Месть на возмездной основе - Константин Александрович Костин Страница 17

Я тоже перезарядился. Удача сопутствовала мне. Среди зубастых осколков стекла мне посчастливилось найти чудом уцелевший стакан и я подставил тару под водопад алкоголя, не давая добру пропасть.

— Живой там, гражданин бывший начальник? — крикнул Толик.

— Тебя переживу, — пообещал я.

— За тобой должок, — напомнил он.

— А ты башку высуни — рассчитаюсь, — предложил я.

Вместо головы из-за колонны показался автоматный ствол, хищно блеснувший закаленной сталью. Я едва успел нырнуть обратно, как деревянная стойка взорвалась роем щепок, спешащих усыпать пол и испить крепкого пойла из бурлящих луж, пока пол не впитал в себя весь алкоголь.

— Котов, — прошипел чекист. — Как у тебя с патронами?

— Худо, — признался я. — Последний магазин.

— Аналогично.

Между тем стакан наполнился до краев. Стараясь не расплескать, я отхлебнул горку невообразимого коктейля, в котором угадывалось вино, банановый ликер, коньяк, ром, текила и водка в случайно сотворенной пропорции. Крохотного глотка хватило, чтобы кровь заиграла по венам с новой силой, разнося промилле по жилам, насыщая каждую клеточку организма теплом и силой. Я даже вздрогнул от удовольствия. Черт! Да у меня, кажется, даже привстал!

Все страхи отошли на второй план. Любезно освобожденное ими пространство торопилось занять бешенство. Словно я глотнул не алкогольный коктейль, а варево из ярости, гнева и злобы. Во мне лютовало неистовое бешенство, водящее танго с безумием.

Стрелять?! В меня?!

Отпив до половины стакана, я спустил с цепи псов войны. Я выпрямился в полный рост и вскинул руку с пищалью, подобно Ильичу, указывая светлый путь. Меня не беспокоила возможность словить пулю. Я вообще отрицал такую вероятность. Я отменил существующую реальность и заменил ее своей, в которой пули не вреднее крохотного комарика.

Бессчетное количество раз выжав спуск, я пригвоздил к стене напарника Толика, раскрасив штукатурку багряными, как листва в стихотворениях Пушкина, разводами. Затвор замер в заднем положении и я вновь спрятался, нащупывая сменный магазин, запоздало вспомнив, что этот был последним.

Из укрытия МГБшников уже никто не стрелял. Или у них кончились патроны, или кончились сами московские гости. Мне предстояло разобраться с последним противником. Со старым знакомым жуликом, коему я имел неосторожность задолжать.

— Падлы! — вздрогнул воздух от вопля бродяги. — Всех взорву!

Отбросив Шмайсер, налетчик потрясал немецкой гранатой-колотушкой с расчерченной квадратами осколочной рубашкой. Толик схватился за шнур, готовясь выдернуть тонкую нить, отделяющую смерть от жизни и превратить мой любимый бар в кромешный ад, сошедший на бренную планету… но в этот момент раскатисто грохнул сухим треском дробовик.

Стреляла Маша. Я и не знал, что в «Магнолии» под стойкой прячут обрез двустволки. Хотя… у кого в Чикагинске нет оружия? Тем более — в баре. Пожалуй, зря я тянул с оплатой счетов.

Бандит покрылся красными пятнами, как мухомор, и рухнул на пол. Граната вывалилась из его руки и, шипя, источая белый дым горящего замедлителя, покатилась к перевернутому столику, отстукивая последние мгновения жизни по трещинам в бетоне.

— Сейчас рванет! — завопил я.

Климов выпрыгнул из укрытия с невероятной для его габаритов резвостью. Здоровяк бросился на гранату, прижав ее к полу своим весом. Недостаточным весом, чтобы компенсировать массу пироксилина.

Младшего чекиста подбросило взрывом, от которого содрогнулось все здание — от темных недр подвала до антенн на крыше. Когда дым и пыль рассеялись — Климов так и остался лежать, а штукатурка, осыпавшаяся с потолка, медленно окрашивалась советской кровью, укрыв москвича пушистым саваном. Подполковник потер глаза пальцами и отвернулся к стене, скрипя зубами.

— Котов, за тобой должок, — проскулил умирающий Толик.

Забрав у дрожащей официантки обрез, я переломил оружие, выбрасывая пустые картонные гильзы, вставил два новых патрона и подошел в упор к куску человечины, нашпигованной картечью и поджаренной взрывом. Настоящий деликатес каннибала. Отбросив ногой автомат, я захлопнул оружие и прицелился в голову бандита.

Дробовик хлопнул два раза, окутав меня кислым облаком селитры и превращая лицо Толика в фарш из мяса, костей и свинца.

— Оплачено, — произнес я.

По неписанному закону Чикагинска нет кредитора — нет долга. Потому у нас и не принято просить взаймы.

Глава 15

Подполковник метался по моему кабинету, как лев в клетке, оставляя за собой шлейф душистого сигарного дыма. Иногда он останавливался у стола и, не присаживаясь, опрокидывал коньяка из моей чайной кружки, после чего вновь принимался протаптывать дыру в ковре, испытывая терпение волокон.

— Нет, я не просто кончаю эту падлу, — приговаривал чекист. — Я все кишки из него выну и на кулак намотаю. Я шкуру с живого спущу!

Очевидно, что безымянный был расстроен гибелью своего коллеги. Любопытно. К смерти Славика он отнесся достаточно безразлично, просто заменив водителя вместе с машиной на другого Славика. Но кончина Климова вывела старшего из равновесия.

— Котов, я сам не верю, что говорю это, — произнес МГБшник, опустошив очередную кружку. — Но сейчас я могу доверять только тебе. Думай, Котов, думай. Где мог затихариться этот Вернер, мать его, Курцхаар.

— До он уже, поди, из города сквозанул, — предположил я, покачиваясь на стуле.

Я с удивлением обнаружил, что коньяк, приобретенный за чужой счет, оказался вдвойне вкуснее! Любопытный феномен. Теперь я понял тех оборванных попрошаек, что клянчат копейку на остановках по утрам, мотивируя необходимость подаяния горящими трубами. Если раньше я видел в них борцов с системой, нежелание быть гвоздем, по шляпке которого бьет молоток ускорения темпов экономического роста, то сейчас посмотрел другими глазами. Так просто вкуснее! И никакой политической подоплеки!

— Вряд ли. Аэропорт, вокзал — перекрыты. На дорогах — кордоны. Мышь не проскочит. Он где-то в Чикагинске. Я чую это! Он не мог свалить, не грохнув тебя.

— Это почему еще? — нахмурился я.

— Потому что он убежден, что Кашнир перед смертью успела передать тебе бумаги отца. А сколько людей, видевших бумаги, выжили?

— Э… — протянул я. — Не знаю.

— То я знаю, — многозначительно поднял палец москвич. — Нисколько! Я потому сегодня утром и приставил к тебе наружку…

— Притормози, — осенило меня. — Так ты использовал меня, как живца? Меня же убить могли! Как минимум — дважды!

— Вообще-то трижды, — заметил чекист. — Но что означает одна жизнь в сравнении со