Артем Рыбаков - Ликвидаторы времени. Охота на рейхсфюрера Страница 19

– Неа, – протянул я, – неохота. Алик, я подремлю мальца, ладно? Что-то умаялся.

Друг мой кивнул и спросил:

– Может, тебе еще чаю принести?

– Давай.

Но чая я так и не дождался…

…Разбудил меня негромкий разговор.

– …это ты здорово придумал – передачу на мобилу записать.

– А то!

Я открыл глаза. В метре от меня сидели командир и Бродяга. Комната была еле освещена скудным светом керосиновой лампы, стоявшей на столе. Вокруг вповалку спали и мои однокомандники, и «местные».

– Что? Долго я спал? – спросил я, потягиваясь

– О, проснулся, труженик невидимого фронта… то есть тыла, – добродушно поприветствовал меня Фермер. – Не беспокойся – ничего важного ты не пропустил. Да, кстати, в караул ты сегодня не пойдешь.

– Плавить дальше будем?

– Да, часа через три-четыре, пусть ребята пока отдохнут.

– То есть у нас сейчас «личное время»?

– Да.

– Тогда схожу морду умою.

– Иди…

Солнце уже село, но западная сторона неба еще светлела. В этом призрачном свете я разглядел силуэты двух людей, сидевших на телеге в углу двора. Я уже совсем было собрался окликнуть их, когда понял, кто это. «Выходит, Акимыч оставил-таки «племяшку» с нами. Интересно, а как он Фермера уговорил?» Однако побеспокоить парочку я не решился и тихо прошел к бочке.

…Когда я вернулся в дом, большинство спавших уже проснулись. Командир поманил меня:

– Значит, так, мы с Шурой пойдем с шифровкой разбираться, до часу ночи – для всех присутствующих – личное время. Ты – дежурный, так что рацию не забудь включить.

Я бросил взгляд на часы – 22.43. «Угу, значит, пару часиков можно подремать вполглаза…»

Я прошел в «свой» угол и прилег на «пенку». Но по непонятной для меня причине сон не шел. Мышцы ломило, конечно, но голова была свежей. Я задумчиво взял принесенную Аликом гитару. Инструмент был ручной работы, особенно впечатлили – меня жильные струны, в наше время – вещь диковинная и доступная только серьезным профессионалам, да и то, если они эстеты. Что меня удивило, гитара была шестиструнной, а не обычной для этого времени семистрункой. Я нежно провел по струнам, проверяя строй.

– Может, сыграешь чего-нибудь? – раздалось справа.

Я повернул голову. Алик выбрался из-под спальника и теперь тер глаза.

– Разбудил? – спросил я.

– Нет. Сам проснулся. Сыграй, а? Сто лет, кажется, музыку не слушал… – добавил он.

– Не стоит, мужиков разбудим…

– А и правда, сыграйте, товарищ старший лейтенант, – раздался голос из противоположного угла комнаты. Я повернулся и увидел, что это наш «завхоз». Никогда бы не подумал, что Несвидов такой поклонник музыки! – Все одно, ребятам скоро вставать, а с песней – оно веселей.

Я пробежался пальцами по струнам. Гитара звучала очень хорошо, сочно. Для разминки я сыграл еще несколько арпеджио. Затем выдал баховскую сарабанду (она же – Сюита для флейты до минор в девичестве) в переложении Сеговии. Когда я закончил играть, в комнате воцарилась тишина, хотя я видел, что проснулись уже все. Надо сказать, что в подростковом возрасте я сильно увлекался гитарой и даже ходил в музыкальную студию, но потом, поняв, что великим гитаристом мне не стать, оставил серьезные занятия, только иногда разучивая пьесы, что называется, для себя.

Алик несколько раз беззвучно свел ладони, изображая бурные аплодисменты, а Несвидов покачав головой, сказал:

– Здорово! Ловко вы, товарищ старший лейтенант! А еще можно?

Следующим было «Адажио» Альбинони. Теперь мне тихонько хлопали все. На эти странные звуки из дальней комнаты выглянул командир. По выражению его лица, скрывавшегося в полумраке, я не мог понять, нравится ли ему этот импровизированный концерт, но Саша разрешил мои сомнения, махнув рукой, мол, продолжай.

И я продолжил – поиграл немного вариации известных блюзовых мелодий, внимательно следя за реакцией зрителей. Несмотря на непривычную стилистику, музыка народу нравилась. В середине одной из композиций в дверь проскользнули Трошин и Марина. Постояв немного у входа, они затем устроились на подоконнике.

