Рудольф Баландин - Завещание Сталина Страница 17

Понять «поджигателей войны» нетрудно. Пока США владели монополией на атомное оружие, они могли усиливать свое политическое давление на СССР. Хотя пустить атомное оружие «в дело» без веских причин было невозможно из опасения народного гнева едва ли не во всех странах мира. Но подготовка к атомному нападению на Советский Союз велась.

«В середине 1948 года, — пишет Ю. Емельянов, — комитетом начальников штабов США был подготовлен план «Чариотир», предусматривавший применение 133 атомных бомб против 70 советских городов в первые 30 дней войны. 8 бомб предполагалось сбросить на Москву, а 7 — на Ленинград. В последующие два года войны на СССР следовало сбросить еще 200 атомных бомб и 250 тысяч тонн обычных бомб.

Хотя сами планы сохранялись в тайне, печать США постоянно публиковала сообщения о том, что ожидает СССР после начала военных действий». В секретных оперативных планах Пентагон подсчитывал, сколько миллионов советских людей погибнет от атомных взрывов (получалось — не менее 6 миллионов) и сколько будет раненых и оставшихся без крова (28 миллионов).

В противовес этим планам и угрозам в апреле 1949 года по инициативе Москвы был созван Первый Всемирный конгресс сторонников мира. Позже Иосиф Виссарионович учредил ежегодные Международные Сталинские премии мира.

…Политиков, стремящихся к мирному сотрудничеству государств, принято называть «голубями», а сторонников военных действий — «ястребами». Какому из этих двух направлений внешней политики отдавало предпочтение руководство страны после Великой Отечественной войны?

На этот вопрос дал ответ Г. М. Маленков в своем докладе на XIX съезде партии, состоявшемся в 1952 году. Он говорил: «Позиция СССР в отношении США, Англии, Франции и других буржуазных государств ясна, и об этой позиции было неоднократно заявлено с нашей стороны. СССР и сейчас готов к сотрудничеству с этими государствами, имея в виду соблюдение мирных международных норм и обеспечение длительного и прочного мира… Советская политика мира и безопасности народов исходит из того, что мирное сосуществование капитализма и коммунизма и сотрудничество вполне возможны».

Как видим, советское правительство предлагало западным политикам отказаться от железного занавеса. Но в то же время преемник Сталина понимал, что объединение Западной и Восточной Европы чрезвычайно беспокоит правительство США, взявшее курс на мировое господство под извечным лозунгом агрессоров «Разделяй и властвуй!».

«Уже сейчас, — говорил Маленков, — более трезвые и прогрессивные политики в европейских и других странах, не ослепленные антисоветской враждой, отчётливо видят, в какую бездну тащат их зарвавшиеся американские авантюристы, и начинают выступать против войны. И надо полагать, что в странах, обрекаемых на роль послушных пешек американских диктаторов, найдутся подлинно миролюбивые демократические силы, которые будут проводить свою самостоятельную, мирную политику… Встав на этот новый путь, европейские и другие страны встретят полное понимание со стороны всех миролюбивых стран».

Нетрудно догадаться, что это был призыв к созданию своеобразной «объединенной Европы» на основах торгового, технического, экономического сотрудничества, невзирая на социально-политические различия. (Заметим, что Сталин всегда выступал за объединенную Германию.) Мирное сосуществование наиболее желательно для СССР, ибо, говорил Маленков, «прекратит неслыханное расходование материальных ресурсов на вооружение и подготовку истребительной войны и дает возможность обратить их на пользу народов». И тогда можно будет сосредоточить усилия на главном направлении внутренней политики: «На основе развития всего народного хозяйства обеспечить дальнейшее неуклонное повышение материального и культурного уровня жизни советских людей».

У Сталина была почти неограниченная власть. Только использовал он ее не в корыстных личных целях, не ради своих родных и близких, не на благо своего клана, а в интересах советского народа. При его единоличной власти, которую не зря приветствовал народ, ограничивались притязания «третьего эксплуататорского класса», которым упомянутый выше М. Джилас не вполне справедливо назвал партийную номенклатуру.

Требовалось сдерживать непомерно растущие материальные потребности этого самого «третьего класса». Как справлялся с этой непростой задачей Сталин?

