Руслан Мельников - Пески Палестины Страница 2

Пелена боли застилала глаза. Кровь из сломанного носа бурлила в глотке, мешала дышать, а он шарил вслепую под столом. Рука достала. Что-то поддалось, сдвинулось под пальцами. Не то! Кран! А ему нужна была…

Вот она! Кнопка вызова охраны! Рейхсфюрер ткнул, вдавил до упора. И только теперь понял, что бесполезно, что никто уже не поможет. Раз этот тевтонский рыцарь вошел в камеру допросов, значит, охрана мертва.

Звонок, коротко дзинькнувший в пустынном коридоре за открытой дверью, не избавил от кошмара, не призвал автоматчиков, дежуривших у входа.

Рейхсфюрера оторвали от кнопки, приподняли за шкирку. Как котенка! Удар латной рукавицы был страшнее тычка шлемом. Лязгнули и посыпались зубы. Взорвалась невыносимой болью сломанная челюсть.

Как его поднимали во второй раз, Генрих Гиммлер не чувствовал. Сознание прояснилось лишь на мгновение. Чтобы выцепить из кровавого марева каменную кладку, несущуюся навстречу. Потом стена Ударила. А больше не было ничего.

Брошенный головой о камни рейхсфюрер СС лежал лицом вниз. Кровь ленивой струйкой стекала в открытый слив.

Кап-кап-кап – снова бились о бетон редкие капли.

Глава 1

– Ох, и везет же нам, Василий! Давно я не плавал в таких спокойных водах.

Бурцев стоял за штурвалом. Джеймс Банд расхаживал по рубке с видом заправского морского волка. Папский шпион-брави, стойкий китаец Сыма Цзян, да еще, как ни странно, рыжеволосая Ядвига – супруга добжиньского рыцаря пана Освальда – раньше других привыкли к безумной, по меркам этих времен, скорости и несмолк ающему гулу двигателей под ногами. Остальные пока побаивались трофейной немецкой «ладьи» и передвигались по «раумботу» с осторожностью.

– Да, повезло, – сдержанно ответил Бурцев.

Он тоже был рад, но боялся отпугнуть удачу.

– А во-о-он там слева, видишь, берег? – не унимался брави.

Бурцев вгляделся. Ничего, кроме неясной серой дымки на горизонте… Может, в самом деле, берег, а может, и нет.

– Это Крит, Василий! Мы уже огибаем Крит. Адриатику прошли, Ионическое море – тоже. Считай, две трети пути позади!

– Ну и славно!

Бурцев снова смотрел вперед. Садиться на мели или налетать на скалы не хотелось. Но Джеймс действительно порадовал. Жаль вот только, радость та длилась недолго.

Минут через пять в рубку вбежала Ядвига – перепуганная, взволнованная донельзя.

– Птицы!

Полячка тоже указывала куда-то в сторону Крита.

Птицы? Ну и подумаешь! Странно, с чего такой переполох-то? Мало, что ли, чаек вокруг носится? Бурцев еще раз скользнул взглядом по далекому, сокрытому туманным маревом берегу. И по небу над ним. Глаз зацепился за две крупные точки в безоблачной синеве. Темные точки быстро приближались. И… и это были не птицы.

Отдаленный гул «мессершмиттов» они не услышали из-за гудения собственных двигателей. Вот и проворонили противника. Почти проворонили… Стоп машина! Бурцев отключил дизель. Все равно от самолетов не удрать. Быстрее на корму, к пулемету.

Бурцев выскочил на палубу. Катер еще двигался по инерции, чуть покачиваясь на слабой волне. Скоро совсем остановится. А по неподвижной цели так удобно бить с воздуха!

Старые знакомцы Ме-109 уже заходили в атаку. Первый, второй… Ведущий, ведомый… Значит, знают летчики о венецианских событиях? И о «полковнике Исаеве» знают? И о дерзком захвате атомного «раумбота»? А почему бы и нет? Отчего бы, собственно, и не знать-то? В тринадцатом столетии теперь имеется радио. У цайткоманды СС – имеется. И не менее надежная связь между магическими платц-башнями – тоже.

– Вон с палубы! – рявкнул Бурцев. – Все!

Верная дружина с мечами и луками сейчас не помощница.

Правда, оставалась еще слабенькая надежда… На собственную исключительность: до сих пор ведь немцы пытались взять «полковника Исаева» живым. И на важность спецгруза надежда: как-никак, а в трюме угнанного «раумбота» покоится секретное чудо-оружие Третьего рейха… Не станут же эсэсовцы топить свою драгоценную «кляйне атоммине». Или… Или все же станут?

А «мессершмитты» совсем близко. Пикируют. Берут на понты? Будут бить на поражение? Бурцев готовился к худшему. Бурцев готовил кормовое орудие к бою.

Двадцатимиллиметровые крыльевые пушки ведущего мессера ударили в воду. Взметнулись, побежали к катеру фонтанчики брызг. Пересекли «раумбот» двумя смертоносными росчерками. Грохот, лязг металла за спиной. Испуганные крики… Немецкий ас, отстрелявшись, ловко вывернул в сторону. Ушел безнаказанно.

