Я Распутинъ. Книга вторая - Алексей Викторович Вязовский Страница 17

— Гришенька, отец наш родной! Свиделись наконец!

— Я отче, говорил ей сидеть тишком дома, — Распопов наклонился к моему уху. — Не послушала Прасковья!

Я понял, что в столицу приехала семья. В полном составе. И с этим надо срочно что-то делать.

— А как сидеть тишком?! — заголосила жена, услышав слова шурина — Приставы церковные ходють и ходють, на допросы зовут. Дело на тебя завели, Гришенька. О хлыстовстве. Меня допрашивали, соседей…

Я выругался про себя. Феофан попер в атаку. Небось еще и митрополита привлек. Ладно, это пока ждет, а что делать с женой и тремя детьми? Две девочки-подростки и паренек лет пяти-шести в сапожках стояли рядом, с удивлением разглядывая все происходящее.

— Ну хорошо, что не в скопцы записали — я подмигнул жене, вокруг все засмеялись.

— А вы что же… Не обнимаете отца родного? — мне пришлось самому подойти к детям, который уже явно подзабыли папашку и сесть на корточки. Только после этого девочки, колясь об бороду, обняли меня, а сын так и продолжал дичиться, кинулся к матери, вцепился в подол.

— Уже годик как тебя не видели, Гришенька — вздохнула Прасковья — Поперву в Казань ты ушел, на моленье. А потом и вовсе в столицу подался. Отвыкли.

— Про тебя, Прасковья и про деток я не забывал — я оторвал от себя дочек, встал — Вспомоществование слал, молился. А нынче и вовсе поведу вас к царю.

— Как к царю?! — жена попятилась, окружающие пооткрывали рты.

Во время моего южного вояжа от Аликс регулярно приходили телеграммы, а в Тифлисе я даже получил с оказией письмо. Императорская семья скучала, звала меня обратно в Питер. Я был в курсе всех новостей — как ищут и собеседуют будущих начальников дворцовой полиции, как идут переговоры с англичанами о включении в тройственный союз. Ну и мелких событий — до фига. Кто чем болел, как Николай «тестировал» форму нижних чинов армии — вот прямо переоделся в гимнастерку, нацепил скатку с шинелью, фуражку… Мне даже была прислана фотография этого «чуда в перьях». Я показал ее Аронову с Распоповым. Отдельно Дрюне и Лионидзе. Нет, никто не купился на пиар царя. Ни крестьянство, ни городские…

— Тьфу, театра беспардонная — откликнулся шурин, блестя фиксой.

— Дешево покупает — покачал головой Андрей — Для малообразованных может и сойдет, да и то, фальшиво…

* * *

Прасковья хотела сама переодеться и детей обрядить в праздничное платье. Оно у Распутиных было — благо деньги в Покровское я отсылал регулярно. И немалые.

— Не надо — отмел я попытки жены украситься — Едем в чем есть.

— В драном? К царю? — Парашка покачала головой.

— Не токмо в драном. Как дам отмашку, повалитесь все в ноги, прямо на паркету! — я обвел взглядом детей — И голосите! Плачьте погромче.

— О чем же плакать? — удивилась старшая из дочек. Матрена? А нет, кажется Варвара.

— Изнищали. Нет жизни от волостных старост и приставов церковных — я повернулся к супруге — Повторишь царю и царице, что мне верещала! Про церковное дело, доносы, хлыстовство… Уразумела? Проси защиты и покровительства.

Царь любит театр? Мы устроим ему театр.

Получилось как по-писаному. В Царском нас мигом провели в палисандровую гостиную и там очень удачно оказался Великий Князь Петр Николаевич с супругой и детьми.

Все семейство обалдело, когда Прасковья с детьми повалилось в ноги, заплакало. Только мелкий Дмитрий нет, нет да поднимал голову посмотреть на Николая. Любопытный.

Дворецкий с лакеями бросились поднимать девочек, потом поставили на ноги супругу. Митька встал сам. Перед этим потрогал рукой блестящий паркет.

— Григорий, что за спектакль? — Николай отвел меня в сторону.

— Черные тучи сгустились над Россией — мрачно начал я — Готовит, готовит диавол свой последний поход против святого народа нашего. «И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей» — я перешел уже совсем на замогильный голос, стал лупить цитатами из Откровений Иоанна Богослова — «и я услышал одно из четырёх животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри…».

Аликс побледнела, перекрестилась. За ней начали креститься все присутствующие. Апокалиптические картины из Библии как всегда сработали на все 100 %.

— Пробрался диавол и в нашу церковь — продолжил я, подходя к девочкам, гладя их по голове — Соблазняет святых праведников и даже предстоятелей православных.

Дальше пошло по моему сценарию. Царица первой захотела узнать, кто из иерархов поддался дьявольским соблазнам. Я назвал Феофана, рассказал о деле с хлыстовством. Дескать, вот, смотрите, даже детишек малых не пожалели инквизиторы, таскали на допросы. Дети благоразумно промолчали — допрашивали только жену. Но это подействовало. Аликс в этом месте чуть не всплакнула, рассерженный Николай приказал дернуть во дворе обер-прокурора Синода Извольского.

Петр Петрович оказался мягким, интеллигентным человеком, который попал на свою должность благодаря брату — министру иностранных дел в правительстве Столыпина. Разумеется, он был что называется «ни сном ни духом» про дела тобольской епархии.

Тут же от всего открестился, мигом пообещал разобраться, наказать виновных. А меня — видимо от испуга — предложил наградить золотым наперсным крестом, который установил в 1797 году Павел I для протоиереев. За славные дела защиты православной веры в «это безбожное время». Так и сказал. То, что такой крест полагается только священникам — обер-прокурор тактично умолчал.

Николай пожал плечами, Аликс согласно кивнула. Дело завертелось. Извольский убежал к телеграфному аппарату связываться с епархией, я же поймал своего персонального лакея Прошку — велел вымыть всю семью, обрядить в лучшие одежды.

Разглядев умытую семью, Царица тут же предложила оставить жену с детьми во дворце:

— И про тебя, отче, будет меньше дурных слухов ходить и нашим царевнам будет с кем играть.

Это была даже бОльшая победа, что я ожидал. Кланялся, припадал к ручке, долго благодарил. А в коридоре поймал Митьку за ухо, прошептал:

— Мотай на ус, постреленок! У царя сынок есть, Алексей. Покуда он еще маленький, болел долго. Но растет быстро. Задружишься с ним, ясно? Будешь играть, гулять, делать все, что скажут. Смотри у меня!

— Все исполню, батюшка — пропищал Митька, пытаясь вывернуться из захвата — Стану ему лучшим дружком!

Из «хлыстовского» скандала