Василий Лягоскин - Анекдоты для богов Олимпа. Оглядитесь – боги среди нас! Страница 2

– Вот! – воскликнул он вслух, заставив стражей за спиной радостно встрепенуться, – нашел!

Как ни странно, и царь, и воины думы свои устремили в одном направлении. Александр нашел анекдот, а Филон с Ксантром уверились, что осада Скалы Бактрии закончится совсем скоро; недаром лицо «охраняемого лица» озарилось такой радостью.

Муж говорит жене:

– Привет, дорогая, у меня для тебя сюрприз!

– Правда? И какой же?

– Я приобрел тур в Австралию!

– Ой, как здорово! И сколько туда лететь?

– Точно не знаю, но, как только туда прилечу, я тебе позвоню…

Зевс еще раз хохотнул; теперь погромче – это он представил себе ошарашенные лица олимпийцев и Сизоворонкина; в тот момент, когда он рассказывал бы подданным этот анекдот.

– Ну и что! – воскликнул бы первым (в этом громовержец не сомневался) Геракл-Сизоворонкин, – где Австралия, а где Скала Бактрии?!

– А-а-а! – поднял бы тогда палец к потолку Зевс (знать бы еще самому, что это за загадочная Австралия?!), – удивить – значит победить. Сейчас вот пойду… не я, а Александр, да и предложу Оксиарту отдать мне в жены одну из его дочерей. А самого бактрийца, как любимого тестя, оставлю на его троне. Еще и пару соседних областей подарю – после того, как он поможет их завоевать. Ай, да Александр; ай, да сукин сын!

– Это, – поправился тут же громовержец, – не я сам про себя, это Сизоворонкин заявил бы. Еще и по ляжкам постучал бы, – прежде чем начать хохотать. Вопрос только – по своей мускулистой заднице, или по нежным, персикоподобным, принадлежащим Афине с Артемидой?

Олимпиец даже закрыл глаза, представляя себе такую милую картину. А ведь совсем недавно – не больше двадцати лет назад, когда он только начал воспринимать себя в теле и разуме юного Александра, Зевс считал свой чертог постылым казематом со спертым за тысячи лет воздухом.

– И что бы заявили на это мои дочери? – продолжил он разглядывать такие сладостные картинки, – две красавицы, набравшиеся от человека-полубога такого…

– А если у него все дочери страшные, как крокодилы? – словно наяву прозвучал голосок богини охоты.

– И при чем тут Австралия? – чуть запоздала со своим вопросом Афина-воительница.

– А-а-а! – еще раз воздел бы перст их отец, – тут прямая связь. Если девица будет страшная… все равно женюсь. А потом сбегу от нее – да хоть в ту же Австралию. Хотя лучше в Индию, или в Кхитай. Вместе со всем войском.

Он, наконец, повернулся к телохранителям; точнее к пареньку, следовавшему безгласной тенью уже за спинами стражей – к Гефестиону, с которым самые неосторожные остряки в войске связывали его, богоподобного Александра, весьма неблаговидной связью (еще и поэтому нужно срочно жениться!). Царь скомандовал, совсем не повышая голоса:

– Евпитрия ко мне.

Сам же он зашагал к стенам осажденной крепости, уверенный, что глашатай, способный без труда перекричать самого громогласного осла, догонит его прежде, чем великий царь остановится. И действительно – когда Александр утвердил свои ноги на пригорке, сейчас олицетворявшем собой половину мира, которую успел завоевать Двурогий, за спиной уже громко сопел, явно разминая голосовые связки, его личный глашатай. Евпитрий, в придачу к пронзительному голосу, обладал недюжинным умом и уникальной способностью придавать лаконичным фразам Александра необходимую причесанность и значительность официального языка. Здесь же, в Азии, он привнес в свои истошные крики еще и цветистость, так ценимую местной знатью. Вот и теперь, прежде чем перейти к сути, Евпитрий долго и торжественно перечислял титулы Александра; не забыл назвать великих мира сего, которые преклонили свои колени перед Македонцем. Ну, или потеряли головы, потому что пожалели собственные коленки и спины, не гнувшиеся в поклонах.

Дисконтные карты, оптовые скидки, «Приведи друга», «Два плюс один»… Все акции оказались почему-то провальными! Сложно быть маркетологом похоронного бюро.

Евпитрий глашатаем (неведомым маркетологом) оказался отличным. Владыка бактрийцев на его призыв откликнулся совсем скоро – причем согласием, полным и безоговорочным.

– Это ты молодец! – мысленно похвалил Евпитрия царь, – если все получится, дарую тебе одну из невольниц, что сейчас ждут своей участи в Скале Бактрии. Гефестиону, кстати, тоже. Пусть доказывает, что подлые слухи не имеют под собой никаких оснований.

Глашатай между тем закончил славословить своего царя – уже в конце своей длинной тирады, которую сам Александр выразил бы в нескольких фразах: «Или свадьба – для меня; почет и долгая жизнь в собственном дворце – для тебя, бактрийский наместник… или смерть на развалинах Скалы – тоже для тебя, и твоих людей…

К визиту Ваксувадавра («Надо же, – усмехнулся Александр, – выучил! Почти как анекдот») был готов шатер, вчетверо превышавший размерами тот, в котором ночевал царь. Роскошью и убранства, и посуды, и яств в них два шатра сравнивать было просто смешно. И это теперь тоже вписывалось в новую стратегию Александра-Зевса, прежде такого аскетичного. Спартанское воспитание Леонида, приставленного матерью, а тем более шута и актера Лисилика пора было отринуть. Что касается великого Аристотеля, философа, и его учителя…

– Ну, – решил, наконец, Александр, не собираясь вставать навстречу будущему тестю, – не так уж он и велик, рядом со мной.

Тут громовержец слукавил; имея в виду несравненного Аристотеля, он кивнул сейчас на бактрийца Оксиарта. Предполагаемый тесть действительно был росточка невеликого; на голову ниже македонского царя. Зато талией, а еще длиной и густотой аккуратно подстриженной бороды поражал. Александр прежде всего оценил живот бактрийца; сравнил его с яствами, которыми был уставлен низенький столик:

– А ведь еще и невесту угощать надо будет…

Говорят, что если женщина весит сто килограммов, Бог думает, что она уже нашла свою половинку, и никого ей не посылает.

– Давай не будем решать за бога, – усмехнулся Зевс неведомому составителю книги, – он сам в состоянии сделать свой выбор.

Евпитрия в этот шатер не пригласили, так же, как и многочисленную свиту Македонца. Царь решил в вопрос собственной женитьбы и (чем черт не шутит?) возможного престолонаследия не вмешивать никого, кроме родственников. Такой он на сегодня считал лишь собственную мать, Олимпиаду, которая уже столько лет ждала его на родине. Александр, а вместе с ним и Зевс любили македонскую царицу искренней любовью; скучали по ней, но пока вместо давно обещанного возвращения домой лишь слали бесчисленные трофеи из покоренных царств. А Оксиарт…

– Я готов прилюдно назвать тебя родичем, бактриец; возвысить над соседями, над всей Бактрией, если ты сейчас сотворишь чудо, которого требует моя душа! Нет, – поправил себя Зевс Македонский, – она не просто требует, она уже что-то чувствует!

Александр в нетерпении соскочил с собственного трона, поднесенного ему персами, убившими своего последнего царя, Артаксеркса, и потащил слабо упиравшегося бактрийца к столу – к яствам, а прежде всего, к кубкам. Сам Македонец в последнее время тоже не гнушался алкоголя – в полной уверенности, что закаленному организму громовержца, за тысячелетия привыкшего к сногсшибающей огневке, слабенькое персидское вино ничем не повредит. Потом – после нескольких чар «За знакомство», «За здоровье!», и, конечно же, после третьей: «За женщин!», – повелитель мира потребовал этих самых женщин, то есть девиц, нетронутых даже мужскими взглядами.

– Зумрад! – громко возвестил Оксиарт начало волнующего действа, – моя старшая и любимая дочь…

Александр как раз цедил из золотого кубка местную мальвазию, когда в проеме шатра появилась «красавица», застывшая в весьма эротичной позе. Это она сама она так думала. А Македонец, сначала подавившийся вином, а потом выплюнувший и благородный напиток, и остатки ароматного кебаба, который и запивал вином, и возглас ужаса, который объял его при видении самого себя в одной постели с этим страшилищем, схватился, как утопающий за соломинку, за… анекдот.

Те несколько минут, которые он якобы откашливался от кусочка кебаба, попавшего не в то горло, он стремительно листал в памяти страницы Книги и, наконец, нашел нужную:

Ну что ты переживаешь, что грудь у тебя первого размера?! Зато… вон… Ноги сорок четвертого!

Что такое сорок четвертый размер ноги, Александр не знал, но предполагал, что он примерно соответствовал «кокетливо» выставленной вперед ножке старшей дочери бактрийского владыки. У нее вообще все было длинным – и ноги, и нос, немного свернутый набок, и руки, которые нервно (наверное, тоже «эротично»? ) теребили пестрое платье где-то в районе колен бактрийки.