Бурцев выматерился. Их все же топили! Здорово задело носовую часть, и по всему выходило: в пленных фашики не нуждались. Или так припекло, что не до пленных теперь?

Ну конечно! Все ведь просто, как дважды два: сами по себе, отдельно друг от друга, и «полковник Исаев», и «атоммине» представляют для немцев ценность. Но вместе – только угрозу. Фрицы понятия не имеют, что намерен делать непредсказуемый «полковник» со своей ядерной добычей. Потому и стараются его остановить. Любой ценой.

С моторамы под двигателем ведомого «мессера» застрочили пулеметы. Прочертили воздух трассирующими пунктирами. И еще две дорожки смерти побежали по воде к «раумботу». Дзинь-дзинь-дзинь… Несколько пуль вошло в правый борт. То же – у самого носа. Летчики работали аккуратно: избегали бить в середку, в трюм, в «атоммине». Боялись? Вполне возможно. Кому ж охота пикировать на цель, которая в самый неподходящий момент может обратиться в ядерный гриб?

Снова крики за спиной. И стремительная тень над катером. И крылья. И кресты на крыльях.

В этот раз Бурцев врага не упустил. Развернуть орудие. Поймать в прицел хвост уходящего самолета. Ударить ответной – длинной, но расчетливой очередью. Огрызнуться, отстрельнуться, не жалея патронов. Ствол зенитного МG. С/38 ходит ходуном, ствол изрыгает пламя. Ходил, изрыгал, пока… Щелк, звяк… Минус один магазин и… Есть!

За «мессершмиттом» все же потянулась полоска дыма. Тонюсенькая поначалу, почти незаметная. Но чем дальше удалялась подстреленная машина, тем отчетливее пятнала небо черным клубящимся следом. Зловещий шлейф ширился, расползался. Яркие пляшущие язычки объяли самолет. Вспышка… От пылающей «кометы» отделилось белое пятно. Парашют?

Пятно тоже пыхнуло, задымилось.

Горящий парашют! Лизнуло-таки жадное пламя вываливающегося из кабины пилота, окропило огненными брызгами уложенный в ранец прочный легкий шелк, подпалило…

Спасительная опора о воздух была потеряна. Парашютист на прожженном, дырявом, полощущемся по ветру бесполезной тряпкой куполе падал камнем. И не остановить, не притормозить уже то смертельное падение. А с такой высоты да с такой скоростью… В общем, что об землю, что об воду – без разницы. Верная смерть, в общем. Не повезло сегодня немцу.

А ведущий мессер, развернувшись, шел в повторную атаку. Надвигался с кормы. С воем заходил в пике. Все правильно: сначала нос, теперь корма. Остальное затонет само собой. Тихо, мирно, спокойно, без ядерных катаклизмов.

Бурцев уже перезарядил орудие. Уже навел на цель. Уже ругнулся по поводу дурацких деревянных щитов на пулемете, от которых в этом поединке пользы не больше, чем от листа ватмана. Точка в прицеле росла. Точка летела, падала на него. Молчаливая пока и страшная – жуть! Бурцев ждал. Чем раньше ударить, тем меньше вероятность попадания. И тем больше шансов без толку высадить весь магазин в белый свет как в копеечку. А удастся ли перезарядить орудие по новой – большой вопрос.

Точка перестала быть точкой. Превратилась в винт. В крылья. В пушки и пулеметы. Пушки и пулеметы смотрели Бурцеву в лицо.

Он вспомнил… Два года назад. Чудское озеро. Вороний камень. Стремительно приближающийся «мессершмитт». Бурцев прячется в коляске трофейного «цундаппа» за живой баррикадой из тел и щитов. Выжидает, вцепившись в пулемет. Чтобы ударить внезапно, нежданно. Тогда, в апреле 1242-го, его не было видно до последнего момента. Сейчас же немецкий ас видит все, как на ладони. И тщательно выцеливает противника.

Глава 2

Дрейфующий «раумбот» и ревущий «мессер» будто готовились к самоубийственному столкновению, к тарану без единого выстрела. Но на самом деле друг другу противостояли не катер исамолет, не зенитка и скорострельные авиационные пушки, а два человека. На самом деле шла война нервов. Война, в которой нажать на гашетку следует в самый нужный момент – не раньше, но и не позже. А уж степень нужности этого критического момента каждый определяет по собственному усмотрению.

Противники были еще далеко. Но самим им казалось, будто их отделяет лишь полутораметровый ствол кормового орудия «раумбота» и бешено вращающийся винт «мессершмитта». А что оставалось между дульным срезом и пропеллером – такая малость! То, что оставалось, почти не шло в расчет. Одно мгновение почти не шло, второе почти не шло, третье…

Они нажали одновременно.

Бурцев, ревя ненамного тише МG. С/38, лупил по непрерывным всполохам, в которые обратился вдруг вражеский самолетик в кружочке прицельной рамки. Пилот цайткоманды СС поливал огнем пушек и пулеметов яркую пульсирующую точку непрекращающихся вспышек на корме катера.