Братья Швальнеры - #Быр наш. Политический памфлет Страница 2

– Ну ведь ничего! Ничего! Ни вооружения, ни обмундирования… И такие потери – только из-за неподготовленности войск к наступлению. Хотя ведь было известно о войне, и задолго! Помню, как тесть еще в 1806 году ссужал императора деньгами на этот случай! Все разворовали, негодяи!

– Супостаты, просто супостаты… – бормотал старый Шепаревич, а в бегающих глазах его видел Саша плутовство и некую боязнь. Пушкину казалось, что он что-то знает и скрывает, но… разговор шестилетней давности уж выветрился из юношеской памяти, уступив место мыслям и мечтам о юных нимфах да виршам.

Утро субботы выдалось на сей раз дождливым. Владимир Ильич Ленин подошел к окну своего номера мюнхенской гостиницы «Берлинген» и долго всматривался в капли дождя, стекавшие по стеклу. Настроение было двоякое – с одной стороны он находился на пороге исторического шага, который был призван сыграть роковую роль не только в его биографии, но и в судьбе всей страны. А с другой стороны – его тяготила неопределенность будущего. События хотелось форсировать, но к тому не было никакой возможности. Ильич тяжело вздохнул.

– Что с тобой? – спросила Надежда Константиновна, подойдя к нему со спины.

– Хуже нет, чем ждать и догонять.

– К чему это ты?

Вместо ответа Владимир Ильич посмотрел в водянистые, огромные, ничего не выражающие глаза супруги. На секунду ему показалось, что его горячо любимая Инночка, Инесса стоит перед ним. Но очень скоро сумрак рассеялся – и Ильич, к великому своему сожалению, снова увидел пустые коровьи глаза перед собой. Он поморщился от неудовольствия.

– Пойду.

– Куда ты? – для проформы спросила супруга.

– Пройдусь.

По обыкновению, приземлившись в пивной «Брюггенау», Ленин увидел здесь старого своего приятеля – молодого человека с горящими глазами и коротенькими усиками над верхней губой. Он недавно вернулся с фронта, где был тяжело отравлен газами, и последние две недели они с Ильичом встречались в этой пивной достаточно регулярно.

– А, это Вы, здравствуйте… – улыбнувшись, традиционно по-немецки начал Ленин. Здесь его знали как господина Мернсдорфа.

– Добрый день, – молодой человек тоже был рад видеть его.

– На чем мы вчера остановились?

– На классовой теории построения государства.

– Ах, да. Так вот классовая теория. Не существует, мой дорогой, никакой классовой теории. Вернее, она существует, но только в умах общества. В целом, согласно учению Дарвина, все мы созданы одинаковыми. Даже если и существовали со времен первобытно-общинного строя некие различия среди нас, то в процессе онтогенеза давно и безвозвратно стерлись! Вот так. И потому эту общественную заразу необходимо из ментальности вырвать. Стереть классы с лица земли всеми возможными способами…

– Так уж и всеми?

– Абсолютно всеми, не гнушаясь ничем и ничего! Если потребуется, если не поймут одурманенные бюргерской идеологией массы – уничтожать. Нещадно уничтожать физически.

– То есть, если я правильно понимаю, уничтожать всех, кто отказывается пополнить некую социальную общность, господствующую в конкретном государстве?

– Совершенно верно понимаете! Такая общность есть везде – согласно учению Маркса, это – пролетариат. Согласно языческих предубеждений, это – арийская раса. И так далее. Не суть важно, какова эта общность по природе и по составу. Но тот, кто отрицает ее существование и по каким-то причинам не хочет или не может пополнить ее ряды, ведя государственную политику к триклятой классовой теории – как раз и есть самый заклятый враг, нуждающийся в немедленном и срочном уничтожении!..

Молодой человек слушал внимательно, едва ли не открыв рот.

– Гениально!

В этот момент речь Ленина прервал вошедший в пивную строго одетый бюргер в костюме и с тросточкой. Он вежливо похлопал Ильича по плечу. Тот обернулся.

– Херр Мернсдорф, здравствуйте!

– А это Вы… Дорогой мой, – обратился Ленин к собеседнику, – я отойду ненадолго, Вы уж тут не скучайте, – и в компании посетителя вышел на улицу.

– Что случилось? Где Вы пропадали столько дней?

– Обсуждал с берлинским руководством детали операции. Проезд через Германию мы Вам организуем в пломбированном вагоне, дальнейшие инструкции получите уже в Гельсингфорсе…

– А моя безопасность?

– Не переживайте, кайзер дает Вам все необходимые гарантии и гаранта.

– Кто это будет?

