Ольга Денисова - Вечный колокол Страница 18

- Я думаю, тебя после этого в покое не оставят… - Дана посмотрела на него искоса.

- Уже.

- Да? Так быстро?

- Ага. Ректор вызвал меня к себе - я еще из Новгорода не вернулся. Велел завтра на вече подписать грамоту и повиниться.

- Да ты что? - Дана присела на лавку у стола и подняла удивленные глаза. - Что, прямо так и сказал?

- Ага. Сказал, не Белояр дает деньги университету…

- А… а ты что? И сядь, наконец, я не могу все время задирать голову.

Млад присел напротив нее:

- Я уже решил. Если из-за меня университет лишится денег, я не могу… понимаешь? Это, получается, не только мое дело. Я завтра же уйду из университета, чтоб никто больше не пострадал. Возьму ребят, поеду к отцу… Если уж они решили объявить меня лазутчиком татар, то ректору не придется меня защищать и подставлять университет под удар, понимаешь?

- Только глупостей не делай, ладно? Какой из тебя лазутчик? Ты в зеркале-то себя видел? - Дана усмехнулась и недовольно сложила губы. - И не вздумай никуда уезжать! Никто университет без денег не оставит, это не так просто. Слушай больше, что тебе ректор говорит! Девять десятых денег университету платит Новгород, и решает такие вопросы не дума, а посадник. Да, одну десятую нам жертвуют бояре, но без нее мы не обеднеем, так и запомни. Университет тебя защитит, никто не посмеет взять тебя под стражу без грамоты ректора, если им вообще придет такое в голову. Так что выбрось это из головы, понял? Герой нашелся… Решил он…

- Послушай, но не могу же я прятаться за чужими спинами? Подумай сама, ну как я могу?

- А ты не прячься за чужими, ты прячься за своими, хорошо? С чего это ты вдруг взял, что университет - это чужие спины?

- Ну… Это мое дело, только мое…

- Нет. Это не только твое дело. Слышал, что творилось сегодня в университете? Твоя заслуга, между прочим. Без тебя поискали бы наших татарчат и успокоились. А тут - до драк спорили, виноваты татары или нет.

- А ты считаешь - виноваты? - Млад поднял голову.

- Мне, если честно, все равно. По закону ваша грамота никакой силы не имеет, и неважно, подписал ты ее или нет. И не имела бы, даже если бы ее подписали сто волхвов.

- Нет, я имею в виду - не по закону. Ты сама как считаешь?

- Я никак не считаю. Мне никто не доказал ни их вины, ни их невиновности. И какой может быть разговор?

- Ты говоришь, как профессор-правовед, - улыбнулся Млад.

- А как я, по-твоему, должна говорить? Как баба из Сычёвки? - она засмеялась. - Я надеюсь, ты меня послушаешь и никуда не поедешь. Кроме ректора, в университете довольно законников, чтоб ты чувствовал себя спокойно. И это вовсе не чужие спины, как ты говоришь. Расскажи лучше, как себя чувствует твой Миша.

- Ты знаешь - лучше, - Млад улыбнулся, - только… мне кажется, он будет темным шаманом. Придется искать ему другого наставника. Жаль, конечно. Я за эти четыре дня к нему привязался. Уже думал, как мы станем подниматься наверх вчетвером. Никогда не поднимал наверх сразу троих.

- Как думаешь, он выживет? - Дана посмотрела на него испытующе.

- Думаю, да, - Млад сжал губы и торопливо добавил: - Он очень поздоровел, поправился, и вообще - воспрянул.

- А ты не обманываешься?

- Я не хочу это обсуждать. Неужели ты не понимаешь? Ну как я могу об этом говорить?

- Если он умрет, ты представляешь, что начнется?

- Да я даже думать об этом не буду! - Млад откинулся назад и обиженно поднял брови. - Мне совершенно все равно, что после этого начнется! Он же… он живой человек, он мой ученик! Знаешь, он Пифагорыча так жалел сегодня… Будто родного деда. Я не думал, что он такой… чувствительный. У него припадок случился.

- А что с Пифагорычем?

Млад рассказал о выходке пьяных студентов, на что Дана покачала головой:

- Не нравится мне это что-то… Я сегодня возвращалась из Сычёвки и тоже встретила ватагу… Знаешь, стыдно признаться: я испугалась. Никогда ничего не боялась в университете, сколько лет здесь живу. А тут чуть не бегом до дома бежала. Дикие они какие-то, словно ненормальные, глаза невидящие… Думала: дожила, студентов буду теперь бояться! Может, показалось? Темно было.

Млад очень пожалел, что его в это время не оказалось рядом… Ему захотелось обнять ее узкие приподнятые плечи, но закипел самовар, и вместо объятий пришлось тащить его на стол.

- Ты так на меня смотришь, - Дана улыбнулась, наливая кипяток в чайник, - как будто жалеешь, что сел слишком далеко…

Млад кивнул и придвинулся ближе.

- Я соскучился. И я так устал сегодня…

- Конечно, - она притянула его голову к себе на грудь и взлохматила ему волосы. - Неужели ты считаешь, что не нужен университету?

- Не знаю. Студенты меня ни во что не ставят… И шаманята мои.

- Ты сам это придумал? Студенты тебя обожают. Дай им возможность, они б тебя на капище поставили рядом с богами и поклонялись, как кумиру. И я вместе с ними.

- Что бы ты делала вместе с ними? - Млад обнял ее и прижался щекой к тонкой шелковой ткани на ее груди.

- Поклонялась тебе, как кумиру.

- Почему?

- Потому что тебя невозможно любить, тебе можно только поклоняться.

Подобными двусмысленными словами она морочила ему голову десять лет! Он потянулся к ее губам, но как только коснулся их, за окном раздался громкий крик:

- Вперед! Смерть татарам!

И призыву ответил вопль сотни глоток.

Дана дернулась и бросилась к окну, Млад вскочил вслед за ней: к профессорской слободе с факелами в руках неслась толпа студентов.

- Разыскали… - сказала Дана, всплеснув руками. - Татарчат разыскали! Не спится же им!

Млад, только выглянув в окно, кинулся к выходу, на ходу натягивая полушубок.

- Ты куда? Куда собрался? - Дана оторвалась от окна.

- Туда… - Млад пожал плечами.

- С ума сошел? Против пьяной толпы? Посмотри, их там не меньше сотни!

- Да что ты… Это же студенты… Кто-то же должен их остановить? Да сейчас все профессора сбегутся!

- Да? Что-то я ни одного не вижу!

- Спят все, сейчас проснутся, - Млад надел валенки.

- Младик, ты с ума сошел… Не ходи… Ты слышал, что они сегодня вытворяли? Ты просто их не видел сегодня!

Крики становились все громче, мелькали черные тени и оранжевый огонь факелов.

- Да это же студенты, это же наши студенты! Они завтра прощения будут просить, они завтра пожалеют о том, что сегодня вытворяли!

- Младик, завтра будет завтра!

- Дана, они сейчас натворят черт знает чего! И завтра, к сожалению, этого будет не исправить! Как ты не понимаешь, для них это игра!

- Игра? Они, похоже, решили сжечь профессорскую слободу!

- Вот именно! - Млад открыл дверь. - Закройся покрепче.

- Да они убьют тебя!

Млад не стал больше спорить и захлопнул дверь. Он ни секунды не верил в то, что студенты захотят его убить. Он думал, стоит ему появиться перед ними - и они остановятся, стоит сказать несколько слов - и все встанет на свои места!

Разрозненная толпа приближалась к терему выпускников, крича и размахивая факелами, Млад бежал им наперерез и немного не успевал оказаться перед крыльцом раньше них.

- Бей татар!

- Смерть за смерть!

- Постоим за землю русскую!

- Смерть татарам!

Конечно, не обошлось без верховода: первым на крыльцо вскочил здоровый парень в долгополой расстегнутой шубе, повернулся к прибывавшей толпе и низким, зычным голосом отдал команду:

- Обкладывайте терем сеном! Поджарим татарву!

Толпа отозвалась восторженными криками, откуда-то на самом деле появилось сено. А они подготовились… Это не стихийный набег, они слишком слаженно окружали терем. Не только сено - у них и масло было припасено!

Либо это была не та ватага, с которой встретился Пифагорыч, либо тот чего-то не доглядел: в лицах студентов, бежавших рядом, Млад не увидел ничего звериного, напротив, это были одухотворенные лица, лица людей, одержимых высокой идеей, словно у воинов, идущих в бой за правое дело, и от этого Младу стало не по себе еще больше.

В пятнадцать лет он действительно участвовал в походе на крымчан и отлично помнил воодушевление, с которым шел вперед, на копья и сабли врагов. Войско перед боем охватывало небывалое возбуждение, восторг, жажда победы. И страх, и здравый смысл меркли, терялись; глаза слепли, и воины бежали вперед, презирая опасность и смерть. И побеждали. Возможно, князь Борис умел воодушевить войско силой своего слова, соединить сотни людей в единое целое, как это утром сделал Белояр с сорока волхвами. Возможно, князь прибегал для этого к помощи волхвов, но Младу казалось, что волхвы князю для этого были не нужны.

А теперь рядом с ним студенты бежали, словно воины на врага: ослепленные, восторженные и непобедимые. И это было гораздо страшней и опасней пьяной ватаги, чувствующей свою безнаказанность.

Млад подбежал к крыльцу, и его никто не отличил от остальных. Он взлетел по ступенькам вверх: верховод отвернулся в сторону, отдавая какие-то распоряжения студентам, - Млад недолго думая развернул его к себе лицом, и довольно грубо, надеясь напугать и отрезвить. Но вместо студента увидел перед собой взрослого человека, своего ровесника. Чужак! Ни в Сычёвке, ни в университете Млад никогда его не видел: чернобородый, кудрявый, незнакомец смотрел на Млада прищуренными маленькими глазами из-под низкого лба, крылья его тонкого, орлиного носа раздувались, и губы презрительно кривились. Вдобавок он оказался крепче Млада и шире в плечах. Чужак перехватил руку, сжимавшую его плечо, а потом попытался отшвырнуть Млада вниз, но не сумел сделать этого одним толчком.