Борис Орлов - Беззвучный гром Страница 2

Однако этого было мало. Бригада погибала, точно крейсер «Варяг» в неравном бою. Связи не было. Командирская была разбита, а остальные почему-то не пробивались сквозь эфир.

17.10. Прохоровка. 10.07.1943.

От рощи остались одни обломки. Все березы были переломаны, и только их пни торчали из черной земли, напоминая зубы неведомого зверя. Небо было абсолютно непрозрачным из-за чадного дыма догорающих танков. В воздухе плыл страшный запах войны – запах крови, земли, пороха, соляра и неуемного человеческого ужаса. Внезапно на остатки рощи наплыл неизвестно откуда взявшийся белесый непроницаемый туман. Затем раздался рев танковых дизелей, и из тумана вынырнул танк. Рядом возник еще один, еще… Колонна танкового батальона медленно выдвинулась на поле недавнего боя.

Передовой Т-72 повернул башню и остановился. Из люка высунулся человек в шлемофоне. Он изумленно озирался, затем сплюнул и с досадой махнул рукой:

– Заблудились, мать его… – сквозь фырчание дизеля донеслось еще несколько емких военно-народных терминов.

Обгоняя танки, к головному подлетела полсотая кэшээмка [Командно-штабная машина на базе БТР – 50], из которой вылез полноватый подполковник с красным отечным лицом:

– Не понял – военно-народная терминология – где эта, мать ее в качели, дорога?! Полунин! – опять военно-народный фольклор. – Полунин! Чтоб у меня через пять минут была ясность: куда дорога девалась?!

Капитан Полунин, командир второй роты, молчал, нервно покусывая губы.

– Нет, ну чего ты на меня вылупился, как Пентагон на ЦК? Я тебя спрашиваю: где, мать ее, гребаная дорога?! И где, мать ее, гребаная связь?

Полунин с тоской посмотрел на своего комполка. Подполковник Первушин был хорошим командиром, почти настолько хорошим, насколько вообще может быть хорошим «ба-альшой начальник». И сейчас он был прав. Полунин, как командир передовой роты, должен был следить за дорогой, а он… Э-эх! Лишними вчера были два последних стакана!

– Товарищ подполковник! Товарищ подполковник! – из КШМ высунулся радист. – Есть связь! Есть!

Полунин с облегчением вздохнул. Сейчас все выяснится, а там, глядишь, и забудется его ляп за всеми остальными заботами, делами и прегрешениями больших учений…

– …Ну и что это такое, я вас спрашиваю? – Первушин оторопело смотрел на гарнитуру, которую держал в руке. – И чьи это переговоры?

– Вроде по-немецки говорят.

– А ты откуда знаешь, что по-немецки?

– Так это, товарищ гвардии подполковник, в школе учил…

– Может, ты еще и знаешь, о чем говорят?

– Ну, настолько я не учил. Но что-то непонятное, товарищ гвардии подполковник…

Первушин задумчиво почесал переносицу. Вроде бы гэдээровцы принимать участие в учениях не должны, но…

– Мотострелков мне! Остапенко? Значит так: пошлешь десяток дозоров, пусть хоть как, хоть мытьем, хоть катаньем, но дорогу найдут. И вот еще что… Патроны пускай на всякий случай боевые возьмут! Вопросы? Вот и отлично…

Трое разведчиков бесшумно скользили по лесу.

– Слышь, скворец… Куда-то мы не туда попали…

– Так точно, товарищ гвардии дедушка.

– Перемолочено все так… Такого быть не должно. Бл…, а это еще что?

Они молча застыли возле закопченной до неузнаваемости «семидесятки».

– Молодой, это еще что?

Боец-первогодок сдвинул назад каску:

– Товарищ гвардии дедушка, это вроде Т-70. Танк такой был. Я про них в «Технике – молодежи» читал. Может, кино снимают?

Старший собирался что-то сказать, но на полуслове осекся: послышалась короткая очередь. Разведчики переглянулись, не сговариваясь, загнали патроны в стволы «калашей» и, крадучись, двинулись на звук выстрелов… Через несколько секунд они лежали в пожухлой, выгоревшей траве и не верили своим глазам. На фоне горящей «тридцатьчетверки» четко вырисовывались три силуэта в знакомых с детства по фильмам и картинкам касках, переговаривающихся характерными гнусавыми голосами…

00.00. Прохоровка. 11.07.1943.

– Товарищи офицеры! Не знаю, каким образом, но мы попали в прошлое. Сейчас мы на Курской дуге. И идет то самое сражение. Сегодня немцы двинули свои танковые части, пытаясь прорвать фронт. Мы в тылу у врага. До наших – семь километров. Я принял решение: постараемся прорваться к нашим и поможем им. Вопросы? – Первушин отер со лба пот. – В таком случае доведите это до сведения своих батальонов и рот. Идем стандартным боевым порядком полка. Танки впереди, мотострелки, затем – тыловые службы. «Шилки» страхуют тыловиков. Артдивизион – в арьергарде. Начало движения – в 4.00. Все свободны.

