Сергей Шкенев - Параллельные прямые Страница 19

— Я не человек, Лаврентий. Как и ты.

Мы третий день строим аэродром, выбрав для него относительно ровную площадку на острове Александра Невского, в девичестве — просто Александры. Ещё бы кто знал, для какого самолёта. Чёрт бы побрал местную секретность. Будто не понимают, что в наших условиях лишний метр посадочной полосы можно считать подвигом. А за десять метров — награждать посмертно и принимать в почётные пионеры, с повязыванием галстука на гроб.

Правда, рабсила у нас дармовая. Пассажиров «Пижмы» вежливо, но настойчиво попросили принять непосильное участие в строительстве.

— Лаврентий, — окликиваю Берию, — перемудрили вы тут с тайнами. Сказали бы точно. Или бойцы невидимого фронта считают, что в Ледовитом океане на каждой льдине сиди шпион с фотоаппаратом?

— А я здесь причём? Между прочим, меня в Москве в это время не было. — Ответил Лаврентий Павлович. — Так что не надо гнусных инсинуаций. И какая тебе разница, чего прилетит? Не пошлют же сюда "Максим Горький".

— Помилуй Боже, — я чуть не перекрестился от испуга, — эта мечта зенитчиков весь остров крыльями накроет. Заодно и утопит своим весом. Хотя…. Знаешь, неплохо бы смотрелись газеты с рассказами о спасении попавших в беду лётчиков героическими челюскинцами.

— А в довесок к статье — орден, — пошутил Берия.

— Не откажусь. Награды лишними не бывают. Тем более и премия прилагается. К "Красной звезде" — полугодовой оклад. А тут и на «Ленина» потянет. Чего ухмыляешься? Видел я твою парадную фотографию. Жалко, что только с фасада, а то бы и на заднице были медали видны. Коллекционер.

— Честно заслуженные, — слегка обиделся Лаврентий.

— Кто бы спорил. Я свои завоёвывал. Хочешь, научу как?

— Иди ты…. - пробурчал недовольный красный опричник и ушёл сам.

И пусть идёт. Не архангелу же за работающими зеками приглядывать? Не по чину. А он пусть на следующую ступень святости дерзает. У меня всё равно уже вершина карьерного роста. Апостолом уже не стать, места заняты, а равноапостольный — понижение в звании.

Ну точно, оставленные без присмотра подневольные рабочие побросали ломы и кирки, нагло игнорируя суетящийся конвой, и попрятались за валунами, защищавшими от холодного ветра. Напрасно старший красноармеец Фарадей, получивший главнокомандование над вертухайскими войсками, злился и матерился. Что он сможет сделать человеку, имеющему приговор со сроком, сравнимым со средней продолжительностью жизни ещё двести лет назад? Расстрелять? Права не имеет, кроме как при попытке к бегству. Но покажите такого недоумка, который захочет отсюда убежать. Нет, не то, что бы очень нравится — просто некуда. И пайка на удивление хорошая. Её конвой тоже не может урезать. Поэтому, при появлении Фарадея сотоварищи, зеки нехотя вставали, ковыряли камни, и тут же теряли энтузиазм, оставаясь без присмотра.

А что вы хотели? Разве тридцать бойцов с одним семилетним образование на всех, пусть даже и вооружённые грозными винтовками с примкнутыми штыками, смогут заставить работать полторы тысячи интеллигентов и воров, порой не отличимых друг от друга.

— Конвою построить заключённых, — негромко скомандовал Берия. Интересно, он вообще кричать умеет?

Пока выполнялось приказание, Лаврентий Павлович присел на камень и достал из кармана пачку Кэмела. Странно, а раньше вроде бы не курил. Хотя какой смысл беречь здоровье, если тебя расстреляли пятьдесят лет назад. Или тридцать вперёд, как считать. Конечно, и наше дурное влияние сказывается. Ладно ещё сигареты выбрал соответствующие эпохе. А фильтр, его всегда можно объяснить буржуазными причудами импортного продукта. Изя свои любимые сигареты в портсигар перекладывает. Пижон, выменял у кого-то из экипажа чудовищный серебряный сундук, весом не менее полутора фунтов. И уверяет, что у настоящих попаданцев именно такие и должны быть. Хозяин — барин. Но носить такую тяжесть в кармане галифе — моветон. Мало того, что при ходьбе штаны сваливаются, как еще и по… хм… да, по ним со звяканьем и бьется.

Подотчётный Фарадею контингент построился в четыре неровных шеренги.

— Итак, граждане, — начал Берия, — оглашу весь список. Он до безобразия короткий. Перед вами будущий аэродром, на котором должен сесть самолёт с вашей амнистией. Всё очень просто, делитесь на три бригады, и на каждую берёте по сто метров. Закончившим первыми снимаем две трети срока. Вторыми — половину. Отстающим, добавим освободившиеся после передовиков сроки отсидки. Всем и всё понятно?

— Но это несправедливо! — Раздался возглас из глубины строя.

