Валерий Большаков - Корниловец Страница 2

Авинов молчал, переваривая страшную весть. Лида была профессорская дочка, милая, избалованная ветреница-забавница. Любви у них не было, так только, целовались в парке…

— Насмерть… — пробормотал Кирилл.

Варвара Алексеевна затрясла головой.

— Ужасно, Кирюшенька… Ах, как всё это ужасно… А барона фон Экка помнишь? Он как раз под вами жил. Добрейшей души человек был! К нему тоже приходили… Долго издевались. Нос и уши отрезали, и язык… К плечам прибили погоны, а на груди его же кровью начертили: «С вами со всеми то же будет…» Они ещё там приписали кое-что, я и выговорить не сумею…

Авинов хмуро покивал и только тут спохватился:

— Господи, тёть Варь, — сказал он со смущением, — что же мы на пороге стоим? Проходите!

— Нет-нет, Кирюшенька, — замахала соседка костлявой рукою, похожей на куриную лапку, — пойду я. Просто убедиться хотела, что не воры и не матросы… Сейчас хоть засну, бояться не буду.

— Ну, тогда спокойной вам ночи, тёть Варь.

— Спокойной ночи, Кирюшенька, спокойной ночи…

Шаркая разношенными тапками, Варвара Алексеевна убрела к себе, а Кирилл аккуратно прикрыл дверь, замыкая на ключ, задвигая засов и набрасывая цепочку. Новости, переданные соседкой, лишь укрепили в нём холодную решимость.

За окном кто-то завёл сиплым голосом:

Чи-и у шинкар-ки-и мало горилки,Мало и пи-ва и мэ-э-ду-у…

Тут певцу перехватило сухотой горло, и остальная компания подпела:

Вда-арим о землю лихом, журбою тайбудем пить, весели-и-иться!..

Пьяные загоготали, нарочно поднимая крик, словно проверяя жителей на прочность — не возмутится ли кто, не осмелится ли тишины требовать? Нет, молчали петербуржане. Затаились, скорчились под одеялами и молчали — авось пронесёт.

— Чтоб вас всех… — медленно, с чувством произнёс Авинов.

Сняв сапоги, он улёгся на пухлый кожаный диван, прикрылся шинелью и уснул.

Снилось ему нечто в багровых тонах — неразличимая поступь толп в потёмках, озарённых зловещими отсветами. Смутные тени шатались вокруг, а ощущение подступающей угрозы сжимало сердце томительным страхом. Под утро Кирилл проснулся, не сразу поняв, что же его разбудило. Потом догадался — запах. В столовой пахло как в грозу или в горах — свежо, остро, колюче.

Авинов сел, протёр глаза — и обмер. Посреди комнаты, прямо в воздухе, источая тот самый грозовой дух, трепетали ленты нежного сиреневого сияния. Они сплетались и расплетались, то пригасая до тёмно-лилового, то разгораясь бледно-фиолетовым, бросая мерцающие отблески на стены, на голландскую печь в углу, высвечивая амурчиков на потолке.

Мелко зазвенели бокалы на «горке», сиреневые ленты заблистали пуще, заветвились молниями, и Кирилл почувствовал, как волосы его встают дыбом.

Неожиданно всё кончилось. Неистовое биение света будто кто выключил, а в потёмках проявилась, нарисовалась капсула обтекаемой формы, похожая на приплюснутое яйцо. Авинов не сразу ухватил взглядом прозрачный овал — величиной со шкаф, капсула сливалась с темнотой, намечая свои контуры смутными бликами. Внезапно таинственный эллипсоид ярко осветился. Кирилл увидел внутри бликующего пузыря кресло. В кресле сидел человек, обтянутый чем-то наподобие чёрного, очень тонкого гимнастического костюма. Башмаков на нём не было — своеобразное одеяние охватывало и ступни, а шею прикрывало высоким воротником. Широкий пояс спереди был усеян какими-то кнопками, разноцветными сегментами переключателей и прочими пипочками.

Человеку было явно нехорошо. Встав на коленки, он ощупывал капсулу изнутри, совершая вялые, полуосмысленные движения.

Не думая о невероятности, сновидности происходящего, повинуясь выработанной на фронте привычке, Авинов вытащил «парабеллум» из-под подушки и стал ждать, что будет. Тут колпак эллипсоида мягко откинулся, и странный ночной гость вылез, тут же падая на четвереньки.

Кирилл встал, сделал пару шагов, думая в этот момент о том, как бы не наступить босой ступнёй на осколки стекла, молча подал незваному гостю левую руку. Тот посмотрел на Авинова снизу вверх, перевёл взгляд на пистолет и робко подал свою пятерню, сухую и горячую.

— Спасибо, — сказал он, твёрдо и звонко выговаривая звуки.

— Пожалуйста, — пожал плечами Авинов, чувствуя лёгкое головокружение. — Вы мне снитесь или это всё по правде?

