Александр Калмыков - На пути "Тайфуна" - 2 Страница 19

   Мой блудный ординарец, как ни в чем не бывало, сидел в доме, выделенном для меня, и чистил свой наган. Радость от встречи он высказал, но немного рассеянно, как будто отсутствовал всего пару дней.

   - Вот, - кивнул он на разобранное оружие, - товарищ Ландышева посоветовала убрать подальше немецкий пистолет и вернуться к табельному оружию. Ведь револьвер гораздо надежнее магазинного оружия. Да и патронов к трофейному оружию у нас маловато.

   - Ну что же, тебе лучше знать. А где она сама?

  -- Отправилась ругаться с полковым особистом, чтобы он вернул ваше имущество.

  -- Так вы с Наташей уже познакомились? Ты уже знаешь, что она твой коллега?

  -- Да, и прехорошенькая. А еще спортивная и очень высокая.

  -- Ну не знаю. С другой стороны, приятно, когда девушка тебе по плечо - сразу чувствуешь себя большим и сильным. А Наташа, если каблуки наденет, то будет почти с меня ростом. Ну а с вами так вообще сравняется.

  -- А вы видели, какие у нее глаза?

  -- Глаза? Как-то не обратил внимания. Девушка не в моем вкусе, и к тому же мой подчиненный. Вот ее наган я хорошо рассмотрел. Причем заметил, что кобура у нее черного цвета, а ремешок, которым револьвер крепится, коричневый. Еще ножик у нее есть обалденный. Хотя складной, но сделанный на заказ - оснащенный надежным фиксатором и с толстым лезвием из отличной стали. Думаю таким можно гвозди рубить. Правда, Ландышева почему-то не позволили мне провести такой эксперимент, как я ее не уговаривал.

  -- Эх, тоже мне беда. Вот если бы что другое не позволила. А вы знаете, что она кандидат в мастера спорта по стрельбе?

   - Ну и что, вот если бы она умела фехтовать, тогда другое дело. Может, показать ей основные позиции?

   Внезапно Авдеев нахмурился и бросил на меня взгляд из подлобья. - А ей это нужно? - нарочито равнодушным голосом произнес он. В современном бою важнее плотность огня, точность и темп стрельбы. Ну и еще диверсантам надо уметь заколоть часового.

  -- Согласен, фехтование - это развлечение для мирного времени.

  -- А что за основные позиции? - Снова оживился Авдеев.

  -- В классическом фехтовании существует шесть основных стоек: две нижних, две средних, и две высоких. По две, потому что клинок можно держать или справа от себя или слева.

  -- Понятно, тоже, что и в фехтовании штыком, только там их всего четыре. А ведь можно еще держать оружие не справа или слева, а посередине.

  -- Нет, нельзя ни в коем случае. Ведь тогда фехтовальщик не будет знать, с какой стороны ему отбивать клинок противника. Еще есть свои нюансы в случае боя парным оружием, но это не для новичков. А самое интересное, когда противник левша, только мне такие редко встречались.

  -- Да, а Наташа умеет неплохо стрелять и левой рукой. Наверно она ею и фехтовать смогла бы.

   Заметив вспыхнувший у меня в глазах интерес, Авдеев тут же постарался его погасить.

  -- Впрочем, нет, не смогла бы. Насколько я понимаю, тут потребуются месяцы тренировки.

   Тут неожиданно Авдеев вспомнил волнующий его важный вопрос, и осторожно спросил меня. - Товарищ командир, вот у нас в роте очень многих награждали. Как вы полагаете, мне медаль положена, я ведь тоже участвовал в боевых действиях?

  -- А ведь вы правы, если вас до сих пор не наградили, то это непорядок. Сейчас же позвоню Соловьеву.

   С особистом дивизии меня соединили быстро, и он объяснил, что Авдеева уже ждут орден Красного Знамени, медаль За Отвагу, и приказ о представлении очередного звания. Если бы мой ординарец не пропадал неизвестно где, то давно бы все это уже получил.

   Мы решили, что как только Ландышева сменит его на посту, он тут же поедет к Соловьеву. А пока, закончив с чисткой оружия, Авдеев решил привести себя в порядок, тем более что меня уже давно терпеливо дожидался ротный писарь с огромной кипой бумаг.

   Навалившиеся на меня дела сразу заставили забыть и о Ландышевой и об ординарце, где-то отдыхавшем так долго.

   Но вот Авдеев, закончивший прихорашиваться, предстал передо мной, и заявил, что готов ехать. Результат меня просто поразил, таким нарядным я его еще ни разу не видел. Каждая складочка одежды была отглажена, волосы тщательно причесаны. Как завершающий жест, Авдеев достал флакончик одеколона, который я никогда у него прежде не видел, и надушился. В общем, в таком виде можно ехать не то что в дивизию, но и в Кремль. Общее впечатление портила только оставшаяся невыбритой полоска щетины над верхней губой. На мой взгляд, это его нисколько не украшало, о чем я тут же и высказался.