Ему удалось создать своеобразную многопартийную систему. В буржуазных демократиях (точнее — плутократиях, власти богатых) декоративно конкурируют политические партии, из которых имеют реальные шансы на победу лишь поддержанные имущими власть и капиталы. Это явное проявление не демократии, а демагогии.

В СССР при Сталине существовали государственные, а не политические, партии «по интересам». Власть делили ВКП(б), органы госбезопасности, армия, хозяйственники, местные Советы. Сталин регулировал эти рычаги власти так, чтобы ни один из них не стал главным. Иначе руководители такого ведомства обрели бы абсолютное господство. А это создает наилучшие условия для всепроникающей коррупции.

Если начинала господствовать партийная номенклатура, происходили «чистки», осуществляемые органами безопасности. Когда чрезмерно усиливались последние, претендуя на абсолютную власть, начинались репрессии в их среде. После Великой Отечественной войны необычайный авторитет приобрели высшие военачальники. Пришлось ограничивать их властные притязания.

Главной задачей Сталина, как мне представляется, было следить за тем, чтобы общество не попало под власть какой-либо из «государственных партий» (будем их так называть). В этом ему в последние годы помогал Г. М. Маленков. Трудно сказать, насколько ясно сознавал он принцип руководства, осуществленный Сталиным. Но в любом случае он не обладал ни таким авторитетом, ни таким опытом (не говоря уж об уме и знаниях), как Иосиф Виссарионович. Поэтому ему так и не удалось справиться с притязаниями партийной элиты на абсолютную власть в центре и на местах.

Итак, сталинский стиль управления предполагал сохранение динамического равновесия главных структур, определяющих работу государственной системы. Этот принцип чрезвычайно важен для сохранения стабильности общества. Примерно так же взаимодействуют в природе основные звенья экосистем.

Когда динамическое равновесие нарушается (в обществе или в природе), происходят явные или скрытные революции. Сталину такое состояние приходилось поддерживать искусственно — путем кадровых перестановок, а порой и с помощью репрессий.

Сама по себе власть для Сталина была совершенно не нужна. Для него она всегда оставалась тяжелой обязанностью, а не приятными торжествами, великосветскими приемами. Ничего, кроме забот, постоянных проблем и трудной ответственной работы, она ему не давала. У него не могло быть даже малейших опасений утратить ее.

Надо раз и навсегда понять: ему ни в коей мере не приходилось заботиться об удержании власти или поддержании своего авторитета. Эту версию выдумали для совершенно определенных политических целей: чтобы опорочить Сталина. Вот и решили представить его маньяком, обуянным маниями величия и преследования, жаждой власти и животным страхом ее потерять, при общей умственной недостаточности и психической неуравновешенности. (Иначе получалось, что он действовал в интересах народа и государства, не жалея ни себя, ни других.)

Не стану обсуждать, какими знаниями и маниями руководствовались те, кто все это придумал и тиражировал, расписывая на разные лады. Главная беда не в них (в подлецах и глупцах никогда дефицита не было). Главная беда в тех, кто принимает на веру эти бредни, рассчитанные на обитателей Страны дураков.

Повторю: всемирная слава вождя Советского Союза была объективна и непоколебима. Помимо всего прочего, она поддерживалась авторитетом многих выдающихся людей. Однако и они, и сам он понимали, что его имя лишь косвенно связано с данной конкретной личностью. Возник и существовал культ СССР, советского народа, коммунистической идеологии. Вот что олицетворяло имя — Сталин.

Не требовалось Иосифу Виссарионовичу бороться ни за власть, ни за авторитет. Единственно, что его беспокоило всерьез — это судьба Советского государства.

Неясным оставался вопрос, кто может сменить вождя после его ухода с поста Генерального секретаря партии. Наиболее естественной была бы кандидатура Молотова. Он же мог стать и Председателем Совета Министров СССР. Однако на него был собран серьезный «компромат». Сталин сам отклонил его кандидатуру.

На роль преемника вождя могли хотя бы отчасти претендовать, не считая Молотова, только Маленков и Берия. Но Георгий Максимилианович Маленков вряд ли претендовал сразу на два руководящих поста, то есть на роль полноправного третьего вождя — после Ленина и Сталина. Для этого он еще не приобрел необходимого авторитета ни в партии, ни в народе. Однако в случае коллегиального правления за ним мог остаться ключевой пост Председателя Правительства СССР.