Виктор Побережных - Горячий июнь 4 (СИ) Страница 2

   Идя по лесу пытаясь вычленить из множества звуков тот единственный, несущий опасность, я никак не мог избавиться от гнетущих мыслей. Уже трое суток мы прячемся в лесу под Екатеринбургом, аккуратно стараясь пробраться к месту запасной точки перехода. В сороковых годах город бы мы обошли быстро и без особых проблем, а вот в этом времени... Слишком много людей, автомобилей, дорог и посёлков вокруг Екатеринбурга двухтысячных. Единственным хорошим моментом оказалась находка 'заначки' какого-то выживальщика: синей пластиковой бочки с продуктами закопанной в лесу. Наткнулись на неё совершенно случайно, заметив странно порыжевшее пятно травы на небольшом холме. Судя по оформлению тайника, 'специалист по выживанию' был, мягко говоря, неопытным. Об этом говорили и продукты, упакованные в бочку, часть из которых пришла в негодность. Но и оставшегося нам хватило за глаза, у самих-то вообще ничего не было, за исключением оружия и патронов. Но как мало было этих мелких хреновин, без которых наше вооружение превращалось в простые дубинки и кастеты. Как мало! А со всеми этими непонятками, творящимися вокруг нас, можно сказать, что мы вообще безоружны! Пока находишься рядом со Львом Захаровичем, времени на размышления о происходящем не остаётся, умеет он так людей работой занять, что ни на что другое времени не остаётся. А вот в такие моменты, когда проверяешь дальнейший путь, мысли сами по себе в голове роятся. И главная - почему не открылся проход? Если не могли открыть в старом месте, то почему нет сигнала через другие точки? А ведь они должны быть! Ещё это чёртово нападение! Мехлис, как и мы, уверен, что руководство РФ к нему не причастно. Но и вновь выходить на контакт не хочет. Вот и пробираемся к месту перехода потихонечку да полегонечку. Но перехода-то нет, мать его!

   Треснувшая неподалёку ветка мгновенно вышибла все лишние мысли из головы. Аккуратно присев, я сместился немного в сторону, и буквально по сантиметру двинулся в сторону шума, который больше не повторялся. Как ни странно, но добравшись до места и не обнаружив там ничьих свежих следов, я даже расстроился. Уж очень захотелось выплеснуть всё скопившееся напряжение на зримого противника. Все эти дни, перед сном всплывает окровавленное лицо по звериному оскалившегося Шамрая, оставшегося на той проклятущей дорожке. В ушах стоят доносящиеся из-за деревьев автоматные очереди и сдвоенный гранатный хлопок, после которого в небо взвился чей-то тонкий скулящий вой, так же резко оборвавшийся, как и появившийся. И давят воспоминания, как в этот момент мы спотыкаясь неслись в глубь леса, в бессилии стискивая зубы. Сколько уже видел смертей за последние годы, после гибели по сути незнакомого мне мужика, на душе особенно гадостно. Эх! Добраться бы до тех, кто заварил эту кашу, да отвести душеньку!

   Спереди стал доноситься автомобильный шум и я снова собрался - похоже, что осталось совсем немного. Ещё через несколько минут я удобно расположился в высокой траве на опушке леса, с удобством наблюдая за дорогой метрах в тридцати от меня, по которой катили нечастые автомобили. Вышел я практически тютелька в тютельку. До посёлка, в котором находилась запасная точка перехода, оставалось километра полтора. Пройти тридцать метров, пересечь автотрассу, пробежать ещё столько же до леска и прикрываясь деревцами до цели нашего 'турпохода'.

   Понаблюдав за посёлком и окрестностями с разных мест, я покосился на часы и направился назад. Большего я навряд ли высмотрю, а того что увидел - вполне достаточно. Дорогу переходить будем потемну и метров на триста дальше от того места, где я впервые вышел к дороге. Дело в том, что как раз там дорога делает небольшой поворот, благодаря чему мы скроемся из поля зрения стационарного поста перед посёлком. Мало ли, вдруг бойцы ночью через 'ночник' на дорогу поглядывают? А судя по тому, что мы уже видели на других постах, ночник у них есть наверняка. И нафига, спрашивается, нам лишний риск обнаружения? Мы лучше подальше обойдём, благодаря чему подальше и дойдём!

   Выйдя на полянку, облюбованную нами для остановки, я обнаружил улыбающихся мужиков, и какого-то резко постаревшего, но довольного Льва Захаровича.

  - Есть сигнал, Андрей! Живём!

   Меня аж повело от известия отчего я скорее не сел, а почти рухнул прямо на траву перед Львом Захаровичем и прикрыл глаза. Блин! Оказывается я по настоящему боялся остаться в родном мире навсегда! А сейчас самый настоящий отходняк, даже голова закружилась и ноги подкосились, как у фанатки-малолетки перед поп-кумиром.

  - Всё нормально, Андрей. Всё нормально.

  Открыв глаза я встретился взглядом с Мехлисом, который понимающе усмехаясь протянул мне фляжку с коньяком, наш НЗ. Сделав глоток ароматного, согревающего горло напитка, я вернул фляжку Мехлису и почувствовал, что уже пришёл в норму.

