Александр Филатов - Тайна академика Фёдорова Страница 2

Вероятно, не лишним будет напомнить читателю, что упомянутые тёмные силы тормозят технический и интеллектуальный прогресс не только посредством манипуляции сознанием людей (вернее – целых народов, желательно – всех людей на Земле). Они последовательно не допускают ввод кардинально новых технологий, принципиально новых источников энергии. Делается это не только и не столько с помощью Болонской программы (ставящей крест на самой возможности глубокого и разностороннего образования для широких масс трудящихся, что в зародыше убивает будущих Лобачевских, Пуанкаре, Поповых и Эдисонов), но и прямым террором. Так, в конце восьмидесятых годов (или в 1990 году) был убит изобретатель из ФРГ, разработавший экологически чистый, экономически выгодный способ производства бензина из отработавших свой срок автомобильных шин. Это лишь один пример, при том – ничтожный. Главным и эффективным средством всё же является оболванивание людей посредством создания у них иллюзорных (в корне неверных) представлений о мире и манипуляции сознанием на этом фоне. „Рыночная экономика" иначе существовать не может!

Уже само понятие, поставленное нами в кавычки, является манипулятивным. Согласно словарю В.И. Даля, рынок – площадь для торговли съестными и другими припасами на воле; торг, торжище, базар; рыночный – имеющий отношение к такой торговле на воле (то есть, открытом воздухе). Приводит Владимир Иванович и русские пословицы: „на рынке ума не купишь"; „за ответом не в рынок идти". Применение в новорусском языке понятия „рыночный" призвано, во-первых, заменить однозначно отрицательные для большинства советских граждан термины „капиталистический", „эксплуататорский", „нацеленный на получение барыша", а, во-вторых, замаскировать социально-политическую и экономическую контрреволюцию – замену общественного способа производства, основанного на экономике, хрематисти– ческим (то есть, имеющим целью не обеспечение потребностей отдельных людей и всего общества в целом, а извлечение прибыли в интересах немногих людей за счёт других людей и общества в целом).

Сказанное в скобках о двух способах ведения хозяйства – экономике и хрематистике – не нуждается в доказательствах, достаточно сказать, что за период с 2000 по 2004 год число миллиардеров в Эрэфии увеличилось вдвое. К сожалению, для многих (слишком многих!) читателей перестали быть понятными очевидные вещи. Например, порочность так называемого гражданского общества (общества, состоящего из людей-атомов) в сравнении с традиционным (то есть, обществом солидарным). Немудрено! Ведь высококвалифицированные манипуляторы пришли в издревле традиционное русское общество, в котором манипуляция сознанием людей была ранее неизвестна. Столь же непонятным, требующим пояснения стало понятие прибавочного продукта. Это тоже не удивительно: лишь немногие, очень немногие знают, что в сравнении с советскими временами производительность труда в „рыночной" Эрэфии в среднем упала вдвое (в нефтегазовой добывающей промышленности – вчетверо), но при этом русский рабочий производит на одну денежную единицу втрое больше продукции, чем американский. Такова степень эксплуатации труда русских рабочих новыми нерусскими! И совсем уже малоизвестным, замалчиваемым является то обстоятельство, что в странах „золотого миллиарда" интенсивно идёт деиндустриализация, что основные виды производительной деятельности человека, целые отрасли промышленности благодаря целенаправленной политике „свободы перемещения капиталов" вывезены в тёплые страны Юго-Восточной Азии. Долго ли может сохраняться такое положение, когда одни производят, а другие потребляют созданное?!

Хотелось бы также объяснить читателю, что автор вовсе не относится к числу тех, кого можно (и должно) отнести к идеализаторам советского прошлого. Напротив, у него в своё время возникали некоторые жизненные сложности в связи с высказываемой им критикой по поводу как проводившегося экономического курса, так и идеологии. Да, автор считался инакомыслящим, как считается и теперь (самое интересное состоит в том, что он при этом не изменил своих убеждений; напротив, события последних полутора десятилетий лишь подтвердили его взгляды).