Подполковник демонстративно расстегнул кобуру пистолета, загнал в ствол патрон. Офицеры козырнули и заторопились к своим подразделениям.

Первушин сел на броню кэшээмки, закурил. Рядом с ним устроился замполит.

– Ну что, комиссар? Как думаешь: всыпем фрицам?

– Должны, Николай Сергеевич, должны… Вот только, – замполит Невзоров нервно потер ладони, – нас как, потом, в ГУЛАГ не закатают?

Среди офицеров полка Невзоров, несмотря на занимаемую должность, слыл фрондером, читал «самиздат» и в своем кругу иной раз поругивал порядки и правительство.

Первушин усмехнулся:

– Что, комиссар, струхнул? Диссидентов начитался? Ну-ну, – он хлопнул Невзорова по плечу, – бог не выдаст, свинья не съест! Немцы не убьют – культ личности не затронет! Да вообще, мне отец рассказывал, – подполковник понизил голос, – не было никакого культа. Так что выживем – надо бы товарищу Сталину «кукурузника» заложить, чтоб иудничать было неповадно…

Теперь уже усмехнулся Невзоров:

– Ты, Сергеич, сначала отсюда нас выведи, а уж потом дальнейшее планируй. А то…

Развить свою мысль ему помешал радист:

– Товарищ подполковник! Наши!

Он протянул гарнитуру офицеру:

– Кто говорит?

– Гвардии подполковник Первушин. 64-й гвардейский танковый полк.

– Сколько у тебя коробок осталось, Первушин?

– А с кем я говорю?

– «Тайга». Рубанюк.

– У меня полный штат. Тридцать восемь танков, шестнадцать САУ, двадцать… легких танков и шестьдесят пять… броневиков. Есть еще зенитные счетверенные, – Первушин не мог найти аналогию ЗСУ «Шилка» и умолк.

– Богато, – на том конце раздался короткий смешок. – Вот что, Первушин: немцы атакуют нас со стороны реки, мосты строят для своих тяжелых танков. Надо им помешать.

– Понял вас. Постараемся.

– Ты не постарайся, а сделай. Приказываю: выйти к берегу Псела, занять оборону и не допустить переправу танковых соединений противника. Повторите!

– Приказано выйти к берегу Псела, занять оборону… «Тайга», разрешите занять оборону по западному берегу…

– Ну, Первушин, действуй. За Родину!

– За Родину!

Подполковник отпустил тангету и вернул радисту гарнитуру. Посмотрел на трофейную карту, сплюнул в сторону расстрелянных немецких языков:

– Командиры батальонов, отдельных рот и артдивизиона – ко мне…

04.00. Прохоровка. Псел. 11.07.1943.

Майор Венцель наблюдал за тем, как саперы ловко и сноровисто укрепляют понтонный мост. Невольно он залюбовался ловкими движениями своих подчиненных, когда в воздухе раздался хорошо знакомый шелест, а через мгновение вверх взвился огненный столб взрыва. Снаряд угодил точно в центр моста, и вверх, вместе с илом и огнем, взлетели обломки понтонов и тела работающих солдат. А потом начался ад… Из утреннего тумана почти беззвучно появились широкие тела танков неизвестной конструкции, которые врезались прямо в ряды пехоты, скопившейся в ожидании переправы. На их бортах весело заплясали огоньки выстрелов, огненные струи трассеров потянулись к опешившим в первые мгновения солдатам. Следом за неизвестными танками на берег вылетели огромные восьмиколесные невиданные бронетранспортеры. Заглушая грохот выстрелов, грянуло русское «Ура!», и с бронетранспортеров горохом посыпались русские пехотинцы. Оглушительный грохот тяжелых пулеметов вызвал еще больший ужас: громадные пули отрывали конечности, в разные стороны летели клочья мяса и костей. Каждая пронзала двух-трех солдат, собирая обильную жатву смерти.

Венцель в смертном ужасе кинулся в свою машину, а через пятнадцать минут, счастливо избегнув русской пули или снаряда, он уже трясущимися руками колотил в броню передовой машины танковой колонны:

– Русские! Русские! Сделайте что-нибудь!!! Это русские!

Не вынеся кошмара положения, Венцель разрыдался…

Оберштурмфюрер Вили Хенске высунулся из танкового люка, с секунду смотрел на бьющегося в истерике майора, сплюнул и, нырнув обратно в башню, вызвал командира. Обрисовав ситуацию со слов майора, не преминув добавить, что сапер перепуган до полусмерти и скорее всего сильно преувеличивает угрозу, оберштурмфюрер выслушал приказ командира батальона, штурмбанфюрера Шрамма, и скомандовал водителю: