Александр Громов - Русский аркан Страница 18

В кают-компании задвигались, заговорили все разом:

– В каком смысле – грязные?

– В прямом. Моемся не в кипятке и, простите, пахнем.

– Однако!..

– Это мы-то варвары? А они тогда кто?

– Коты, как и было сказано. Кот – животное чистоплотное. С его точки зрения, всякий, кто не кот – варвар. Ха-ха.

– Ну знаете, на помойках живут такие коты, что…

– Бывают. Но грязный кот сам себе противен.

– Вот еще – коты они! Макаки желтозадые да еще наглецы вдобавок!

– Господа, господа…

– А почему они жизнь ни во что не ставят? Они ведь, кажется, буддисты?

– Не только. Еще и язычники. В душе каждого японца вполне гармонично сочетаются буддийские правила, сильно, впрочем, извращенные, и языческие предрассудки. Но вы не беспокойтесь – без причины они людей не режут. Напротив, удивительно вежливые люди. Хотя это сплошное притворство.

– Как это?

– Улыбаются, кланяются низко. Речи «по случаю» у них цветистые, поэтические и весьма образные. Пока японец доберется до сути дела, он десять раз вспомнит тигра, столько же дракона да еще приплетет цветок лотоса или ветку японской вишни. Но в душе – коты. Вот самураи – это японские дворяне – те тигры.

– Так в книжке написано? – заинтересовался Батеньков.

– Нет, такое заключение я сам вывел. Да вы прочтите, интересно будет сравнить наши впечатления.

– Благодарю покорно! Переводить с португальского на испанский, с испанского на русский… Да еще не врет ли автор?

– А чем они питаются? – неожиданно проявил интерес к не свойственной ему тематике Гжатский. Впрочем, возможно, технический гений как раз обдумывал проблему топлива для воздухолетательных машин и вопрос о еде задал машинально.

– Мышами! – хохотнул Свистунов.

– Господин мичман, извольте замолчать, – рассердился наконец Пыхачев. – А вы, Андрей Самсонович, продолжайте, не обращайте внимания.

Канчеялов слегка поклонился и с довольным видом пригладил усы.

– Вы не поверите, господа: японцы питаются преимущественно клейким рисом. Лепят из него колобки и макают их в черный соус из сои. Иногда добавят к колобку маленький кусочек рыбы или моллюска. Кто победнее, тот обходится без рыбы, да и без соуса. Совсем нищие едят просяную кашу и по случаю овощи.

– Однако… Вынослив человек!

– Это еще не все. Сушеные и маринованные водоросли, всевозможная рыба, даже ядовитая, медузы…

– Неужели медуз едят? Вот пакость!

– И сырую рыбу тонкими ломтиками. Называется сасими. Едят также некоторых насекомых, например кузнечиков.

– Тьфу!

– А хлеб?

– Пекут, но мало. Так же мало едят мяса. С пастбищами для скота в Японии трудно – сплошь рисовые заливные поля, от которых воняет, потому что удобряют их тем, о чем в приличном обществе говорить не принято. Японские крестьяне целыми днями не вылезают из этой жижи.

Батеньков сделал движение кадыком. Молодые мичманы покатились со смеху.

– Нехристи, что с них взять. – Отец Варфоломей густо откашлялся. – Однако премерзостно. Неужели среди тех заблудших душ нет христиан?

– Почему же нет? Европейцы.

– А местные?

– Теперь практически нет, а раньше были, – пояснил Канчеялов. – Лет триста назад сиогун Хидэясу Нобугава сломил сопротивление даймиосов – это японские удельные князья – и объединил страну политически. Потом объединил и духовно, перебив без пощады тех христиан, которые оказались тверды в вере. Потом вообще закрыл Японию для всех иностранцев, исключая китайцев и корейцев. Впоследствии голландцы добились от японского правительства привилегии основать торговую факторию, и уже сравнительно недавно, всего лет шестьдесят назад, европейские торговые суда получили право захода в порт Нагасаки. Заветы старины – это, конечно, неплохо, но без внешней торговли японцам никак не обойтись. И, наконец, всего пять лет назад во главе Японии встал император, сместив потерявшего реальную власть сиогуна…

– Ну, это-то мы знаем из газет, – не совсем вежливо перебил Фаленберг. – Нам бы узнать побольше об обычаях японского народа…

Канчеялов беспомощно развел руками.

– Быть может, позже? Мне еще переводить и переводить. Закончу – сделаю обстоятельный доклад.

– Ну хоть какие-нибудь детали! – взмолился Завалишин. – Не хочется ведь показаться дикарем.

– Покажетесь, не сомневайтесь. Автор уверяет, будто Японию можно изучать всю жизнь и все равно не понять до конца. Я начинаю думать, что он прав… Ну ладно… Например. Что нужно, чтобы избавить жилье от злых духов?