  - Что-то я того, Лев Захарович, немного...

  - Понимаю Андрей, - Мехлис оборвал меня не дав наговорить разных глупостей, рвавшихся мне на язык. - Как дорога? Проблем не было?

  -Никаких, товарищ генерал, - когда Лев Захарович начинал говорить таким тоном, ни у кого из окружающих не возникало даже мысли обратиться к нему не по званию, а по имени - отчеству. В такие минуты с тобой говорил не старший товарищ, а Командир. Достав карту, я коротко доложил о результатах разведки и свои мысли о переходе трассы. Задав несколько уточняющих вопросов, Мехлис покосился на согласно кивнувшего на мои слова Никольского, одобрительно что-то пробурчавшего Мамотова, и хлопнул ладонью себя по колену.

  - Хорошо. Так и поступим. А теперь, товарищ майор. Расскажите ка нам, почему вы пару раз сбились в рассказе? Андрей. Уж я-то тебя знаю! Что опять натворил? Иначе чего бы ты взглядом завилял, а?

   Не поднимая глаз, я рассказал об увиденном на поляне, о своих выводах по предстоящим там событиям и своём бездействии. Мозгами понимаю, что поступить по другому не имел права, а на душе погано и стыдно до омерзения к себе. Неожиданно Лев Захарович коротко сжал моё плечо.

  - Не кори себя, Андрей. Ты и сам понимаешь, что не имел права вмешиваться. Хоть от этого на душе и паршиво. Знаешь, на флоте есть такой сигнал -'Следую своим курсом'? Вот и ты так же. Честно говоря, ты меня удивил. Становишься офицером, Андрей. Ну всё! Душеспасительные разговоры окончены. Подъём, товарищи. Выдвигаемся на точку. Порядок движения прежний.

   Продвигаясь по лесу метрах в двадцати перед мужиками, я поневоле вспоминал прошедший разговор. Ничего нового мне Мехлис не сказал, я и сам всё понимал прекрасно, но на душе от своей правоты легче так и не стало. И фраза о том, что я становлюсь офицером меня не особенно-то и порадовала. Вроде и похвалили, а чувство такое, будто что-то важное и ценное потерял. То, что и делало меня тем человеком, которому поверило руководство СССР, которого любила Олеся и уважали друзья. Очень сомневаюсь, что нынешнего меня также восприняли бы в сорок первом. Сейчас-то я понимаю, что часто вёл себя как последний дурак или наивный восторженный идиот. Но, может быть, именно поэтому мне и поверили? Нынешний я начал бы умничать, цэу раздавать. И хрен бы мне простили тогда мои многочисленные косяки! Это теперь мне понятно, какой бы я мог вред стране принести, если бы...

   Послышавшийся тихий полуплач - полускулёж мгновенно освободил голову от мыслей, приведя в рабочее состояние. Сделав знак 'внимание' остальным, я осторожно направился к здоровенной ели чуть левее нашего маршрута, от которой мне послышался этот странный звук. Стараясь произвести как можно меньше шума, я осторожно отодвинул мешающую ветку и опустил оружие. И как теперь быть?

   Перед елью, прямо на земле сидела та самая девчушка с полянки, только вид у неё значительно изменился, и не в лучшую сторону: совершенно зарёванное, исцарапанное лицо, из одежды присутствуют только превратившиеся в грязную, изорванную тряпку брючки, которые когда-то были нежно салатового цвета. И никакого намёка на верхнюю часть туалета, только свежие царапины от веток и прилипший к голому телу девчушки различный лесной мусор. Похоже, что эта дурёха так и не согласилась 'развлекаться' на глазах весёлой компании. Ну хоть на что-то ума хватило! Только собираюсь сделать шаг назад, как это 'чудо в перьях' поднимает голову и смотрит прямо на меня...

  -По-по-помоги-ги-те! По-пожа-пожалуйста! - я не успел опомниться, как захлёбываясь слезами и соплями, заикаясь на каждом слове, она повисла на моей шее, причём мне стоило немалых усилий удержаться на ногах. Кое-как отцепив что-то бессвязно пытающуюся рассказать девушку от себя, усадил её на заросший мхом поваленный ствол какого-то дерева и присел перед ней на колено. Ни в прошлой, ни в этой жизни я не мог спокойно переносить женские слёзы, тем более, что рассмотрев лицо девушки вблизи я понял, что она ещё моложе чем мне показалось на поляне. Да ей всего лет четырнадцать-пятнадцать! Совсем ребёнок! Я аж зубами заскрипел от злости на себя, что тогда прошёл мимо, особенно примерно поняв, что хотели с ней сделать. Счастье этих малолетних мразей, что их здесь нет! Вытирая лицо вновь разревевшейся девочки носовым платком, я говорил ей какую-то успокаивающую чушь, совсем забыв о задании, мужиках и возможном гневе начальства. Передо мной сидел трясущийся испуганный ребёнок, которому требовалась моя помощь. Девчушка уже начала успокаиваться, когда из-за моей спины раздался молодой, нагловатый голос: