Михаил Ланцов - Славься! Коронация "попаданца" Страница 18

«Москва… как много в этом звуке для сердца русского слилось! — пронеслось в голове у Александра, и он загадочно улыбнулся. — Да, звуков будет много». До коронации оставалось чуть больше года, за который предстояло совершить чудо, родив практически новый город. По крайней мере, декорации для него.

Начать Саша решил с Красной площади, сделав ее ключом в предстоящем спектакле. Исторического музея не было, но имелись несколько обветшалые торговые ряды и куча разнообразных построек. Все это не отвечало задуманному размаху. Поэтому уже с середины марта, после схода основных снегов, вся Москва загудела от масштабных работ. По новому проекту Красная площадь должна занять территорию от собора Василия Блаженного до Тверской улицы в длину, да от Кремля до Ветошного переулка в ширину. То есть в итоге должна была получиться практически прямоугольная площадь размерами где-то шестьсот семьдесят на двести тридцать метров.

— Ваше Императорское Величество, — возмущенно пытался возразить предводитель московского дворянства князь Гагарин,[32] — но разве же так можно?

— Лев Николаевич, отчего вы недовольны? Мы же собираемся сделать одну из самых больших площадей в Европе! — искренне недоумевал Император.

— Но вы же совершенно испортите вид центральной части. Москва ведь не Санкт-Петербург! У нас тут все по-другому. Вы хотите сделать из Москвы новый Питер?

— Отнюдь. Передо мной стоит задача сделать из Москвы столицу огромной Империи, а это накладывает определенные требования к городу. Например, нам острейшим образом необходимы места для проведения публичных мероприятий.

— Да, но отчего их делать под Кремлем? Ведь много других мест. Ходынское поле ныне занято, так Измайлово недурственно подходит. Да и не только оно.

— Лев Николаевич, — покачал головой Александр, — главная площадь страны не может находиться в какой-то глуши. Или вы предполагаете проводить мероприятия в лесах, что окружают Измайлово и Соколиную Гору? Кремль — это сердце Москвы, а потому и России. Возле него и надобно самые торжественные моменты праздновать. Это центр. Ядро.

— Но вы же для этого хотите снести столько старинных зданий!

— Так они ветхие. Их все одно пришлось бы сносить в скором времени.

— Мы бы перестроили. Заново.

— Лев Николаевич, Красной площади быть. Это решено. Вам же, как предводителю московского дворянства надлежит всемерно поддерживать и претворять задуманное в жизнь. Или вы считаете, что ваш Император не вправе принимать такие решения? — сказал Александр и испытующе посмотрел на Гагарина. Тот смутился от такой постановки вопроса.

Лев Николаевич Гагарин не отличался характером Путилова, а потому спорить с Императором, скрипя сцепленными рогами, не имел смелости, даже если считал, что его мнение правильно. Саша от этого страдал, ибо столь пагубный восточный менталитет шел только во вред делу. На Востоке вообще ничего хорошего, кроме мистики и плодовитости, по его мнению, не было. Поэтому Александра не раз посещали мысли о том, как бы уже от Гагарина избавиться, но тот опередил материализацию деструктивных намерений и умер сам. У сорокалетнего мужчины оказалось очень плохое здоровье.

Император же, понимая, что вместо Льва Николаевича может встать его аналог, принял самое деятельное участие во внеочередном дворянском собрании. Поэтому вместо Гагарина этот не самый простой пост занял Владимир Павлович Безобразов — один из наиболее прогрессивных москвичей тех дней. Статистик, экономист, педагог и публицист, готовый всемерно поддержать проводимые Императором реформы и преобразования в городе. Конечно, полного взаимопонимания с Безобразовым не было, однако его бойкий ум был готов к конструктивному диалогу и борьбе, что безмерно радовало Александра.

ГЛАВА 4

Когда все разошлись после очередного совещания, Император заказал себе что-нибудь покушать в кабинет и, развалившись в кресле, решил прокрутить в голове потихоньку вырисовывающийся сценарий всей коронации.

Итак, торжественный въезд в город, характерный для всех императорских коронаций до того, более не требовался. Ведь столица перенесена в Москву. Но все еще насущным была зарисовка с «выходом к публике». Откуда? Единственный вариант, который оставался у Александра, — это выезд из Кремля к большой трибуне на Красной площади, куда уже собрался народ. Само собой — под новый гимн Империи. Тот самый вариант на музыку Александрова, который Саша, будучи еще подростком, демонстрировал отцу во время смотра им Особого кадетского корпуса. Его доработали, причесали, и с 1 февраля 1868 года Указом Его Императорского Величества Александра III он установлен как официальный гимн Российской империи. Причем, дабы исключить разночтения, к официальному документу шло приложение с подробными партитурами для музыкальных инструментов и голоса.

