Андрей Марченко - Революционная сага Страница 19

Трое кивнули. Четвертый по-прежнему не дышал.

Девушка кивнула:

— Будем считать, что молчание — знак согласия. А теперь быстренько, тихонько — вон отсюда, чтоб не было мучительно больно за руки, которые я вам сейчас поотрываю!

Ствол «парабеллума» вышел из ноздри хлопком, будто выдернули хорошо притертую пробку из небольшой бутылки.

И тут же все четверо сделали шаг назад, отступили, словно какой-то хорошо сыгранный кордебалет.

— Стоять! — одумалась дама. — За обед расплатитесь!

Из чьего-то кармана появилась серебряная монета, большая как чайное блюдце.

— Достаточно ли? — спросила девушка.

Трактирщик только кивнул. Горло пересохло, в нем застревало дыхание, не то что звуки.

— Вон пошли! — распорядилась девушка.

Четверо были рады стараться.

Еще через две минуты за окнами простучала дробь копыт четырех лошадей.

В трактире стало мучительно тихо. Так тихо, что слышно стало, как под половицей скребется мышь. И тут Ольга услышала, что за ее спиной кто-то хлопает в ладоши. Она обернулась. Ей неспешно рукоплескал второй посетитель этого забытого трактира.

Еще он давился беззвучным смехом:

— Браво, мадам ей богу браво! Снимаю перед вами шляпу, и между прочим — лишь немногие удостаивались такой чести. Вы мне определенно симпатичны!

Шляпа по-прежнему лежала на столе, но мужчину это не смутило. Незнакомец поднял ее со стола, надел только для того, чтобы тут же поднять словно в знак почтения.

— Рихард Геллер. — представился он. — К вашим услугам…

— Ваши бы услуги мне не были лишними минут пять назад.

Новоявленного собеседника это не смутило:

— Да бросьте вы! Вас прикрывали двое.

— Двое?

— Двое… Я и мой «Шошет».

Геллер немного поправил макинтош. Под ним был ручной пулемет.

Отчего-то именно так и назвал Геллер свое оружие, на какой-то непонятно-щегольской манер: «Шошет». Все остальные обычно звали оружие более экономичными тремя буквами…

— «Шош». - узнала Ольга пулемет. — хорошая машинка, сравнительно легкая. Только последние три патрона хронически заклинивает.

— И снова браво! Обожаю дам, которые разбираются в оружии… Не пересядете ли ко мне? Здесь так неуютно и тоскливо.

— Спасибо. — ответила Ольга впрочем убирая пистолеты. — Но если одиноко и тоскливо вам, зачем пересаживаться мне? И предыдущий случай вас ни на какие мысли не наводит?

— Хорошо. — согласился Геллер. — А если я к вам пересяду, вы меня убьете сразу? Или дадите немного насладиться вашим обществом.

— Смотрю, от вас так просто не отвяжешься. Ладно, чего уж тут, присаживайтесь. Но если чего пойдет не так, как вы себе надумали — уж не обессудьте.

Рихард кивнул и стал переносить свои вещи. Сделал это в два захода — сначала перетащил свой пулемет, потом остальные вещи. Наконец, набросил макинтош поверх пулемета.

— К слову. — сказал Геллер, хотя последнее слово было произнесено минуты три назад. — К слову, а как вас зовут?

— Ольга.

— Очень приятно, Ольга! А чем в данный исторический момент вы занимаетесь?

— Приблизительно ничем.

— Ну надо же! Мы с вами, оказывается, коллеги!

Вокруг стола суетился трактирщик: запоздало вытирал пыль, переставлял приборы. Всем своим видом пытался показать свою услужливость.

— Да не дрожите вы так — этой банде каюк. — попытался успокоить его Геллер. — На следующем привале они друг друга порешат. Ну не допустят те трое, чтоб ими командовал кто-то проигравший ба… pardon… очаровательной даме. Ну а тому будут колоть глаза, что его опозорили…

— Не изволите чего-то заказать еще? — не унимался хозяин заведения.

— Когда изволим, брат, мы тебя пренепременно позовем. А пока — ступай, не мельтеши…

Трактирщик действительно удалился.

Геллер посмотрел в окно, вздрогнул… Отвел взгляд…

— Простите за вопрос… — Рихард с деланным наслаждением втянул воздух. — Ваши духи… Это кажется, цветы померанца?.. Кажется "Цветок невинности", фабрикации братьев Ферье?..

Ольга кивнула.

— Я говорил, что вы мне нравитесь? — продолжал Геллер.

Ольга кивнула:

— Да.

— Ну скажу еще раз. Лишним не будет. Могу повторить и третий раз — гулять так гулять… Вы вдохните воздух на улице. Если не отвлекаться на календарь — чистая весна!.. Слушайте, у меня есть великолепная идея — а давайте объединимся! Думаю, из нас выйдет отличная пара.

— Объединимся для чего?

— А! Это неважно! Какая-то работа для нас обязательно найдется.

— Нет, спасибо, я предпочитаю работать в одиночестве.

Из кухни через дверную щель в обеденную залу протерлась кошка. Осмотрелась, решила, что сойдет за хозяйку. Проследовала затем через весь зал, подошла к столику, где сидели Геллер и Ольга, и не то зевнула, не то беззвучно мяукнула.

Понятно было: кошки в этом заведении ловить мышей разучились давно и жили исключительно с подачек поваров и посетителей.

Рихард, так чтоб не видела Ольга, показал кошке кукиш. Дескать, уходи, ничего тебе здесь не обломиться.

Кошка, как ни странно все поняла, и, подняв хвост трубой, не теряя достоинства, отправилась обратно на кухню.

Геллер вернулся в разговор:

— Я тоже, как видите, люблю одиночество.

— Вы знаете, меня раздражают такие люди…

Геллер удивленно вскинул бровь:

— Какие…

— Есть определенный тип людей, которые говорят: "я люблю одиночество". Но начинаешь вникать в вопрос, оказывается у них семья, дети, работа. Эти люди никогда не ели одиночество полной ложкой. Не знают, как это встречать одному Рождество с Новым годом. Как жить, когда до ближайшего человека верст двести.

— Вы мне не верите? — Геллер сделал вид, что обиделся.

— Нет. — не стала врать Ольга. — Вы похожи на человека поверхностного. Вам признаться в любви — все равно, что убить человека.

— Уж не пойму, комплимент это или оскорбление… Просто вот такой я человек — стараюсь все решать сразу, брать быка за рога. Если человек мне нравится — я прямо говорю об этом. Если он меня раздражает — сразу стреляю. Ибо, вероятно, я его тоже раздражаю, и он тоже собирается выстрелить…

Ольга промолчала. Сделала вид, что суп с лапшой увлекает ее больше собеседника.

Потому говорить снова пришлось Геллеру:

— А, в самом деле, чем я плох для вас? Мы в воде ледяной не тонем и в огне почти не горим!

— Сие есть достоинство сомнительное. Смею заметить, что навоз коровий так же не тонет и горит крайне неважно.

— Экая вы злая! Давайте я вас поцелую, вас расколдую. Вы станете доброй и еще более красивой.

Ольга улыбнулась донельзя печально.

— Не думаю, что поцелуй тут может что-то изменить, тем более ваш…

— А давайте все же попробуем! Ведь поцелуй поцелую рознь. О поцелуе одного человека забываешь на следующий день, о другом поцелуе помнишь всю жизнь, вспоминаешь о нем на смертном одре, рассказываешь про него внукам, детям, если таковые имеются. О некоторых поцелуях ходят легенды.

— Например, об иудином поцелуе…

— Ну зачем вы так. — обиделся Геллер. — Вот на вашем поцелуе я бы смог бы работать многие месяцы — на самом деле я неприхотлив. Давайте условимся так: вы меня поцелуете, а я целую неделю не буду никого убивать без крайней на то нужды. Разве вам не хочется так просто спасти чью-то жизнь? А может это любовь, поздняя как эта осень?

— Нет. — Покачала головой Ольга. — Это не любовь. Это только флирт… Этакая полу-любовь как средство от полу-одиночества.

Вновь появился трактирщик. Поставил перед Ольгой чашку чая, блюдечко с нарезанным лимоном и плюшкой. Затем принялся убирать со столов ненужную посуду, протирать их.

Геллер, понял, что это дело одной минутой не ограничится. Потому сказал Ольге:

— Простите, я вас оставлю ненадолго.

— Отхожее место на улице, справа за углом. — услужливо подсказал трактирщик.

Геллер покраснел, словно курсистка попавшая по недоразумению в мужскую баню.

— Странный вы все же человек, Рихард. — в первый раз за разговор Ольга назвала Геллера по имени. — Я вижу, вам проще убить человека, чем признаться девушке, что хочется в туалет.

— Нижайше прошу прощения… Давно хотелось. — оправдывался сконфуженный Геллер. — Но сначала думал посидеть, потерпеть, пока на улице немного потеплеет. Затем ваше представление отвлекло.

— Да идите уже… До весны вам-то все равно не получится дотерпеть…

Нужник, как и трактир, был убогим. И, выйдя из него. Геллер закурил папироску. Пока курил — прохаживался, иногда нюхая рукав кителя.

На улице было холодно, но Рихард не спешил.

Ему все казалось, ткань пропиталась вонью нужника. И теперь Геллер ждал, пока она хоть немного выветрится.

Когда же Геллер вернулся, за его столом никого не было.