Андрей Уланов - «Додж» по имени Аризона Страница 17

– Ну что, – говорю, – выводи, не-рядовая, своего гнедого.

– Это еще зачем?

– А ты что, обратно ко второй машине собралась пешком топать?

– Мой конь, – заявляет, – не потерпит на своей спине никого, кроме меня.

– Ну один-то раз, – говорю, – он меня уже потерпел. Так что и от второго раза тоже копыта не откинет. Это во-первых. А во-вторых… Ты мне приказы будешь обсуждать? А ну, на-лево, кр-ругом и в конюшню.

Рыжая глазами сверкнула, четко так развернулась – через правое плечо, правда, – и зашагала.

Я пока вокруг полуторки походил, прикинул, куда сгружать буду. Эх, вот бы все-таки пушку к этим снарядам!

Ну да. Странно даже, Малахов, вроде бы советский человек, комсомолец, а жадности в тебе – как у натурального буржуя. Полтора дня назад с одним ножом сюда шлепнулся, и ничего. А нынче вон какое богатство огреб – и все равно мало. И того нет, и этого нет. Сейчас тебе, Малахов, автомата не хватает, а добудешь автомат – ручной пулемет понадобится, винтовка снайперская. А потом и вовсе танковый взвод с экипажами и звено штурмовиков для поддержки с воздуха. А побеждать, между прочим, Малахов, надо не числом, а умением.

Прочитал я себе эту лекцию в рамках поднятия уровня самокритики, повернулся – а рыжая уже коняку своего из конюшни выводит. И опять, как в прошлый раз, тварь эта гнедая очень подозрительно на меня косится.

Я по карманам похлопал, кусок сахара добыл.

– Эй, кавалерия, – зову, – сахар хочешь?

Конь на сахар искоса взглянул, на Кару обернулся, ноздрями похлопал – хочется, – осторожно так к руке потянулся и схрумкал.

Я его за морду обнял, вроде бы глажу, а сам ему на ухо шепчу:

– Если тут даже «Доджи» человека понимают, то ты, зверюга, меня точно поймешь. Будешь из себя аристократа строить – схлопочешь между глаз. У меня с саботажниками разговор короткий.

Гнедой морду вырвал, отпрянул на пару шагов, фыркает возмущенно. А я стою себе и кобуру на боку поглаживаю.

Кара его седлать закончила, за луку схватилась и взлетела – даже стремян не коснулась.

– Слушай, – говорю, – а вторую лошадь ты вывести не можешь? Кобылку какую-нибудь, посмирнее.

– А ты что, – спрашивает, – за талию женскую взяться боишься?

– Да я, – говорю, – могу и повыше ухватиться. Я другое сообразил – седло-то не двухместное.

– И что же ты за воин, – усмехается, – если без седла на коня вскочить боишься?

Тут я уже злиться начал.

– Да что ты, – говорю, – заладила, – и тоже без стремян махнул. – То боюсь, это боюсь. Тебя бы в танковый десант – посмотрел бы, кто чего боится.

– Десант – это когда прыгают?

– Ага. Вверх тормашками. Особенно когда на мине подрываются. Как хоть зовут эту конягу? – спрашиваю.

– Гармат, – гордо так отвечает рыжая. – Так звали коня великого короля Торчела.

– Ладно, – говорю, – хоть не Буцефал.

– А кто такой Буцефал? – спрашивает.

– Не знаю. Тоже вроде чей-то конь. Просто капитан как-то сказал, что он двоих не выносит.

А Гармат-то этот, похоже, меня понял преотлично. На дыбы не становился, даже не взбрыкнул ни разу – в общем, вел себя тише воды, ниже травы. Рыжая, когда доехали, даже удивилась.

– Повезло тебе, – говорит. – Обычно он страшно не любит, когда на нем кто-то, кроме меня, едет. А сегодня смирный.

– Это все от сахара, – говорю. – Метод кнута и пряника.

Ага. Ста грамм и заградотряда. Только дверцу распахнул – а рыжая уже вспрыгнула и за рулем устраивается.

– Эй, а как же конь?

– Ну ты ведь обещал.

– Так я, – говорю, – от своего слова не отказываюсь. Раз уж вылетело. Я про коня спрашиваю.

Кара из кабины высунулась.

– Гармаг – домой.

Гнедой на меня фыркнул напоследок и умчался. Понятливая зверюга, ничего не скажешь. Умнее многих двуногих.

Ладно. Забрался в кабину «студера», задвинул рыжую к самой дверце, прикинул – до педалей дотягиваюсь.

– Значит так, – говорю, – твоя задача – рулить. То есть вращать в нужную сторону вот эту круглую штуку, которая и называется рулем.

– А что такое баранка? Ты!

– Иногда, – мягко так говорю, – руль называют баранкой. Делают это невежественные, темные люди, которые не могут выговорить слово «руль». Понятно? А теперь заводи – и поехали.

Хорошо еще, что у «Студебеккера» покрышки широкие и мотор нехилый. А то с таким механиком-водителем, как рыжая, только на танке и ездить. И лучше на КВ – у него гусеницы пошире и скорость поменьше.

