Андрей Дай - Орден для Поводыря Страница 2

Так что, я, надеясь получить преданных и не болтливых сведущих в геологии ребятишек, по сути, давал им шанс выбиться в люди. И примерно это, я Ярославцеву и заявил.

— Как же, как же, понимаю, — сделавши жест, словно моет руки, обрадовался тот. — Вы, дорогой Герман Густавович, известный меценат. Конечно, наш святой долг позаботиться о бедных сиротах… Но и вы меня поймите, ваше превосходительство. Из казны и по пятьдесят рублей за каждого в год тратилось. Оно хоть и дело благое, а коли вы их собой заберете, так они Государю Императору затраты уже и не вернут, поди.

Почему-то я даже не удивился. Сторговались на пятистах рублей. Ассигнациями. За троих. За такие деньги я мог выпускника Горного, прости Господи, Института нанять. Но одного. Так что заплатил. Единственное, что – потребовал право выбора. Чтоб горный работорговец дебилов и лентяев не подсунул за мои же деньги.

Благо деньги, хоть и хранились у меня, но именно моими личными не были. Пять тысяч серебром выделил Томский воинский начальник – на закупку припасов в Бийске и у туземных племен. Еще пять – финансовый департамент губернского правления. На нужды обустройства таможенного поста и утверждения власти Государя Императора Российского во вновь приобретенных землях. Тратить я их волен был "по собственному усмотрению", ни перед кем не отчитываясь. Такая вот бухгалтерия.

Поручил выбор юношей князю. Он как раз, сверкая улыбкой до ушей, из Пятого Отделения по делам частных золотых промыслов прискакал. Ну, чисто ребенок. Выпросил у тамошнего начальника, коллежского советника Степана Ивановича Гуляева свой прибор, и рад. Много ли надо для счастья…

Я бы тоже очень хотел познакомиться с Гуляевым, но не сложилось. Жаль, конечно. Много о нем слышал. Мало того, что он своего по сестре племянника, юношу со взором горящим – Дорофея Палыча, к наукам приобщил, так и сам человек в губернии известный. Работает над основанием новых промыслов. Занимается улучшением культурных растений и разведением новых пород скота и сельскохозяйственных растений. Химией немного балуется. Особенно прикладной. Сахарную свеклу к Сибири адаптировал. По Алтаю постоянно путешествует, лекарственные растения изучает. Готовый будущий профессор будущего Томского Университета.

Уже даже и собрался к Степану Ивановичу на ужин набиться. Поди, не выгнал бы гражданского губернатора. Да и по письмам от племянника наверняка о моих помыслах наслышан. Сам-то парень уже на опытной ферме от Каинска неподалеку трудится. У Ерофеевых. Говорят – доволен, располнел даже на купеческих харчах. И Матрену, или как ее там, с собой привез.

Собрался, да не поехал. Пришлось срочно подполковника Льва Христиановича Познера посетить, командира того самого Барнаульского подразделения, из числа которого мне Дюгамель расчеты к моей артиллерии выделил. У меня и приказ полковника Денисова с собой был. Только Познеру, похоже, ни Денисов ни Дюгамель не авторитеты оказались. Первого июня фейерверкеры уже должны в Бийске были быть, а второго, когда мой флот у Барнаульских причалов пришвартовался, они еще и не думали выдвигаться.

Совсем, блин, страх потеряли. Ну, да ничего! Я их научу Родину любить. Взял собой, кроме грозных бумаг от Дюгамеля, еще и два десятка казаков. И револьвер. Так подполковника и приказывал арестовать и под домашний арест посадить – ласково размахивая пистолем. Тот нервно улыбался, надеясь то ли на чудо, то ли на немедленную помощь тьфу-горных покровителей. Но за кончиком ствола следил неотрывно. Видимо, слава обо мне, как грозы трактовых разбойников, успела уже и до Кабинетных земель докатиться.

Заместителю, майору Власову, предъявил распоряжения начальства. Тут же заставил написать рапорт, присовокупил к нему письмо – собственную версию событий, и отправил в Омск генерал-губернатору. А майору сказал, что коли узнаю об освобождении Познера из-под ареста без санкции Дюгамеля – сильно обижусь. Найдутся рычаги, чтоб безвестного майора на Камчатку чукчей сторожить отправить. Он поверил. И даже людей к моим пушкам тут же нашел – снял охранение от "заведения", где мать-их-горные начальники смету расходов обмывали. Причем вид у Власова был такой, словно я ему не Чукоткой грозил, а орден во все пузо выдал. Как у объевшегося сметаны кота, у майора был вид. Чую, наступило в Барнауле веселое времечко. Прикрываясь моими бумагами, заместитель много чего натворить успеет.

