Алексей Борисов - Смоленское направление. Кн. 3 Страница 2

— Шарик! Барбос! Как там тебя, хочешь сахарку? — Обратился к единственному встречающему живому существу.

Пёсик уселся на землю, почесал лапой за ухом и занялся своим туалетом, не обращая на меня никакого внимания.

— Ясно, — сказал сам себе, — Контакта не получилось.

Кусочек сахара полетел в сторону четвероного охранника, докатившись практически до его задней лапы. Пёсик подскочил, понюхал угощенье и моментально съел, после чего попробовал повилять обрубленным хвостом. Вышло очень мило, но как только я сделал шаг вперёд, раздался громкий собачий лай. Почти что одновременно, из-за холмика с двумя сосенками прозвучал детский голос: — Купец приплыл. Кличьте Захар Захарыча.

Оказывается, дозорная служба велась. Малец просто спрятался и наблюдал за одинокой лодочкой, а как увидел меня во весь рост с большим мешком, решил, что причалил коробейник.

— Купец, так купец, — решил я, — будем ждать представителя администрации деревни.

У причала пришлось простоять минут двадцать. За это время Барбос слопал ещё три кусочка сахара, проникся доверием и уже тёрся возле моих ног, посматривая на карман, откуда доставались лакомства.

Захар Захарыч появился как чёрт из табакерки, внезапно, и скорым шагом направился в мою сторону. Пришелец из будущего, так можно было описать жителя Самолвы, судя по одежде. Хорошо мне знакомые юфтевые прогары блестели от жира. В них были заправлены тёмно-синие брюки. Такого же цвета рубаха на выпуск, перепоясанная ремнём с жёлтой бляхой. На ремне, с левой стороны болтался нож в ножнах, а с правой — сумка на кнопке. Наряд довершала пилотка. Добавить гюйс — и от небритого матроса не отличить.

— Ага, значит, Гаврюша благополучно добрался до Новгорода, раз подобная амуниция появилась в этих местах. — Подумал я и поприветствовал подходящего ко мне человека, — Здравствуйте. Алексей Николаевич меня зовут. Я дядя Нюры Пахомовны.

В этот момент ветерок расправил флаг на мачте, и самолвянин признав герб, поклонился.

— И тебе здравствовать. Меня Захар Захарычем кличут. Староста я здесь.

— Гюнтер уже приехал?

— Князь-то? Тута. — Захарыч посмотрел мне за спину, скривился от вида лодки и задал вопрос, — А ладья где?

— Какая ладья?

— Как же ты на этом, — староста указал пальцем на лодку, — с Ладоги добирался?

— А я не с Ладоги. Тут, по соседству с вами живу.

Захар приказал сопровождающему его мужичку, прятавшемуся во время разговора за сосенками, нести мой рюкзак, а сам сопроводил меня до деревни. Идти пришлось метров семьсот. Мы поднялись на холм, обошли ржаное поле вдоль реки и вышли к новой пристани, у которой ютились штук двенадцать рыбацких лодок. С левой стороны уже отчётливо был виден каменный пояс строящихся башен, достигший полутораметровой высоты, арка ворот и куча булыжников разнообразного размера.

— Князь дом строит. — Поведал Захар.

— И как успехи?

— Да какие там успехи, мужики за известью поехали, а каменных дел мастера, вон, под рябиной брюхо греют. Киевляне…, Пахом Ильич их прислал.

Строящийся в Самолве дом для Гюнтера и Нюры назвать замком можно было с большой натяжкой. По крайней мере, для меня. Круглая башня донжона соединялась с коробкой прямоугольного каменного дома через воротную арку и смотрела фасадом на дорогу. Тыльная сторона состояла из строящегося сарая, вытянутого метров на тридцать, и участков стены, выложенной из крупных булыжников в основании, замыкающих периметр. Каждое здание своей наружной частью выполняло функцию крепостной стены. Всё строительство размещалось на площадке в полгектара и, судя по темпам, не будет завершено даже к концу года.

Штауфена я отыскал фехтующим с Нюрой на палках под пристальным взглядом Павлика, державшего в руке длинное полотенце и отгоняющего веткой мух от столика, на котором стояли поднос с пирогом и большой кувшин. Два стеклянных стаканчика, наполовину заполненных красной жидкостью, сиротливо размещались с края стола. Действо происходило на окраине деревни, возле песчаного бережка, а в зарослях камыша были заметны несколько пар глаз местных мальчишек, подсматривающих за ходом тренировки. Уж больно привлекательна была девушка в обтягивающих, подчёркивающих изящность ног чёрных лосинах и белоснежной, просторной шёлковой сорочке, особенно, когда ветер прислонял влажную ткань к груди воительницы.

— Бах! Бах! — Раздавались удары палок.