– Платтен, Ваш издатель. Его кандидатура Вас устраивает?

– Вполне. При условии надлежащего оформления документов.

– Это само собой. Проблема возникла с деньгами?

– Что это значит? Мы давно говорили об этом! Вам необходимо выиграть войну, но при том уровне подготовки и вооружения, которое имеет сейчас царская армия, сие невозможно. Практически это будет достижимо в случае смены российского руководства. Керенский это прекрасно, но Милюков настаивает на войне, и в России в настоящий момент не существует авторитета, более сильного чем он. В таких условиях можно говорить только о силовом варианте смены власти, который, как мне известно, кайзер поддерживает! Поддерживал до недавнего времени, во всяком случае…

– Это само собой, ничего не поменялось. Но понимаете… Мы не можем выдать Вам испрашиваемую Вами сумму в марках.

– Почему? Ее у Вас нет?

– Она есть, но как только Вы начнете рассчитываться с типографиями, с военными заводами, да наконец просто давать взятками марками, в этом моментально заподозрят немецкое командование, и тогда рухнула Ваша революция как карточный домик!

Ленин задумался.

– Тоже верно. А что, если фунтами стерлингов?

– Еще лучше. Тогда Ваши сторонники начнут обвинять Вас в сотрудничестве с Антантой и царской властью, которая, как известно, с ней дружна.

– Ах ты как верно! Ты подумай как верно-то, голубчик! Просто-таки архи-верно… А как же тогда?

– Быр! – воздев палец к небу, изрек немец.

– Что, простите?

– Быр. Эфиопская валюта. Вот и поди там разбери, что к чему.

– А цена, позвольте?

– Пустяк, цветная стекляшка, дешевле рубля во много раз. Что вы от них хотите, дикари… А все же – деньги, валюта! Вот и возьми, как у Вас говорят… за рупь…

– За двадцать! – расхохотался Ильич.

– Так значит решено. Послезавтра в это же время в Вашем гостиничном номере.

– Буду ждать… Да, кстати, херр Шуленбург?

– Да?

– А как Вы меня нашли?

– Немудрено.

– И все же?

– Извините. Как-нибудь в другой раз. Ауфидерзейн.

– Ауфидерзейн!

Вернувшись за стол, он продолжил:

– Замечательный человек…

– Я его хорошо помню. У нас на Восточном фронте он командовал батареей. Сейчас, кажется, в посольстве в России кем-то служит.

– У Вас феноменальная память. Он – военный атташе посольства.

– Что Вас с ним связывает?

– Пока это – мой маленький секрет, раскрою чуть позже… Да, кстати, как Вас зовут? Мое имя Вы знаете, а я Ваше нет.

– Простите, но с Вами настолько интересно беседовать, что я, по всей видимости, просто забыл представиться… Адольф, – протянул руку молодой человек. – Гитлер.

Пройдет много лет, Ленина уже не будет в живых, и Сталин, не имевший ни малейшего понятия об этом разговоре Ильича с немецким военным посланником, будет лишь в самых общих чертах знать о чудесной роли эфиопской валюты в новейшей русской истории. Как вдруг, в один из дней, на пороге кабинета отца народов появится председатель ОГПУ Менжинский.

– Здравствуйте, товарищ Сталин!

– Здравствуйте, Вячеслав Рудольфович! Что за спешность? Что-нибудь случилось?

– Случилось, товарищ Сталин. Нами получены неопровержимые сведения о том, что председатель Совнаркома товарищ Рыков дал указание вывезти в Америку и хранить на счете, открытом на его имя, золото, привезенное Ильичом из Мюнхена в 1917 году.

– Помню это золото… Оно же изначально было в какой-то валюте… Не помню, африканской что ли…

– Совершенно верно, в эфиопской, Иосиф Виссарионович. В бырах. Потом переплавили в золото. И было его там ни много – ни мало на десяток миллионов дореволюционных царских рублей.

– А когда он это сделал?

– Две недели назад.

– Почему же сразу не пресекли?

– Он был с дружественным визитом в США, а ОГПУ не вправе проверять председателя СНК СССР.

– Верно… Доказательства есть?

– Так точно, – Менжинский положил на стол Сталина принесенную с собой увесистую папку. Перевернув первые несколько страниц, Сталин протянул:

– Да… И таких людей мы допускаем до руководства страной… Страна в нищете, на коленях, кулаки буквально заедают, а он миллионы в США вывозит. Какие будут предложения?

– Я думаю, товарищ Сталин, что память Ильича, железного Феликса, да и наша с Вами партийная совесть не позволят нам поступить иначе, чем вытравить из наших рядов антипартийную контру!