Правда, перед замком едва с моста в ров не кувыркнулись – еле-еле успел руль выкрутить. Но – доехали.

Вылезаю – пот ручьем катит. А Каре хоть бы что – счастливая, как вчера, с винтовкой. Интересно, кстати, куда она винтовку дела? Тоже в сундук заховала?

– Ну что, – спрашиваю, – прокатилась?

– Да.

– Тогда пойдем на кухню.

– А обед еще не готов.

– Какой обед? – усмехаюсь. – А про наряды свои ты забыла?

– Нет, – вздыхает. – Но я надеялась, что ты забыл.

– Не надейся.

Пошли на местную кухню. Открываю дверь – а на меня оттуда таким угаром повеяло. Что за народ, думаю, даже вентиляцию нормально наладить не могут. Условия приготовления пищи просто исключительно антисанитарные. А про гигиену, похоже, и вовсе никогда не слышали. Эх, Прохорова бы сюда, из третьего батальона. Вот повар был. Хоть ворюга – трибунал по нему не просто плакал, а прямо-таки горючими слезами обливался, – но жратва при этом была, будто и не крал он из котла ничего. А уж кухню свою как чистил – немцы по ней один раз даже артналет устроили.

Тут мне навстречу из дымных клубов бочонок выплывает – брюхо впереди на ремне несет, а на брюхе лапы горкой сложил. Одежда так засалена, что не то что суп – борщ хороший можно сварить. А если еще из самого котлет нарубить – роту полного состава накормить можно.

Колпак, правда, на голове еще помнит, что когда-го белым был. Давно, конечно, много вина с тех пор мимо пасти на одежду утекло.

– Чего надо? – гудит.

– Где у вас тут, – осведомляюсь, – посуда немытая? – Интересно, думаю, а мытая посуда у них вообще есть? Может, я вопрос неправильно задал.

– А кто… – Тут колпак в сизом тумане Кару за моей спиной наконец разглядел и так разнервничался, что даже поклониться попытался. Получилось у него, правда, только подбородки на пару сантиметров передвинуть.

Эх, нет на вас старшины Раткевича!

– О, госпожа Карален. Прошу вас, проходите. Извините, у нас тут…

– Крыса у вас тут, – говорю, – обожравшаяся. И не одна. – Бочонок на меня тревожно зыркнул – задумался, наверно, каких именно крыс я в виду имею. А я и про тех и тех сказал. Все они тут от жира лопаются – с места стронуться боятся.

Черт, были бы лишние патроны – достал бы «ТТ» и пристрелил пару штук! Сразу бы забегали. И куда только Аулей смотрит?

Ладно. Мне сначала на передовой надо порядок навести – а до кухни я как-нибудь в другой раз доберусь.

Прошли в другой конец, гляжу – груда котлов навалена. Я из этой кучи один, не самый крупный, выволок, заглянул – ну, думаю, ничего себе довели посуду. Этот жир не отскребать, это жир взрывать нужно.

– Ну вот, – говорю, – не-рядовая Карален. Тут тебе работы – как раз до обеда. И чтоб через три часа этот котел сиял, как твои ясны глазоньки.

Кара только носик наморщила. А вот колпак от моих слов чуть в обморок не хлопнулся.

– Но как же так, – бормочет, – высокородная госпожа и…

Я к нему медленно развернулся, свысока поглядел – с трудом, но получилось – и медленно так, каждое слово изо рта по капле роняя, процедил:

– Еще раз рот откроешь – остальные котлы лично вылижешь.

Колпак на меня ошалело взглянул – и унесся в сизую даль. В голубой туман. Причем, что удивительно, только один стол по дороге опрокинул.

Я обратно к Каре повернулся.

– Задача ясна?

– Ферштейн, – отвечает, а сама поглядывает в ту сторону, куда повар утек. Я этот взгляд перехватил.

– И еще, – говорю, – феодалочка. Я в твоем слове не сомневался.

Кара на котел посмотрела и так тяжко вздохнула, что у меня аж слезы из сердца закапали. Крокодиловы, правда.

– Ферштейн. Только не называй меня так, как ты меня сейчас назвал. А то я хоть и этого слова тоже не знаю, но сильно подозреваю, что ты меня незаслуженно обижаешь.

– Обо что шум, – отвечаю. – Не хочешь быть царицею морскою – будешь дворянкой столбовою.

Оставил я ее наедине с котлом – вот пусть кого многократным численным превосходством давит, – а сам пошел своих альпинистов разыскивать.

Нашел. С Арчетом во главе. Белобрысый уже заранее до ушей расплылся – очередную пакость предчувствует.

– Десятка лучших скалолазов замка в полном твоем распоряжении, Маляхов, – рапортует. – Что приказывать будешь?

Ну почему они все слова коверкают? Особенно мое имя с фамилией? По-русски же говорят, не немцы все-таки.

– Малахов я, – говорю. – Это во-первых. А во-вторых… Веревки приготовили?

– Все, как велено.

– Вот и отлично. Взяли и пошли.