   - Да мне это тоже не очень по душе, - пожал плечами ординарец, рассеянно взлохмачивая волосы на макушке, которые он перед этим тщательно зачесывал. - Но Ландышевой нравятся усы, вот я и решил их отпустить.

   Ах, вот в чем дело. Ну, все пора мне с ней поговорить. До этого сержант зарекомендовала себя как девушка здравомыслящая и порядочная. Иногда даже слишком порядочная. То, что она не давала мне поболтать с хорошенькими медсестрами, мотивирую это соблюдением режима секретности, я ей прощать не собирался.

   Ждать Авдееву долго не пришлось, у крыльца уже стояла полуторка, привезшая его сменщицу. Но вместе с ней прибыл не Танин, а незнакомый пухленький энкавэдэник, которого я раньше не видел. Он представился как лейтенант НКВД Кругликов. Как только Авдеев помчался искать ротного ездового, чтобы уехать в дивизию, я попросил Ландышеву на пару слов.

   - Да ничего я такого не говорила, - изумилась сержант. - Просто он замучил меня расспросами о том, что я предпочитаю, и что мне больше нравиться. Ну я и поддакнула ему, чтобы он отстал. Дескать, да усы мужчину украшают.

   Ну вот, теперь все становится на свои места. Ландышева уже вдоволь насмотрелась на военных, и мой ординарец ее ничем не привлекал. А вот Авдеев, наоборот, совсем потерял голову. Это не удивительно, ведь в лице Наташи он встретил свой идеал.

   Процедура передачи "ценных" предметов надолго не затянулась, хотя кроме блокнота перестраховщики из органов взяли на хранение все мои вещи, включая оружие. Какую особую ценность они могли представлять, непонятно, но порядок есть порядок. Желая поскорее закончить с формальностями, я быстро кивал, подтверждая идентичность предметов, а Ландышева расписывалась в ведомости напротив каждой позиции. Наконец, привезенный особистом баул опустел, и я было вздохнул с облегчением, но тут всплыла новая проблема.

   - А где "кольчуга полуторная, из блестящего металла, одна штука" - грозным голосом вопросила сержант госбезопасности.

   - Здесь, - довольно похлопал себя по животу Кругликов. - Лично берег ее, а то мало ли, опять немецкий прорыв будет.

   Ага, как же. Он ее берег, а не наоборот. Вот это лейтенант сделал напрасно. Никогда, ни при каких обстоятельствах я не позволял надевать свои доспехи тем, кто не умеет с ними обращаться. А если этот Кругликов вспотеет, и его едкий пот пропитает кольчугу? Она хоть и сделана из никелированной проволоки, но заржаветь может запросто. В уме я стал мысленно перебирать угрозы, которые сейчас обрушу на голову незадачливого лейтенанта. Сослать в Сибирь? Разжаловать и отправить на фронт? Пригрозить, что заставлю его разобрать кольчугу, протереть каждое колечко, и собрать обратно? Однако мои кровожадные планы уступили место голосу разума, и мне стало ясно, как лучше всего отомстить.

   Я миролюбиво улыбнулся Кругликову, и совершенно ровным голосом заявил, что никаких претензий не имею. - Снимайте ее и сдайте сержанту госбезопасности, а мне надо работать. Всего хорошего.

   Крайне довольный своей местью, я направился в комнату, где размещался мой штаб, и начал перебирать бумаги, довольно улыбаясь. Писарь смотрел на меня с недоумением, не понимая, почему командир так ехидно хихикает. Наконец, я сжалился над ним, и пояснил. - А вы пройдите в зал, как будто между делом, и посмотрите.

   Когда он вернулся, работа окончательно застопорилась. Теперь мы оба посмеивались, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться во весь голос. Бойцу было смешно оттого, что он увидел, ну а я, даже не глядя, хорошо представлял себе, как сейчас мучается Кругликов. Надеть кольчугу, даже меньшего размера, очень легко. То, что пузо у энкавэдэшника было сантиметров на тридцать больше моего, значения не имело. А вот снять ее, не зная, как это правильно делается, очень трудно. Ну а если она еще мала, то процесс превратиться в самое настоящее мучение.

   Примерно через полчаса после начала экзекуций вошла Ландышева, и спросила, можно ли помочь страдальцу. Мы в это время сидели с надутыми щеками, изо всех сил удерживая рвущийся наружу смех, и держа для вида какой-то приказ.

   - Учите писаря читать вверх ногами, товарищ командир? Полезный навык.

   Действительно, бумажки, которые я и писарь второпях схватили, как только она вошла, мы держали в руках вверх ногами. Но вот напрасно сержантша ехидничает над своим начальством. В качестве урока я приказал ей лично оказать товарищу Кругликову содействие.