— Чушь! Мы пользуемся понятием революционной справедливости, завещанной нам товарищем Карлом Марксом и Владимиром Ильичём Лениным.

— Послал Бог родственника, — в тишине голос Соломона Сагалевича был слышан на весь остров. — Надо было его в детстве удавить, зря не прислушался к голосу разума. И прадед хорош, не мог племянника приструнить.

Лаврентий Павлович испепелил наглеца взглядом и отдал команду разойтись.

— А тебе, гражданин шпион, поручается руководство строительством. И смотри, Америка может и без тебя обойтись.

Вот ведь как складно врёт, подлец. Сразу видна старая партийная школа. Мастер слова, можно сказать.

Что-то комбриг Архангельский у нас в последнее время раскис, на воспоминания потянуло. Стареет, наверное. И ворчливым стал сверх меры. Портсигар мой обругал, а за что? Хорошая вещица, раритетная. Даже надпись памятная славянской вязью — "Александру Пушкину от князя Вяземского". Моим, между прочим, почерком. Да-с, и мы к литературам отношение имеем.

А Гиви можно понять. Имея печальный опыт наблюдения за несколькими предыдущими цивилизациями, тяжело видеть те же симптомы у нынешней. Какие, спросите? Ай, не морочьте мне голову. Ещё скажите, что современную фентези, извиняюсь за грубое слово, не читали. Было дело? Так-то…. Это наш Гавриил Родионович гурман, ему альтернативную историю подавай. И где её на всех набраться?

Я же, как читатель, всеяден. Бывает, конечно, и плюю в экран, и приходят мысли навестить автора светлым днём с тёмными намерениями. Погодите, совсем вы мне голову задурили своими вопросами. О симптомах же говорили.

Помните как, извиняюсь, фентези начиналось? Помните…. Добрые и сильные герои, мудрые и светлые волшебники. Багдадские воры, и те с прокурорским образованием. Ныне же…. Баб-с рядом нет? Ах есть, тогда скажу по-нерусски — полный афедрон пришёл. Открываю книгу — автор в демона превратился. Другую — зомбо-вомпером из могилы лезет. Тёмных властелинов уже третья дюжина пошла. Ведьмы недоученные толпами ходят и на упырях женятся. Замуж выходят? Протестую, такое возможно при правильной ориентации, когда за принца какого завалящего, или Ивана-дурака в крайности.

Понимаю — автор имеет право выставлять свои комплексы на всеобщее обозрение. У дедушки Фрейда на этот случай даже термин подходящий имеется. Что-то детское, с бибиками созвучное. Но это я могу понять, за жизнь и не такого насмотрелся. Но вы попробуйте Лаврентию Павловичу свою позицию объяснить.

Вот и он, кстати. Только почему бежит такими громадными скачками? И кричит на бегу, радуется, наверное. Ого, и у Сагалевича с отцом Алексием праздник? Меня-то чего не позвали?

Обидно, понимаишь-шта. Хотя, если вдуматься, большому начальнику с ромбом в петлице бегать не к лицу.

— Медведь! — Орёт Берия, пролетая мимо меня.

Я медведя не заказывал. А может у них карнавал? Какое сегодня число? Точно, день авиации отмечают. Вот что значит, до глубины души проникнуться проблемами аэродрома. Люблю увлекающихся людей.

— Соломон Борухович, — еле успел поймать того за рукав. — С праздником Вас!

— С каким? Я тут причём? — отвечает, а сам бледнеет лицом и пытается вырваться.

— А разве Ваша фамилия не Пропеллер?

— Нет, — лаконично, не похоже на себя, ответил Сагалевич и испарился, оставив у меня в руках половинку своей шинели.

— Ты куда? Замёрзнешь ведь, — кричу ему вдогонку.

А в ответ только эхо: — …ведь…ведь…ведь…. Передразнивает.

Бабах! Отомстила эху трехлинейка. Сдурели? Устраивайте салют на доброе здоровье, мешать не буду. Только постарайтесь, что бы пули не выбивали фонтанчики у меня под ногами. Бабах!

— Осторожно, — слышу обеспокоенный голос Гаврилы, — в собаку не попадите.

Заботливый, мать его, и опять обзывается. И в третий раз стреляют. Ладно, гранат у нас нет. Только уж я хотел сказать напарнику всё, что думаю, как на меня из-за обломка скалы выскочил белый медведь. Так вот почему все бегали! Думаете я не умею? Помнится на Олимпиаде….

От «Челюскина» отвалила шлюпка, и поспешила в сторону берега, по плавной дуге огибая болтающиеся в бухте льдины. Наверное, обед везут, вон, на корме, на командирском месте, покачивается в такт гребкам белый колпак. Точно, лодка подошла ближе, и уже можно было разглядеть сияющую физиономию Максимыча, самолично сопровождающего термоса с едой для командного состава. Всем остальным, работающим на суше, готовят в полевых кухнях прямо на месте.