Владимир Свержин - Заря цвета пепла Страница 2

— Будет сделано, ваше величество.

— Ступайте. После ужина изложите мне свой план.

— Итак, джентльмены… — Баренс выключил экран. — Царский советник Колонтарев настоятельно просил руководство института прислать вас. Вокруг известного вам по прежним операциям генерала Бонапарта завязывается некий странный узел. От того, как сложится интрига, зависит, превратится ли ряд локальных войн, которые мы именуем Наполеоновскими, в неконтролируемую мировую бойню, или этого удастся избежать.

— Ну, так ясно. — Лис почесал затылок. — Каштаны уже в огне. Срочно требуются обезьянки, чтобы их оттуда таскать.

Глава 1

Лучший способ предсказать будущее — создать его.

Как утверждает мой напарник, жизнь полна импровизаций. Он редко что-либо утверждает с серьезным выражением лица, да и не идет ему это выражение, но к его словам в любом случае имеет смысл прислушиваться. Увидев вчера, правда только в зеркале, аристократическое лицо Колонтарева, я только прошептал себе под нос: «Вот негаданная встреча». Мы не виделись более пяти лет, если следовать хронологии мира рождения, и невесть сколько веков и эпох в нашей фантастической институтской реальности.

Таковы парадоксы темпорального поля! Бывало, проводишь в ином сопределе полгода, выполняя задание, возвращаешься и узнаешь, что отсутствовал лишь неделю. Вначале ощущения взрывают мозг. Временные трансгрессии, как показала неумолимая практика, — суровый удар по организму человека, а порой и по его психике. Не зря же институтские врачи напрягаются, когда во время медосмотра на вопрос «Сколько полных лет?» начинаешь хлопать глазами и нервно хихикать, не зная, что и ответить.

Колонтарев был специалистом по России XVIII века и работал стационарным агентом при государыне-матушке Екатерине Великой уже тогда, когда я впервые прибыл в сопредельный мир в качестве племянника и телохранителя лорда Баренса. Подумать только! Джордж Баренс в то время сам, хоть и в особых случаях, отправлялся на выезды, а не сидел в кабинетной тиши, изображая незаходящее светило мировой науки. Или, как величал Лис всех наших разработчиков, научное темнило. Но это он не со зла.

Здесь был другой мир и немного иная эпоха, но если такой опытный стаци вспомнил о нас с Сергеем, значит, у него была веская причина просить оперативного вмешательства, не оповещая об этом ни российского императора, ни беглого французского принца, ни даже Наполеона, как бы мы все к нему ни относились.

Мы ждали хозяина поместья, прогуливаясь анфиладой комнат господского дома его высокопревосходительства действительного тайного советника и кавалера всех российских и многих иностранных орденов Колонтарева. Слуги, как на подбор, все из пленных турок, были с малых лет приучены, что господин — это тот, кто занимает место господина. Увидев поутру отдыхающих в гостевых комнатах незнакомцев, турки живо смекнули, что к важным гостям — друзьям хозяина относиться следует с безусловным почтением. Недавние янычары при этом не забывали пристально следить за каждым нашим шагом. Сам тайный советник появился на канале закрытой связи часа два тому назад, обещал вот-вот появиться, но встревоженный император все никак не желал расставаться со своим конфидентом.

— Слушай, — облокотившись на завернутого в античную простыню бога, вознесшего длань над парковой аллеей, обратился ко мне Лис, — а чего это институт так переполошился? Ну, перейдет Наполеон служить России, фигня делов, мы это уже проходили. Ситуация, конечно, заковыристая, но чтоб вот так — хватай мешки, вокзал отходит? Шо за суета в честном собрании?

Я подцепил тонким прутиком ползущую вдоль мраморной ступни божью коровку и завороженно смотрел, как она расправляет крылья и взлетает, спешит проведать оставленных на господне попечение деток.

План российского императора при некоторой авантюрности смущал грандиозным размахом. Удайся он, истории будет суждено повернуть с известной всем столбовой дороги в непролазные дебри мировой войны. Лет через сто, глядя на карту Европы, останется лишь гадать: какие страны находились тут прежде?

Да только ли о Европе речь? Англия и без того с Россией на ножах. Всего несколько лет назад по здешнему исчислению британский премьер-министр Питт велел собрать эскадру в сотню кораблей, чтобы поставить на место «зарвавшихся московитов». К его досаде, русские били турок, и в далекой перспективе трудно было помешать «русскому медведю» прорваться к Нилу и получить от ворот к «жемчужине английской короны» — Индии.

Я со времен Итона помнил речь Питта в парламенте: «Мы не только превратим Петербург в жалкие развалины, но и сожжём верфи Архангельска. Наши эскадры настигнут русские корабли даже в укрытиях Севастополя! И пусть русские плавают потом на плотах, как первобытные дикари». Если же Россия теперь объединит силы с Францией, извечным врагом Британии, то драка произойдет грандиозная. Заморские колонии — сладкий пирог, отдать его без боя мои соотечественники абсолютно не готовы.

У Англии огромный флот, но довольно слабая армия. Правда, много золота: она купит всех, кто не пожелает встать на ее сторону добровольно, и наймет тех, кто готов рискнуть жизнью за пригоршню монет. И начнется война, мировая война за такую чертову ерунду, которую нормальному человеку без долгих объяснений и не понять: за рынки, за влияние, за торговые дома и банкирские конторы. Где тут добро, где зло? Где справедливость? Кто та прекрасная Елена, ради которой льется кровь и ломаются не копья, но жизни? Кто злой чародей, победив которого можно жить припеваючи?!

Между тем божья коровка проведала детей в своем небесном домике и вернулась обратно исследовать мраморную ступню равнодушно взирающего на аллею бога.

— Большая война может быть, — уклончиво ответил я. — Очень большая.

— И все?! — возмутился Лис. — То есть, бонапартовские пострелушки и танцы с саблями это так, гастроль этнической самодеятельности?!

— Не берусь предсказывать, но, вероятно, да.

— Ты шутишь?

— Разве похоже?

— Кто вас с вашим английским юмором поймет… О, а вон, кстати, и наша лягушонка в коробчонке едет!

— В смысле?

— Разуй глаза, вон карета нашего — или его? — высокопревосходительства.

Редкие и короткие встречи с давними приятелями — радость и печаль институтского оперативника. Посудите сами, за пять лет нашей с Лисом работы действительный тайный советник Колонтарев вместил четверть века беспорочной и ревностной службы Отечеству. И все же радость победила философическую грусть: тост «со свиданьицем» в этот вечер звучал столько раз, что и последний турок из местной прислуги к утру мог выговаривать эти слова без акцента. Но, отдавая дань русскому хлебосольству, мы не скрывали озабоченности совсем другими вещами:

— Конечно, Наполеон не должен переходить на чью бы то ни было службу. Тем более втягиваться в масштабные военные авантюры. А таковых вокруг него сплетается множество. Нынче все уже поняли, что он проходная пешка и не сегодня, так завтра станет ферзем. Поэтому каждый правитель не прочь оказаться на месте шахматиста и переставлять данную фигуру по своему усмотрению.

Скажу более, я чувствую, что где-то неподалеку от Бонапарта затаился некто, мягко, но последовательно навязывающий свою волю всем фигурантам нынешней европейской политики. Какой-то повар незаметно помешивает закипающее варево грядущей войны, добавляет соли и специй по собственному вкусу, а мы об этом таинственном кулинаре практически ничего не знаем.

Мы сидели в личном кабинете человека, державшего в кулаке едва ли не все нити официальной и тайной европейской политики.

— Это домыслы или уверенность? — на всякий случай уточнил я.

— Можешь считать, что уверенность. — Колонтарев поглядел на огонь свечи, почти оплывшей и ждущей рассвета, чтобы наконец совсем погаснуть. — Множество косвенных доказательств. Мятеж в Париже, обернувшийся так называемой Великой революцией, спровоцировала нехватка хлеба. За его поставки отвечал герцог Филипп Орлеанский, будущий гражданин Эгалите, а по совместительству — дурак и мерзавец, приветствовавший кровавую бойню и сам сложивший голову на гильотине. Его склады ломились от зерна! У меня есть точные сведения, что он приказал остановить поставки хлеба до особого распоряжения.

— Может, хотел взвинтить цену?

— Нет. Чуть позже это зерно раздавалось едва ли не бесплатно. Но суть не в том. Филипп от этого ничего не выиграл. А комбинация заранее продумана и четко выполнена. Кто-то же за этим стоял?

Я усмехнулся:

— Быть может, масоны? Я слыхал, его высочество гражданин Эгалитэ был активным «строителем божественного чертога».

— Как и большая часть французской аристократии, друг мой, — оценив мою шутку, криво ухмыльнулся Колонтарев. Во время первой нашей встречи он уже был мастером ложи, располагавшейся в этом самом доме, наряду с камерой перехода. — Думаю, не стоит напоминать, какова судьба вольных каменщиков, попавших в руки республиканцев?