Так вот. Выезд. Как его осуществлять? Обычные монархи уже много лет, а то и столетий эту процедуру осуществляли в открытой конной повозке, как правило, неимоверно вычурной и дорогой. Александр же желал показать себя как-нибудь чрезвычайно ярко, с одной стороны, и подчеркнуть тем самым новый дух эпохи — с другой.

Ничего толком в голову не шло. Он сидел и черкал карандашом на бумаге, задумчиво теребя свои воспоминания. Но находил там только какую-то всеобъемлющую пустоту. Ничего не получалось придумать осуществимого и интересного.

Александр, в конце концов, плюнул и решил немного отдохнуть. Он редко себе это позволял, так как дел было всегда очень много, но иногда просто требовалось расслабиться, предавшись не самым полезным для здоровья увлечениям.

Уже вечерело. Жены не было… как и семьи тоже. Оставшийся единственный брат этого нового тела все еще тяжело болел воспалением легких, которое, к большому сожалению Саши, прогрессировало. Его увезли в Ливадию по совету врачей, дабы морской воздух благоприятно повлиял на Владимира. Но Александр не питал иллюзий, совершенно адекватно оценивая уровень некомпетентности врачей середины XIX века. Кое-какие шансы на спасение Владимира давали обнадеживающие результаты работы над получением пенициллина, но пока он был далек от надлежащей чистоты и регулярно давал летальные осложнения. Еще было два дяди, но они Александра не любили и боялись, особенно Михаил Павлович.

В комнате Николаевского дворца, где, как правило, работал Александр, был полумрак от всего нескольких восковых свечей, что его освещали. Небольшой кабинет, отделанный древесиной кулахи,[33] граба[34] и эбена,[35] имел достаточно гнетущий вид для посетителей, но Александру он нравился. Яркие, интенсивные тона красного, белого и черного цветов его тонизировали и позволяли лучше сосредоточиться на делах. Обстановка помещения была под стать его отделке. Тяжелый сервант из эбена с обширным остеклением. Массивный стол с полированной столешницей. Несколько резных стульев. И сейф громадных размеров, встроенный в стену и укрытый от лишних глаз подвижным стеллажом для книг. Ничего особенного, но во всем чувствовалось основательность, тяжесть и крепость. Даже резьба по деревянным и металлическим элементам обстановки отличалась практически полным отсутствием мелких элементов. Александр не любил, когда мельчат, на его взгляд, с некоторого удаления тонкие элементы узора превращались в «кашу» и «мешанину», совершенно сливаясь. Поэтому если вырезали листик, то он был вполне натурального размера.

Саша сидел в такой обстановке уже третий час. Помещение плохо проветривалось, а потому от накуренного табачного дыма плыл легкий муар. В дверь робко постучались.

— Войдите, — с некоторой задержкой произнес Александр.

Дверь открылась, и в кабинет проскользнул Дукмасов. Встал ошарашенный, сделав едва два шага.

— Ваше Императорское Величество… — Его глаза были полны удивления до крайности. Он первый раз видел, чтобы Александр пил. И не ради формальности, а полноценно, от души. Да еще и дымил сигарой, как паровоз.

— Что?

— Вы пьете…

— Пью.

— Но…

— Иногда это нужно всем людям. Вот так… расслабиться.

— Что-то случилось?

— Павел, у меня иссякли идеи. Да и вообще — я очень устал. Ведь я совершенно один.

— Ваше Императорское Величество… ведь рядом мы — ваши верные слуги. Вы не одни.

— А я могу вам доверять? — Александр спокойным, слегка мутным взглядом посмотрел на Дукмасова.

Тот смутился и несколько подвис от такого вопроса.

— Конечно! Ведь мы верны вам!

— А вдруг вас подкупили англичане? Помните, что случилось с покойным Павлом Петровичем? Свои приближенные табакеркой по приказу из Лондона и убили. Понимаете, Павел… чем дальше, тем мне тяжелее верить людям. Ставки в этой игре повышаются и соблазн растет. Сколько вам нужно денег для продажи родины?