Корнилович и Свистунов захихикали.

– Повесить в красном углу икону, – сказал Батеньков. – А не поможет, так пригласить попа освятить помещение.

– Это вы так считаете. А японец разбросает по всему дому сухие бобы и тем решит проблему.

– Н-да, – молвил Канчеялов. – Не знаю, убегут ли от бобов злые духи, но мыши прибегут, это точно.

– Вот мы и имеем пример сведения сложной проблемы к простой, – улыбнулся Гжатский. – С мышами, наверное, легче справиться, чем с духами?

– Котам, конечно, легче.

– Дальше, дальше! Тише, господа!

– Гм… Еще все без исключения японцы любят созерцать… Впрочем, виноват, исключение, наверное, имеется – слепые…

– Созерцать что?

– Что угодно: цветущую вишню, первый снег, гору Фудзи, пруд с кувшинками, какую-нибудь особенно кривую сосну, цаплю в полете, камни, изменчивость морских волн и облаков, луну… Кстати, забавная деталь: наиболее подходящим местом, чтобы любоваться луной, японцы считают уборную.

После секундной оторопи захохотали все. Отец Варфоломей, взрыкивая тяжелым басом, утирал рукавом рясы слезящиеся от смеха глаза.

– У кого запор, тот может даже и повыть на луну, – вставил Свистунов.

Пыхачев не в силах произнести ни слова, только руками на него замахал.

Не смеялся один Гжатский – морщил лоб и даже задал вопрос о конструкции японских отхожих мест. Без стен и крыш они, что ли?

– Похоже, что так, – неуверенно согласился Канчеялов. – Вообще японцам наши понятия о приличиях кажутся смешными. С одной стороны, их возмущают декольте европейских дам…

– Ну вот еще! – Мичман Корнилович фыркнул в рюмку.

– …с другой стороны, они свободно оголяются ради гигиены. Чистота тела для японцев свята. В любом японском городе можно ежедневно наблюдать, как нагие японки моются в деревянных бочках прямо на улицах перед своими домиками и переговариваются с соседками, сидящими в таких же бочках по другую сторону улицы. Причем, когда наступает время вылезти из бочки, японка ничуть не стесняется присутствия мужчин, будь то ее соотечественник или чужеземец.

– Вот это да! Хочу в Японию! – заявил Свистунов. – Что же вы, мучитель, с отхожих мест начали? А японки красивы? Я видел гравюры, так там не так чтобы очень…

– На любителя. Но большинство европейцев считают, что красивы и очень грациозны. Миниатюрные смешливые куколки большого изящества.

– Довольно о бабах, господа! – вмешался в разговор Враницкий, уловив недовольное движение Пыхачева. – Стыдно! Идем с важнейшей миссией, а туда же – стадо жеребцов… Имейте в виду: попадете в историю – ни Леонтий Порфирьевич, ни я покрывать ваши художества не станем. Замарал честь русского офицера – сам виноват. Всем понятно?

Фаленберг и Завалишин вышли на воздух – один готовился принять вахту, другой собирался соснуть в каюте часика четыре. Оба с удовольствием вдохнули ночную свежесть, залюбовались светящимся океаном.

Дул ровный пассат. Наполненные ветром паруса казались вылепленными скульптором. Чуть слышно гудели снасти. Шипела вода под форштевнем. Не вахта, а одно удовольствие. С бака доносилось негромко:

Напрасно старушка ждет сына домой.Ей скажут – она зарыдает.А волны бегут от винта за кормойИ след их вдали пропадает…

– Одно мне все-таки непонятно, – понизив голос, молвил Завалишин. – Почему мы идем в Японию, зная о ней не более российского обывателя? Не просто ведь идем, а с важнейшей миссией, как верно сказал Павел Васильевич… Почему никого из нас не проинструктировали еще в России? Да еще обход Англии с севера, бой с целой эскадрой… Ведь чудом же вырвались! Раньше я не думал об этом, а теперь у меня возникают странные мысли: планировалось ли, что мы дойдем до Японии? – Последние слова мичман выговорил шепотом.

Фаленберг только вздохнул – наверное, тоже уже думал об этом – и ничего не ответил.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,

в которой граф Лопухин вступает в диспут и получает поддержку с самой неожиданной стороны

От мыса Фарвель «Св. Екатерина» летела на вест-зюйд-вест так быстро, как только позволял ветер. К счастью, он позволял поставить все прямые паруса до трюмселей включительно. Теперь, когда дело сделано, когда игру уже не переиграешь заново, оставалось единственное: сохранить удачу чистой. Иными словами – прочь от гренландских берегов! Как можно быстрее и как можно дальше.