Доиграв блюз, я сделал паузу. Входная дверь опять открылась – на пороге появился Казачина. Он обвел всех присутствующих взглядом и, широко улыбнувшись, спросил:

– Надеюсь, концерт еще не закончился? А то я обижусь…

Ну, как ему было отказать? И я выдал Венгерский танец номер 5 Брамса, правда, в конце отошел от классического стиля, добавив немного народных интонаций. Ваня показал мне большой палец и сел в «первом ряду».

А потом, сам не знаю почему, я взял несколько аккордов и, вопреки своему обыкновению (голос у меня не очень, к тому же пением я никогда серьезно не занимался), не запел, а скорее начал ритмично читать:

Светит незнакомая звезда,

Снова мы оторваны от дома.

Снова между нами города,

Взлетные огни аэродромов.

Здесь у нас туманы и дожди,

Здесь у нас холодные рассветы,

Здесь, на неизведанном пути,

Ждут замысловатые сюжеты.

Надежда – мой компас земной,

А удача – награда за смелость.

А песни… довольно одной,

Чтоб только о доме в ней пелось.

Я покосился на Алика – он сидел, подперев рукой щеку, и, судя по отсутствующему выражению лица, был далеко. Где-то там… Дома… И неунывающему Казачине тоже взгрустнулось – сидит, уткнув взгляд в пол.

«Да, зря я, наверное, этот концерт затеял? Вот песню допою – и баста!»

Ты поверь, что здесь издалека

Многое теряется из виду,

Тают грозовые облака,

Кажутся нелепыми обиды.

Надо только выучиться ждать,

Надо быть спокойным и упрямым,

Чтоб порой от жизни получать

Радости скупые телеграммы.

Я заметил, что к остальным слушателям присоединились и наши командиры. Бродяга тихо стоит, глядя в окно и повернувшись ко всем спиной. Невежливо, но пусть его… А вот Фермер молча показал мне большой палец.

И забыть по-прежнему нельзя

Все, что мы когда-то не допели,

Милые усталые глаза,

Синие московские метели.

Снова между нами города,

Жизнь нас разлучает, как и прежде,

В небе незнакомая звезда

Светит, словно памятник надежде.

С последним аккордом из-за одного из столов высунулся Зельц, которого я почитай сегодня и не видел, и, восторженно улыбаясь, спросил:

– Это что, песня осназовцев, товарищ старший лейтенант?

За спиной у него хрюкнул в кулак Шура-Раз. Надо полагать – пытался сдержать смех, хотя с этой точки зрения текст вполне соответствовал. Странно, что «у нас» никому в голову эта идея не приходила.

– Можно сказать и так… – попытался выкрутиться я.

– А я вот помню, к нам в Ленинград в тридцать шестом году один испанец приезжал, – продолжил свою наивную атаку Дымов, – так же здорово играл, как вы!

«Интересно, что это за испанец?» – напряг я извилины, а вслух спросил:

– А как этого человека звали?

– Андре… Андреас Сегония вроде…

– Сеговия? «Ну, точно! Он же в Союз до войны несколько раз приезжал!» – вспомнил я биографию величайшего исполнителя и теоретика гитары.

– Точно, он! Сеговия! Меня мама на концерт водила! – восторженно воскликнул Дымов.

Тут настал мой черед засмеяться в голос. Лестно, конечно, когда тебя сравнивают с Сеговией, но боюсь, он сыграет лучше меня, даже если ему оставить по одному пальцу на каждой руке! – что я и озвучил, объясняя свое веселье.

– Посмеялись, и будя! – вступил в разговор командир. – И вообще, хватит развлекаться, работать пора!

– Товарищ майор, еще одну песню! Да! Пожалуйста! – нестройный, но дружный хор слушателей меня немало удивил.

– Ну, что Антон? Давай, раз народ жаждет! Только не очень грустную…

Я оглядел собравшихся, хулигански присвистнул, размашисто «врезал» по струнам и начал новую – песню:

Я вышел ростом и лицом —

Спасибо матери с отцом,

С людьми в ладу – не понукал,

не помыкал,

Спины не гнул – прямым ходил,

Я в ус не дул и жил как жил,

И голове своей руками помогал…

Некоторые слушатели даже начали притоптывать в такт. Но вот начался второй куплет:

Но был донос и был навет —

Кругом пятьсот и наших нет,

Был кабинет с табличкой «Время уважай»,

Там прямо без соли едят,

Там штемпель ставят наугад,

Кладут в конверт – и посылают за Можай.

На многих лицах появилось недоуменное выражение, особенно приятно было смотреть на Славу Трошина!

Потом – зачет, потом – домой

С тремя годами за спиной,