — Когда жареным запахло, вспомнил о России. Шлепнуть тебя надо! — задумчиво добавил он и почесал небритый подбородок.

— Это почему?! — присел мужик.

— А потому что пропаганду ведёшь?! — Герман Орлов снова дёрнул его за рукав.

— Так ведь хватит вашей власти, — нашёлся мужик, — давай нашу!

— Это какую?

— Народную.

— Нет такой власти, — сказал Севостьянихин. — Вернее, была семьдесят лет и кончилась, хорошая власть была, только вся вышла.

— Соединенные Штаты отдали нам все эти земли, а вы не уходите, — обиженно сказал мужик.

— Это кто тебя научил? — удивился Герман Орлов и выпучил глаза.

— В газетах пишут, — ответил мужик таким голосом, как будто получалась, что его подло обманули и виноваты русские, которые не хотят уходить.

Герман Орлов с неподдельным удивлением уставился на мужика и сказал в странной задумчивости:

— Нет, всё-таки надо тебя шлепнуть!

— Не надо, — вообще сел на зад мужик.

— А чего пропаганду ведёшь? — спросил Игорь, которому тоже не понравился мужик, хотя было ясно, с чьих слов он поёт — с моджахедских, кто ещё мог внушить такие мысли.

— А может, ты лазутчик? — засмеялся Герман Орлов так, как только один он мог смеяться: дюже заразительно и саркастически одновременно. — Может, ты нас всех пересчитал? — он подмигнул Игорю, который подыграл ему:

— Мы здесь одного уже сбросили с пятнадцатого этажа. А тебе и шестого хватит.

— Какой я лазутчик?! — заголосил мужик. — Мне лозу надо подвязывать!

— Ну иди к себе и подвязывай, — сказал Игорь, чтобы избавить всех от тягостного выяснения отношений.

— Орлов, — велел Севостьянихин, которому тоже надоел спектакль, — выведи и отпусти его. Чего с ним возиться. Пойдём, Игорь, дело есть.

— Есть отпустить, — обрадовался Герман Орлов. — Потопали, отец. Ты, видать, не своим делом занялся, тебе бы виноградники выращивать. Здесь дяди серьёзные воюют, а ты ходишь, ненароком зашибут на старости лет. Родные-то у тебя есть?

— Да… Я, господин, прапорщик, дело так понимаю, раз обещали…

Они удалялись по коридору, но Игорь слышал каждое слово.

— Ну во-первых, какой я тебе господин? — удивился Герман Орлов, и даже по его спине было видно, что он огорчился до невозможности. — Господа за «стеной» и за океаном, а у нас все товарищи. А во-вторых, меньше верь тем, кто сидит за «стеной».

— Да отвык я как-то… ведь трезвонят с утра до ночи, — посетовал мужик. — Как здесь не сбиться с правильного курса.

— А ты не отвыкай… — гудел большой Герман Орлов. — Мы, может, снова земли свои отобьём. Президента сменим и отобьём.

— А что, нынешний плохой?

— Дюже плохой. Говно, а не президент. Видишь, и ты страдаешь, и я. Все страдают. Вся большущая страна. Ничего, будет и на нашей улице праздник, — пообещал Орлов.

Олег Вепрев, который потерял шлем и был перемазан сажей и копотью с головы до ног, сказал:

— Андрей Павлович, самое время разведку делать.

Севостьянихин с ним согласился:

— Вот и пойдёте вдвоём. Людей возьмите, больше пяти не надо — заметят. Значит, надо найти Лёшу Ногинского. Чую я, он рядом притаился. А на связь боится выйти. Слушают нас боевики. Техника у них заморская.

— Это точно, — согласился Олег Вепрев, однако кисло поморщившись. — Поди, сканеры и все наши радиочастоты есть.

Они даже не стали эту тему обсуждать не только потому, что давно и многократно её обсудили, обсосали и сделали соответствующие выводы, а потому, что она всем до чёртиков надоела: сидят в штабах жучки, тыловые крысы, прихлебатели славы всех мастей и сливают боевикам информацию, естественно, за деньги да за привилегии. Как так можно воевать? Только на злости да на русской смекалке.

Под ногами крошились стекло и штукатурка, в стене зияла дыра от гранаты, пол был залит кровью. Боевики изредка постреливали, пули с щелчком залетали на шестой этаж, как град во время грозы.

— Пощупать по окрестностям, найдите слабину у боевиков, туда и ударим, а потом развернёмся и с обеих сторон, ну, как обычно.

— А штаб? — спросил Олег Вепрев, которого, как и всех, тревожила эта мысль.

— Чёрт знает, что там происходит. Сунемся в ловушку. Нет, надо ударить там, где нас не ждут, — сказал в задумчивости майор Севостьянихин. — Ты рану-то свою обработай, а то кровищи.

Игорь не заметил, как кровь накапала ему на грудь. Со стороны верхнего рынка раздались выстрелы.

— Ёпст! Что такое?! — Севостьянихин кинулся к окну.

Но ему уже докладывали по «локалке»:[11]

— «Дикие гуси» ушли!

Севостьянихин впервые за день выругался от души, не потому что «дикие гуси» ушли, а потому что оказались дураками. Кто бегает в открытую по городу, когда бой идёт. Сквозь дома нужно. Сквозь дома, взрывая стены! И то нарвёшься на засаду. В общем, в таком деле нужны нюх и верный расчёт. А у начальников полиции расчёта нет, а только одно-единственное желание: сбежать подальше от войны, и трибунал их не волнует, и совести у людей нет, не говоря уже о славянской гордости. «Оборзели полицейские, — подумал Севостьянихин, — вообще ничего не боятся».

— Называется, под шумок, — сказал он и поморщился так, что непонятно было, одобряет его нос поступок «диких гусей» или нет, ближе своя рубашка к телу или долг превыше всего?

— Чёрт с ними, — сказал Лёва Аргаткин, который прибежал за патронами. — Они даже за БТРами не сунулись. Понимали, что не обломится.

— Ну да, там же Паша Бургазов, — сказал Севостьянихин и этим всё объяснил.

— Пожрать надо, — сказал Олег Вепрев, — а то у меня желудок к позвоночнику прирос.

И они пошли искать еду. Слышно было, как стрельба достигла своего апогея. Ясно было, что кладут боевики «диких гусей», кладут от всей души, как в тире. Но идти и выручать тех, кто тебя презирает и поносит страну, никакого желания не было.

— Я знаю, где, — сказал Игорь.