— Как вы сказали? — встрепенулся гость. — «По правде»? Ах, я понял — это просторечный синоним понятия «в действительности», «наяву». Да? Ох…

— Вам плохо? — встрепенулся Кирилл.

— И весьма, но это совершенно неважно. Скажите, сейчас тысяча девятьсот семнадцатый?

— Ну да… — ответил Авинов, всё пытаясь определить, явь это или же морок водит его.

— Сентябрь?

— Конец сентября. Двадцать шестое… Нет, уже двадцать седьмое.

— Ах, как хорошо! — выдохнул ночной визитёр. — Успел!

Стеная, он сделал ломкий шаг и присел на краешек дивана. От этого невеликого усилия на лбу его выступил пот. Кирилл устроился с другого краю.

— Не бойтесь, — пробормотал визитёр, — я не заразный. Просто переброска во времени отняла много сил…

— Простите?.. — Кирилл ошалел.

— Ну, вы же читали Уэллса? — с беспокойством спросил гость. — Его «Машину времени»?

— Ч-читал, — признался Авинов. — А…

— Вот это она и есть, — указал гость на капсулу. — Машина времени. Сокращённо MB или просто «эмвешка».

— Так вы…

— Ах, простите, забыл представиться! Меня зовут Фанас. Я к вам сюда из будущего прибыл, из четыре тысячи тридцатого года.

— О, господи… — пробормотал Кирилл.

Самое удивительное заключалось в том, что он поверил Фанасу сразу, не оставляя в душе сомнений. Уж слишком необычным было явление гостя из вечности, слишком волшебным для того, чтобы подчинять рассудок законам обыденного.

— Вы — Кирилл Авинов? — поинтересовался путешественник во времени. — 1-го ударного Корниловского полка[4] поручик?

— Ну да… — растерялся Кирилл, в который уже раз за утро.

Фанас расплылся в откровенно счастливой улыбке.

— Великий космос! — воскликнул он, оживляясь. — Я вас сразу узнал, но мало ли бывает совпадений, верно? Славно! Славненько! Продолжим наш разговор. Вы являетесь связным генерала Корнилова. Так?

— Ну-у… В общем-то… — промямлил Авинов. — Являюсь.

— Лавр Георгиевич послал вас на встречу с генерал-адъютантом Алексеевым, — деловито продолжал Фанас, — руководителем подпольной «Организации кадров по воссозданию Российской армии». По сути, генерал-адъютант весь сентябрь формировал Добровольческую армию, будучи в Смоленске, а ныне прибыл в Петроград как член Предпарламента…[5]

Фанас говорил так, будто зачитывал документ, — монотонно, без чувства и выражения.

— Откуда… — только и вымолвил Авинов.

— Я историк, — ответил гость, вышедший из дебрей времён, — и специализируюсь на событиях Второй Великой Революции и Гражданской войны.

— Войны?! — охнул Кирилл.

— Войны, войны, — отмахнулся Фанас и воскликнул, мешая нетерпение с волнением: — Вы слушайте! Слушайте! Ваша встреча с генералом Алексеевым задумана на двадцать восьмое сентября, а местом рандеву выбрана улица Галерная — там ещё на углу расположена булочная Филиппова… Так?

— Так, — покорно согласился Авинов.

— Встреча не состоится, — спокойно договорил гость. — Вас убьют.

— Что-о?!

Кирилл вскочил и тут же упал обратно на диван. Он «поплыл» как после нокаута. «Парабеллум» выскользнул из пальцев и свалился на пол.

— Известный налётчик по кличке «Секач» пристрелит вас, Кирилл, — с безжалостной настойчивостью врача продолжал Фанас. — После февральских событий «Секача» выпустили из тюрьмы, как узника царизма, и теперь он рядится в красногвардейца — на нём кепка, кожанка, кобура с «маузером», пышный алый бант. Особые приметы «Секача» — нос, свёрнутый набок, и брови, поднятые на разную высоту. Вы его сразу узнаете. С ним промышляют ещё два уголовника, изображающие солдат. Втроём они выбирают жертву, отводят в тихий закуток на предмет проверки документов, грабят и убивают.

— Этого не может быть… — пробормотал Авинов, потрясённый и уничтоженный. Он всё переживал близкую кончину, рисуя в воображении гранитную плиту с выбитой надписью: «Кирилл Антонович АВИНОВ», а ниже две даты — «19.08.1891 — 28.09.1917». Корниловец принюхался — и уловил запах разрытой земли. Или это из окна сыростью тянет?

— Этого не может быть… — механически повторил он.

— Может! — жёстко сказал пришелец из сорок первого века. — И будет, если вы не дослушаете меня! Генерал Алексеев явится на встречу прежде вас, а вы должны подойти не ровно в десять, как договаривались, а буквально на четыре минуты позже. Тогда банда «Секача» задумает ограбить не вас, а генерала. Но вы окажетесь рядом и примете меры…