Андрей Ерпылев - Имперский рубеж Страница 18

«Да и чему там пропадать-то особо…»

Поручик поставил чемодан к столу и налегке взбежал по лестнице, слыша вслед:

— Вы уж извините, ваше благородие, что по форме не приветствую, — зацепило малость в прошлом месяце. А Василий Никитович меня сюда и пристроил. «Чего тебе, Иваныч, — говорит, — без дела валяться?…» Вот и сижу — встречаю-провожаю… Эх, чего бы на зуб положить, на заразу эту…

Перед требуемым кабинетом действительно чинно, будто на приеме к врачу, сидели двое офицеров — капитан интендантской службы и драгунский подполковник — и трое штатских самого представительного вида. Один — явно местный, отличающийся от коллег-«русаков» орлиным профилем и смуглым лицом. Чувствовалось, что перед Сашиным появлением тут шел оживленный разговор — слишком уж неестественной была тишина.

«Э- э-э… — приуныл Александр, поприветствовав офицеров по форме и сухо кивнув штатским, — я тут, похоже, надолго задержусь…»

— Извините, господа, — сделал он робкую попытку миновать очередь. — Могу я без очереди? Мне совсем недолго…

— Извольте подождать, молодой человек, — буркнул, смерив юношу холодным взглядом, интендант. — Мы тут все по делу, и у всех нет времени. Вон, займите свободный стул и ждите.

— Да ладно вам, Сергей Львович, — без малейшего акцента заявил «туземец», улыбаясь Саше во все тридцать два белоснежных зуба. — Наши дела — рутина. Вспомните себя в молодости — небось тоже было невтерпеж?

— Конечно, господа, — поддержал его драгун. — Ашот Вазгенович прав — давайте пропустим поручика без очереди. Тем более что следующая очередь моя, а я не успел завершить свою мысль.

— Дело ваше, господа, — развел руками интендант. — Но во всем должен быть порядок…

— Знаем мы ваш порядок, — хихикнул толстяк в серой чесучовой тройке.

— Что вы хотите этим сказать?… — вспыхнул капитан.

Увы (или, наоборот, слава богу), вникнуть в суть назревающей ссоры поручик не успел: дверь распахнулась, и в коридор выскочил красный как рак поручик, годами разве что чуть-чуть старше Саши. Оглянувшись на ожидающих очереди и не видя явного недовольства, юноша проскользнул за дверь…

Стучащая что-то на пишущей машинке темноволосая барышня (скорее, впрочем, дама), видимо, секретарша командующего корпусом, почти не удостоила офицера вниманием, поэтому он, ободренный, коротко ей кивнув, прошел дальше — непосредственно пред строгие очи начальства. Кое, конечно же, пребывало в тяжких заботах о вверенных ему войсках, склоняясь над столом, заваленным документами, картами и прочими бумагами, опасно свешивающимися с края и громоздящимися шаткими пирамидами.

Генерал поднял на вошедшего глаза, донельзя увеличенные старомодными очками в толстой роговой оправе, и вопросительно шевельнул левой бровью.

— Честь имею представиться, — отрапортовал Александр и протянул пакет, предусмотрительно извлеченный еще в «предбаннике», — поручик Бежецкий!

— А-а, Бежецкий… — Генерал сломал печати и вытряхнул на стол бумаги Александра. — Получали известие о вашем прибытии, получали… Только не ждали так быстро. Спешили небось?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Похвально, похвально… Да вы не стойте как истукан, э-э-э… Александр Павлович. Присаживайтесь.

Саша уселся на удобный «венский» стул и, пока генерал, морща лоб, вчитывался в бумаги, украдкой огляделся.

Вполне уютное помещение, почти ничем не напоминающее служебный кабинет, — изящная мебель, роскошный ковер на стене, туземные безделушки на полках, электрический калорифер в углу — в помещении было довольно свежо. Да и сам хозяин больше походил на пожилого бухгалтера или учителя — стоило лишь мысленно переодеть его из оливково-зеленого мундира с золотыми погонами в цивильный костюм.

— Весьма, весьма… — оторвался Мещеряков от чтения. — Весьма впечатляюще. Лучший выпускник Николаевского, гвардия… Чем вам, кстати, гвардия не поглянулась?

Бежецкий пожал плечами: разве можно так — в двух словах объяснить все человеку, которого видишь в первый раз в жизни? Да и нужно ли объяснять?

— Решили понюхать пороху? — пришел ему на помощь собеседник. — Тоже неплохо. Начинать службу не на паркете… Немного сейчас желающих совершить сей подвиг. Не желаете ко мне, в штаб?

— Никак нет, ваше превосходительство.

— Ну что же, — не стал скрывать разочарования генерал. — Посмотрите, подумайте… Увы, направить вас к вашим любимым уланам не могу. Нет у нас улан-с. Вообще, знаете ли, — он снял очки, прикрыл глаза и устало потер переносицу, — корпус мой существует лишь на бумаге. Несколько батальонов и эскадронов неполного состава, чуть больше полка… Держат нас в черном теле чинуши из Петербурга. Мы для них провинция-с… Да и кадрами обделяют. Уж такими, как вы, Александр Павлович, подавно. Чуть ли не все офицеры — штрафники. Люди в большинстве своем хорошие, откровенных мерзавцев нет, но… Тот разжалован, этот дуэлянт… Да и убыль постоянная.

— Не понял?

— Что тут не понять? — генерал поднял палец пистолетом, невесело улыбнулся и щелкнул языком.

— Стреляют?

— Не без этого. И стреляют, и убивают. И нашим тоже приходится… Так что направлю я вас, Александр Павлович, в наш третий драгунский. Там недавно была убыль, образовалась вакансия. В общем, вот вам бумага, — генерал набросал несколько строк на листке бумаги, размашисто подписался и перебросил «документ» Саше. — Явитесь с ней к полковнику Грум-Гржимайло. Ну, и там, как положено — представитесь офицерам… полка и все такое.

— Разрешите идти? — вскочил молодой человек.

— Экий вы прыткий. Молодость, молодость… — Мещеряков взял другой листок. — А жить где будете? В казарме? Извините, у нас это не принято. В другой обстановке, конечно, можно было бы снять квартиру где-нибудь в городе, но… Не советую. Мы, европейцы, преимущественно держимся вместе. И никаких расовых предрассудков тут нет… В принципе. Вот с этой бумагой явитесь по этому адресу — тут рядом. Домохозяин — наш человек и сдаст вам комнату дешево и без проблем. Не «Метрополь», конечно, но чистенько и живности почти нет. Зато будете уверены, что поутру не проснетесь с перерезанным горлом. Ну, и соседство все-таки поизысканнее, чем туземцы. В основном наш брат-русак: чиновники, инженеры, торговый люд. Офицеры, конечно же… — А вот еще бумага, — за вторым листом последовал третий. — Получите по этому требованию в казначействе — это тут же, в этом здании — жалованье за месяц вперед, авансом. На обзаведение, так сказать. А то в кармане, поди, ветер гуляет, — подмигнул генерал. — Признайтесь: гульнули по дороге?

— Нет, что вы… — опустил глаза поручик, чувствуя, как предательский румянец выступает на щеках: если бы не «благодетель»…

— Ладно, ладно, не оправдывайтесь. Дорога дальняя, дело такое, понимаем… Сам не генералом на свет божий появился. Но здесь постарайтесь вести себя нравственно. Мне и без вас хлопот предостаточно. Хотя… — Он безнадежно махнул рукой. — В общем, — генерал встал и протянул крепкую, сухую и теплую ладонь, — поздравляю с началом службы, поручик…

Саша открыл глаза и удивился: в комнате было темно, словно окно, в которое только что светило солнце, завесили плотной шторой.

«Ага, только что, — саркастически подумал он, глянув на циферблат наручных часов. — Три часа без малого изволили проспать, господин поручик! И прямо в одежде, не вымывшись с дороги… Фу!..»

За стеной что-то грохнуло и дробно раскатилось по полу, и юноша замер с наполовину снятым с ноги ботинком. Наверное, появился неведомый сосед.

«Интересно, кто это? — подумал Саша, натягивая ботинок обратно: не знакомиться же босиком. — Лишь бы русский…»

«Наш человек», как оказалось, практически не понимал по-русски, изъясняясь на каком-то странном диалекте, в котором проскальзывали отдаленно похожие на русские слова. Ни немецкого, ни французского, которыми сносно владел Бежецкий, он не понимал вообще, тараща глаза, как баран на новые ворота. Можно было попробовать английский, но его юноша знал в объеме, который военные преподаватели сочли нужным дать в училище: «Стоять!», «Руки вверх!», «Где находится расположение вашей части?» и в том же духе. Где-то на дне чемодана лежал тоненький «русско-афганский» разговорник, все же купленный в последний момент маменькой, но искать его сейчас не представлялось возможным. Оставалось лишь догадываться, что хотел сказать «портье» по его жестам и мимике. Например, в ответ на просьбу постояльца поселить его рядом с соотечественниками он разразился длинной тирадой, из которой можно было смутно уяснить, что Россию и русских он просто обожает. Наверное, можно было бы уяснить и обратное, не улыбайся туземец так белозубо и часто.