Цена империи. На начинающего Бог - Влад Тарханов Страница 18

Темнело, когда «Картечь» внезапно изменила курс, куда-то направившись на всех парах. Это встревожило будущего флотоводца, но он не мог оторваться от финальной части операции: в проделанном проходе появился «Бой», тащивший баржу с гордым именем «Виктория». На палубе баржи сгрудились укутанные с ног до головы сотрудники посольства королевства, высылаемые, как было сказано в указе императора Михаила II «за деятельность, с дипломатической несовместимую». На ту же палубу были сгружены сундуки с багажом.

«Забияка» пристроился на небольшом отдалении за баржей, наблюдая за реакцией эскадры противника. Там как-то забеспокоились, а на подходящую делегацию даже направили стволы носовых орудий. Правда, увидели, что с плоскодонной лоханки активно размахивали британским флагом. После переговоров на языке «владетей морей, луж и океанов» баржа подобралась к «Рипалсу», который был ближе всего, по сброшенным сходням британские же матросы помогали благородным господам, напоминающих мокрых и злобных крыс, подняться на борт броненосца.

Тут подошла канонерка. Отряд русских кораблей развернулся, на этот раз «Забияка» шел последним, сбросив прямо перед носом кораблей королевского флота последнюю учебную мину. Переговорив с Мессером Макаров понял, на что надеялись «повелители морей». Оказывается, к эскадре лимонников спешил ледокол «Эйсбрехер I», который храбрые мореплаватели зафрахтовали в Гамбурге. Немец получил предупреждение, что идет на минную банку и резко застопорил ход. Потом стал переговариваться с нанимателями, а поутру отправился восвояси.

Макаров так и не узнал, что гамбургский ледокол был зафрахтован в конце февраля почти одновременно с выходом всей британской эскадры за очень большие деньги. По условиям контракта он должен был в период с третьего по пятое марта быть у Кронштадта. При опоздании премиальная сумма не выплачивалась. Но вот один высокопоставленный военный рекомендовал капитану не слишком быстро спешить. Чтобы и начальству, пусть и непрямому, услужить, и денежку заработать ледокол прибыл пятого марта почти под конец дня. По итогу наглы его кинули и премии не заплатили. Но после прибытия на корабли дипломатов любое движение к российской столице означало бы войну. Седьмого марта лаймы отправились восвояси.

Семнадцатого марта 1880 года Степан Осипович Макаров получил очередное звание — капитан-лейтенант и приглашение на аудиенцию к императору Михаилу.

Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец

28 мая 1889 года

ЕИВ Михаил II

Извините, всегда откладываю, чтобы рассказать о страницах своего позора. Знали бы вы, как песочил меня после сего совещания Учитель! Матом не крыл, но интеллигентно так опустил за то, что… впрочем, читайте сами, думаю, что вы Михаила Николаевича Коняева поймете.

Генерал Милютин

(из дневника от 5-го марта 1880 года)

После вынужденного перекуса Его Императорское Величество дал знак освободить помещение от всего лишнего, и мы снова продолжили работу.

— Нашей второй целью стала оценка состояния наших войск. Прошу обратить особое внимание на их слабые стороны и сделать это раньше, чем наши недруги ими воспользуются. Господа хочу ещё раз повторить: наша цель не упрекнуть любого из нас в бездействии, а общими усилиями найти причину недуга и устранить его, пусть даже и хирургическим скальпелем. Я тщательно изучил доклад по состоянию дел армейских за 1879 год, припомнил несколько любопытных разговоров с иностранными военными наблюдателями во время последней Кавказской кампании и то, что я видел и слышал под Севастополем. А также донесения свидетелей последних боевых действий за рубежами нашего государства помогли мне написать тезисы, содержание которых позвольте сейчас озвучить.

Когда я получил приглашение от нового Императора Михаила II прибыть в его дворец на совещание, на котором будут обсуждаться и военные дела, я счёл сие путешествием на свою Голгофу. После столь вызывающей демонстрации против британского посольства, о неизбежной войне с Англией говорили все и везде: начиная от последней побирушки на Сенной площади и заканчивая сенаторами и аристократами с Французской набережной. Вероятно, Михаил Николаевич решил стал полным Георгиевским кавалером, а в мирное время сделать сие было практически невозможно. Правда, чудом выжив после страшного взрыва Зимнего Дворца, он сильно изменился, но тогда я счёл это хитрым манёвром, дабы завоевать себе популярность и повысить свои шансы удержаться на троне. В чём я был полностью уверен, так в том, что все без исключения Романовы обладали великолепной памятью, не забывая даже мелочную обиду, проявление неуважения, особенно, если это касалось их лично. А я имел несчастье в некотором роде наступить на мозоль Михаилу Николаевичу в бытность его Наместником на Кавказе перед завершением войны с горцами Северо-Западного Кавказа. Поскольку подписанные Великим Князем победные реляции перед тем, как лечь на стол к Императору, должны были пройти через военное министерство, я в меру своих сил их правил, убирая чрезмерный пафос, когда любая стычка с адыгами именовалась битвой или сражением. Увы, это мне стоило недовольства, которое высказал лично Государь Александр Николаевич, после очередной жалобы от младшего брата. В общем, я не ожидал ничего хорошего от этого совещания и готовился подать прошение об отставке, если критика со стороны императора станет невыносимой. Но Михаил Николаевич ловко провел меня. Он начал свой речь со слов Великого Корсиканца:

— Господа, я думаю, что никто из присутствующих не сможет оспорить утверждение, что среди когорты великих полководцев века нынешнего имя Бонапарта занимает