Да и солдаты от известия, что путь их на самую границу с Китаем лежит, в обморок не падали. Так побежали собирать вещички, будто за ними гнался кто-то. А когда узнали, что останутся служить в новой крепости, до нового распоряжения генерал-губернатора, так и вообще. К пристани пока маршировали – песни пели. Это ж как нужно людей замордовать, что они ссылку в тьмутараканьские горы за избавление посчитают! Остальные-то, те, кто в "Афинах" оставались, этим искренне завидовали. Это же сразу видно!

В случае войны расчет одного орудия в Российской Императорской армии составляет двенадцать человек. При службе у пушки в крепости вполне достаточно восьми. Плюс опытный унтер. Со мной из Барнаула ушло на Чую пятьдесят один человек. Захотел бы больше – дали бы. Хоть сотню. Добровольцами были все поголовно.

Командовать расчетами назначили молодого поручика Сашу Геберта, а ему в помощь дали фельдфебеля Казнакова – седого уже дядечку с пышными бакенбардами и усами. Среди солдат вообще оказалось много молодежи. И поляков. Такая вот у меня русско-еврейско-польская армия получилась…

Пока я с Познером занят был, Суходольский по городу рыскал – рабочих на строительство Чуйского тракта вербовал. Вернее – пытался. Не так-то это просто – обдумать предложение, собраться, с женой попрощаться и в дебри Южного Алтая камни ворочать отправиться. Так что нефига за этот день у Викентия Станиславовича не вышло. Он еще в пути сомневался, да только я, дурень, не верил. Он и на том, что в Бийской крепости мы и подавно рабочих не найдем, настаивал. Пришлось нам расстаться. Он остался людей собирать, а мы следующим же утром в Бийск отплыли.

Я майору денег две тысячи оставил. Бумаги – конечно. И попросил догнать нас в Бийске. Жаль и этот план рухнул. Не смог я его долго ждать.

Васька Гилев изъерзал весь – в дорогу выступать торопился. Это у меня "государственные интересы", а ему главное – торговля. Упустишь ярмарку, и сиди – жди, время теряй.

А как, стервец, встретил меня – закачаешься. Бабы в сарафанах с хлебом-солью, оркестр. На берегу Бии причалы из бревен, флагами и разноцветными лентами украшенные. Словно Великого Князя встречали, не как начальника губернии.

Сам Василий Алексеевич в столичном сюртуке. На манжетах батистовой рубашки золотые запонки. Высокие кавалерийские сапоги блестят. Местный городничий, Иван Федорович Жулебин, бедным родственником рядом с купчиной первогильдейным смотрелся. Но – ничего, не обижался. Видно, достигнуто у него с местным торговым людом полное взаимопонимание. Припрятана где-нибудь кубышка с пенсионными накоплениями.

Воинов моих разместили в крепости. Так-то она давно уже из реестра оборонительных сооружений выписана, в каторжную переведена. Но велика для трех сотен кандальников. Достаточно еще места в обширных казематах и солдатских казармах. Лет пятьдесят назад гарнизон до двух с половиной тысяч доходил. Как служивых из Бийска на юг, в киргизские степи перевели, население города сразу вдвое сократилось.

Городок не большой. Меньше Каинска. Но народ здесь другой. Свободный, лихой, веселый. Много торговцев, вокруг бескрайние поля и сады. Основывался, как военное поселение. Потом горнозаводским считался, но Барнаульским начальникам был мало интересен. Значительных месторождений вокруг нет, половина земледельцев – потомки казаков – люди вольные, спину перед инженерами гнуть не привыкшие. И наделы у местных переселенцев куда как больше чем у кабинетских. Оттого и достаток.

В городке уже было несколько каменных зданий. Красивая церковь, множество лавок. Вдоль реки огромные амбары. И хотя "Уфа" первый пароход пришедший в Бийск – чудо расчудесное, на вроде цирка, привлекающее всеобщее внимание – но у причалов множество парусных толстобрюхих корабликов. Урожая хватало и себе, и на продажу.

Меня с офицерами Гилев зазвал к себе. Думал – хвастаться будет. Но – нет. Оказалось, у него на подворье, в сарае пушки стояли. Те самые, что мне генерал-губернатор со стен брошенной крепости взять разрешил.

— Шестифунтовка, — непонятно чему обрадовался Сашенька Геберт. Неужели не верил, что ему найдется работа? — Ядра-то есть?

— А как же, ваше благородие, — хмыкнул Гилев. — И ядра и пульки. И по тридцать выстрелов на ствол приготовили. Лафеты только вот подгнили. Но скрепы уже сбили. Доски поменяют, кузнец обратно кольца склепает и готово. Можно в путь отправляться.