И возникла мысль: „А что, если бы русофобская "интернационалистическая" идеология послесталинского СССР была заменена национально-патриотической? Если бы до всех советских людей систематически, объективно и доходчиво доводили все планы и мероприятия холодной войны, ведущейся США против СССР? Если бы меморандум А. Даллеса 1945 года, как и фултонская речь Черчилля 1946 года были своевременно опубликованы? Что, если бы при этом вместо хозяйственных функций КПСС занялась только кадровой политикой и идеологией как это, кстати, после XIX партсъезда ВКП (б) – КПСС попытался сделать И.В. Сталин, за что и был убит. Что, если бы вместо преступной ползучей капитуляции перед Западом под видом "политики разрядки" проводились активные мероприятия противостояния и противодействия США в психологической войне? Что, если бы вместо "потомка Моисея" Горбачёва (одного из его предков действительно звали Моисеем) генсеком стал безвинно опороченный ленинградец Романов, а ещё лучше – подло убитый бывший белорусский партизан и руководитель КП Белоруссии Машеров? Что, если бы вместо "сотрудничества с США" в сфере реакторов черно­быльского типа (во что США вбухали более 4 миллиардов тогдашних долларов, но не построили у себя ни одного реактора такого типа!) СССР занялся внедрением идей русских изобретателей в сфере энергодобычи?" И т.д., и т.п.

Так вот и родилась идея этой ненаучно– фантастической повести. Понятно, что история не знает сослагательного наклонения, но… ведь всё было так близко, так ощутимо. По прогнозам спецслужб тех же США, к концу восьмидесятых годов и экономика, и политическая система США должны были рухнуть. Но, прибегнув к несбыточному блефу, озвученной Рейганом заведомо неосуществимой идеи „звёздных войн", наши враги сумели втянуть частично трусливое, частично впадшее в маразм советское политическое руководство, возглавляемое подлецом и предателем, в гонку вооружений и в „новое мышление", с передачей в 1986 году (в Рейкьявике) СССР под опеку США (о чём Горбачёв сам признался в интервью правой французской газете „Фигаро" семь лет спустя).

Вот что автор считал нужным довести до внимания читателя прежде, чем погрузить его в мир несбывшейся фантазии. В заключение хотелось бы выразить искреннюю признательность моему старшему товарищу Анатолию Алексеевичу Лунину, с которым автор свои планы и мысли неоднократно обсуждал и который стал редактором повествования, предлагаемого читателю.

Пролог.

Секретарь Светлогорского горкома КПСС Пётр Николаевич Олялин сегодня выехал из дому гораздо раньше обычного. Ещё не было семи часов, как он вышел из квартиры и подошёл к своей „Пчеле", стоявшей во дворе. Было свежо, но не морозно, как этого можно было ожидать. Весь год оказался необычайно холодным, но вот пару недель назад, в конце октября, природа взяла своё, стало значительно теплее. Пётр Николаевич взглянул на небо. Рассвет только– только занимался, но было видно, как клочья туч, разорван­ных свежим ветром, волокло почти над самой крышей его пятиэтажки. Уже третью осень встречал Пётр Николаевич в Кёнигсберге, но всё ещё никак не мог привыкнуть ни к местному климату, ни к низкому полёту туч. В родной Липецкой области и небо, и природа, и погода были совсем другими. Но после успешной защиты докторской диссертации по социальной психологии в феврале 2015 года его документы отправили в конкурсную комиссию, где он совершенно неожиданно для себя получил самый высокий балл и был направлен для работы в Кёнигсберг, а этой весной оказался избранным на свою нынешнюю должность.

Ещё раз взглянув на небо, он решил, что синоптикам верить всё же не стоит – дождя сегодня, пожалуй, не будет. Окна его дома загорались одно за другим: люди собирались на работу в эту последнюю предпраздничную пятницу. Зажёгся свет и в кухне его квартиры. „Вот непосед а",– подумал о жене Пётр Николаевич,– ведь болеет, а опять поднялась ни свет ни заря.

Открыв водительскую дверцу, Пётр Николаевич быстро уселся на сиденье и нажал кнопку главного реле аккумулятора. Включив свет, он дотронулся до педали „газа" и с лёгким жужжанием передних электродвигателей выехал со двора. Движение в городе ещё только начиналось, и через пару минут он уже подъезжал к окружной дороге. Выехав на неё, он задал автомату поддержания скорости разрешённый максимум – 120 километров в час и, поуютнее устроившись на сиденье, отдался своим мыслям. А забот было много – через четыре дня праздник. А ведь хотелось, чтобы их городская программа оказалась лучшей во всей области. Поэтому многое ещё надо было проконтролировать и организовать. А тут ещё в понедельник, шестого, на трансатлантическом советском грузовом экраноплане прибывала официальная делегация компартии США, которая, как это Петру Николаевичу стало недавно известно, хотела добиться от него – ни много, ни мало – финансовой помощи для нефтяников Техаса.