Александр Больных - Штык-молодец. Суворов против Вашингтона Страница 19

– Ах, милый Гриша, ты меня ну совсем утомил делами торговыми. Не женское это дело… – томно произнесла Екатерина, потупив глаза.

Лукавила императрица, ох как лукавила. В те самые дни посол английский писал: «В абсолютной монархии буквально все зависит от благорасположения и личности монарха. Екатерина имеет совершенно мужской ум. Ее отличают последовательность в составлении планов и отвага в их исполнении». Князь Григорий давно знал эти черты своей любимой и потому без боязни говорил с ней о самых сложных делах государственных, это не императрица Елизавета и уж тем более не Анна. Даже он не рисковал употреблять свое влияние к свершению дел империи, предпочитая взывать к разуму и твердой воле императрицы. Да и не получилось бы ничего. Россия – это вам не Франция, где политика вершится в салоне да в постели королевской.

– Ах, моя царица, для меня ты всегда была и останешься самой любимой, самой желанной женщиной, но для других ты императрица, которая с твердостью и разумом владык великого Рима решает судьбы стран и народов.

– Ты бессовестный льстец.

– Тебе уже и правду сказать нельзя, сразу почитают низким ласкателем и угодником, – притворно вздохнул Потемкин.

– Так ты полагаешь, что следовало бы Никите Акинфичу какой титул дать?

– Именно, негоже получится, если он у итальянского князя какое-нибудь Сан-Донато, прости господи, купит, да итальянским дворянином обзовется. А так ему честь, да еще прочнее к делам российским привяжешь. Ему денег не надобно, сам в них купается, ему сейчас важны почет да уважение, чтобы не мог какой-нибудь ярыжка приказной, который Рюриковичам седьмая вода на киселе, на него свысока смотреть. А он и тебе, и России этот титул сполна от служит, получше иных родовитых.

– Быть по сему! – решила Екатерина. – Подготовь, Гриша, именной указ правительствующему сенату о возведении Никиты Акинфича Демидова за многие заслуги перед государством и неустанные труды по укреплению мощи империи в графское достоинство. Да скажи господам сенату, что такова моя воля!

– Ты, как всегда, мудра. И я даже не знаю, чем наперед восхищаться, умом ли твоим или красотой, потому что они друг с другом соперничают, и сей момент одно достоинство выше кажется, а в другой момент иное. Вот я и теряюсь.

– Ладно, хватит, князь Григорий, – строго произнесла Екатерина, но видно было, что строгость эта напускная, и похвалы Потемкина ей лестны. – Но что мы будем делать с просьбой короля Георга? Тем более что, видишь, лично даже написал.

Потемкин надолго задумался, и когда императрица уже начала выказывать признаки нетерпения, наконец произнес.

– Нам в этот клубок гадючий, прости господи, соваться не с руки. Это точно. И даже если мы сейчас королю Георгу поможем, завтра он об этом забудет, не промешкав. И все-таки мы свою выгоду здесь поиметь можем. Нет, торговать русскими солдатами и русской кровью негоже. Мы великая империя, а не княжество немецкое, где чихнуть нельзя, потому к соседу улетит. Я так думаю, что солдат Георгу в помощь мы дать можем, но, конечно, не тридцать тысяч, как он просит. Эк, англичанин устроиться захотел – на чужом горбу в рай въехать. Нет, полагаю, хватит там дивизии пехотной, да четырех-пяти полков казачьих. Да и с турками, я полагаю, вскорости снова война начнется, не успокоится султан. Значит, здесь солдаты понадобятся. Притом командиру настрого приказать, что в неподчинение к англичанам он идет, для действий в союзном конкордате, и все решения он сам принимать будет.

– Не пойдет на это король Георг.

– Так нам лучше, проблема исчезнет, не возникнув.

– Ну а если согласится, какая нам в том выгода?

– Разумеется, деньги брать мы не будем, – решительно произнес Потемкин. – Пусть он немцев покупает, те продаться готовы за медную полушку. Нет, мы потребуем от него выделить нам соразмерные территории в Америке.

– Но ты же сам говорил, что нам Америка не нужна.

– Говорил, и снова повторю. Но, свет сердца моего, правителям должно думать не только о сем дне, но и на годы вперед. Отношения с Англией не вчера начались, и не завтра закончатся. Те земли, которые мы в Америке получим, станут нашей козырной картой во всех будущих переговорах с англичанами. Не для того они французов из Америки выживали, чтобы русских пустить. Вот только воевать с нами они так прямо не станут, ведь не полезли же они в Новую Испанию? Нет. Просто мы в нужный момент сумеем продать эти свои новые владения впятеро дороже, чем сегодня возьмем. Король Георг сейчас похож на банкрота, который по дешевке раздает имущество свое, мы и подберем. А обратно продадим по настоящей цене, и цепляться за ненужное не станем. Хотя пока я сам не знаю, что потребовать можно будет, но, полагаю, свет мой, то решать придется уже наследнику Павлу Петровичу, если не детям его. Повторю, однако: могущество империи строится на века, а не токмо на завтрашний день, как некоторые полагают.

– Но это нехорошо… Получится, что мы все равно солдатами попусту рискуем.

– Нет, Катенька. Они пойдут сражаться за благо империи, а не за грязное английское золото. Да к тому же я опасение имею, как бы скверная зараза народоправства на Европу не распространилась. Надобно сию змею давить всюду, где только видишь. А то нагуляются наши дворяне по заграницам, наездятся, дурного духа нахватаются.

– На то есть Секретная экспедиция.

– Не уверен, матушка, справится ли она. Покойный граф Шувалов, дурной был человек, прости господи, но крамолу каленым железом выжигал. А Шешковский только дурью занимается, проку от него немного, скорее вред. Так что язву надобно прижигать каленым железом там, где она возникнет, не допуская распространения болезни.

– Да, мудрено ты, Гришенька, навертел, как бы самому не запутаться в собственных хитростях, – покачала головой Екатерина. – И кого же ты поставишь командовать сим корпусом? Граф Румянцев нам здесь потребен будет, потому сам сказал – к войне с турками готовиться надо.

– Есть у меня на примете один генерал, – весело рассмеялся Потемкин. – Отменный вояка и склочник первостатейный, со всеми перессориться успел. Даже и не знаю, кого он пока еще не обидел, или кто на него сам не обиделся. Хотя повторю: воюет он знатно, этого у него не отнимешь.

– Кажется, я догадываюсь, о ком ты говоришь, – улыбнулась Екатерина.

– О нем, матушка, о нем, родимом. Генерал-поручик Суворов отменно показал себя и в прошлой войне турецкой, и во время польского смятения. Но там он насмерть разругался с генералом Каменским, а здесь генерал Веймарн даже рапорт по команде подал о самоуправстве. Я, правда, хода тому рапорту не дал, но никуда не выкинул, лежит, дожидается своего часа. Быв послан в Крым, рассорился с князем Прозоровским, каковой являлся начальником. Суворов, тяготился своим подчиненным положением и старался из него выйти, а Прозоровский делая вид, будто ему все равно, в сущности оскорблялся тенденциями Суворова и выставлял их на вид. «Не в жалобу, а единственно из усердия к службе прошу повеления, чтобы генерал-поручик Суворов, если не захочет рапортовать (чего и не требую), то записки об обращениях и намерениях своих посылал бы», – писал князь. Он имел преимущество перед Суворовым по отвесу списочного старшинства, а Суворов того не терпит. Ну и там место имело темное дело с генералом Нащокиным. Граф Румянцев писал, якобы они до того повздорили, что до рукоприкладства дошло, а как Воин Воинович человек корпулентный, то пострадал Александр Васильевич. Да при всем при том он даже графа Петра Александровича Румянцева, который везде и всюду за него заступается и ему протежирует, ни в грош не ставит. Куда Суворов ни попадет – всюду склока и скандал, не в отца пошел. Так что, матушка, лучше всего отправить его туда, где над ним начальников не будет. И пусть уже на его норов английские милорды жалуются.

– Ну ты хитер, князь Григорий, ох хитер. Змей.

– Нет, матушка, я просто думаю, как каждого человека с наибольшей пользой употребить. Генерал-поручик Суворов воевать умеет. Когда он отличится в кампании американской, мы сможем его в звании повысить или еще что. И уже не в подчиненном положении дальше воевать будет, а командиром армии поставим. Но все едино – не давать ему заноситься и держать надо в строгости. Иногда единство и согласие армии важнее таланта воинского.

– Быть по сему, – подвела итог Екатерина. – Готовь указы по Военному ведомству, Гриша. Посмотрим, что Суворов в Америке сделать сумеет.

– Кстати, Катенька, полагаю необходимым выдать Суворову для приобретения продовольствия и снаряда воинского на месте известную сумму. Хотя англичане и пообещают, наверное, снабжать наши войска всем потребным, но только не верю я им. Обманут.

– А не пропадут ли те деньги? – с сомнением протянула Екатерина.

– Ну, матушка, не знаешь ты эту семейку. Папенька Василий Иванович, куда как прижимист, каждая копейка на счету, ведь его стараниями Пруссия и Померания тебе золото в казну несут. А сын здесь весь в отца, когда бы не больше. Тот прижимист, а этот скупенек, точно говорю.