Гюнтер резко пошёл навстречу, поддел свою палку под Нюрину и, как змея обвивает толстую ветку, совершил вращательное движение своим оружием, лишая жену тренировочного инвентаря.

— Ой! — Удивлённый возглас вырвался из уст Нюры, — Я же потянула на себя. Почему не получилось?

— Надо было схватиться второй рукой за рукоять. Снова забыла?

— Не успела. А разве в бою так может получиться?

— В бою? — Гюнтер на секунду задумался, — Всё возможно, но это один случай из ста. Сражаясь, ты сможешь нанести два, может три удара. Все они будут по открытым участкам тела. А это…, так, для развлечения.

— Добрый день. — Поприветствовал участников тренировки, обращая на себя внимание.

— Алексий, дядя Лексей, — два голоса слились воедино.

— Вот, решил навестить вас. Проходил мимо, думаю, дай загляну.

Павел в это время подбежал к Нюре, протянул белый плащ, ошибочно принятый мною за полотенце и метнулся обратно к столику, возле которого, в траве, лежала корзина. И уже оттуда, извлёк два махровых полотенца с изображением олимпийского мишки, которые Нюра оставила за собой, когда посещала крепость у камня.

Спустя час мы уже сидели за дубовым столом, поставленным прямо на улице, под защитой натянутого на столбиках тента. Годовалый кабанчик ещё крутился на вертеле, дразня аппетит великолепным ароматом поджаривающегося мяса, а Нюра демонстрировала мне изделия самолвенских женщин. Посмотреть было на что. На стол были выставлены мягкие игрушки, выполненные практически один к одному с размерами оригиналов. Причём шкурки некоторых зверей явно были сняты с настоящих лисиц, зайцев и белок.

— Первую партию продали за один день, — мимоходом сообщила Нюра, показывая мне серого волка со смешной мордочкой, — на днях ещё продадим, только не в Пскове, а тут. Купец сюда за товаром приедет.

— Красиво. А чем ещё торгуете?

— В основном рыбой. Я на неё уже смотреть не могу. Утром — рыба, днём — рыба, вечером, тоже рыба. Скоро плавники вырастут. — Гюнтер рассмеялся, — или чешуя появится.

— С торговлей понятно. Нюра, как ты смотришь на то, чтобы ткацкую мастерскую здесь поставить?

— Это можно, да только ни льна, ни конопли в нужном количестве тут не растёт.

— Я не про полотно хотел предложить. Этого добра в каждом городе более чем достаточно. Речь идёт о коврах. Края в этих местах суровые, думаю, спрос на ворсистые половички будет. На первое время шерсть у меня возьмёте, а дальше, либо овец разводите, либо покупайте. Пару станков и всё, что связано с ремеслом, можно привезти хоть завтра.

— Я же говорил, что ладья неподалёку, — сказал Гюнтер Нюре и продолжил, обращаясь ко мне, — А железо есть? Ворота надо закончить.

— Есть железо, не переживай. А где Трюггви со своими бойцами?

— В Пнёво сидит, Воинота с переселенцами поджидает. Договаривались на начало лета, да, видимо, что-то случилось, раз нет до сих пор.

В это время к Нюре подошёл Павлик и что-то сообщил ей на ухо. Девушка в ответ кивнула головой, подозвала к себе девчушку лет восьми, которая приносила игрушки и, приказав ей забрать изделия промысла, забарабанила пальцами по столу. Через минуту на дубовых досках лежал деревянный поднос с ещё шипящим от жара кабанчиком.

На следующее утро, когда диск солнца ещё не показался из-за горизонта, но небо уже начинало светлеть, самая большая рыбацкая долблёнка отчалила от пристани, таща за собой на буксире серо-зелёный плот с округлыми боками. Из волочившегося на верёвке судёнышка торчали подошвы ботинок, а если прислушаться, то можно было различить тихое посапывание спящего человека. Игнат поставил парус, как только лодка миновала старую пристань, и расположился на корме, два его сына: пятнадцатилетний Улеб и Сулев, которому неделю назад исполнилось четырнадцать, управляли парусом и посматривали по сторонам.

— Бать, может, покуда гость по острову шляться будет, мы рыбки половим?

— Нет, сын, Захар просил гостя слушаться, а он ясно сказал: — Сидеть на берегу, а если потребуется, то вещи в лодку снести.

— Жаль, сиг жирнющий, так и просится в сети.

— На твой век ещё хватит…, - Игнат провёл ладонью по бороде, как заправский философ, — лучше на воду смотри, плавун не пропусти.

Достигнув заметного с воды ориентира, рыбак подтянул на себя верёвку, подтаскивая надувную лодку к своей и разбудил меня, похлопав по ботинку.