Виктор Печорин - Артефакт для Сталина Страница 2

Быстренько вскрывают пол вокруг плиты. Обнаруживают, что плита крепится четырьмя гайками по краям, а сама как бы в пол заделана, прикинь.

– Тайник значит старинный? Или люк в замурованную комнату?

– Ну, типа, да…

Удовлетворенный произведенным эффектом, Петрович вытащил пачку «БТ» и стал щелкать зажигалкой.

Вообще-то, он был неплохой мужик, Петрович. Да вот только пунктик у него такой – хлебом не корми, дай байку про клад рассказать. Таких баек Петрович знал множество, и большинство из них касались кладов, найденных во время ремонта или сноса старых домов. Видимо эта тема была ему близка. Еще бы – всю сознательную жизнь проработал в ремонтном тресте. Еще при Советах начинал.

Однажды, например, он рассказал, как ковш бульдозера зацепил какой-то глиняный горшок – а оттуда посыпались серебряные монеты. А потом люди, узнавшие об этом, выследили, куда со стройки вывозят лишний грунт, и стали каждую высыпанную кучу просеивать и перебирать руками, надеясь, что раз нашли горшок с серебром, может там и еще что-нибудь отыскаться. Ту историю он рассказывал с такими подробностями, что Славику показалось, будто он и сам, Петрович то есть, ездил за город просеивать землю решетом.

Славика пристроила в стройтрест тетка, у которой он жил. Сам-то он из «понаехавших тут»: приехал из провинции, где для него не было ни перспектив, ни работы. И образования предки не смогли ему дать. Хорошо хоть у матери оказалась в Москве родная сестра, вдовая, а у нее трехкомнатная квартира от мужа осталась. Вот там он и жил. А поскольку одной теткиной пенсии им на двоих не хватало, нужно было работать. Он и работал, куда деваться. Была у них бригада – девять человек, делали всякую работу. Но больше всего Славику нравилось работать вдвоем с Петровичем, типа подручным. Петрович умел так устроиться, чтобы и работа не слишком напрягала, и платили бы нормально, мог и права перед начальством покачать. Короче, за ним чувствовал себя Славик надежно, как за каменной стеной. Вот только байки Петровичевы его уже достали, эти вечные мечты найти клад – и больше не работать. Уж скоро Петровичу на пенсию – а все мечтает…

– Ну и что дальше, Петрович? – спросил Славик не столько из интереса, сколько чтобы разговор поддержать.

– Ну, дальше что? Взяли они разводной ключ, вот как этот, и стали те гайки отворачивать. Первые две отвернули легко. Третья пошла туго, с трудом вывернули. А четвертая вообще ни в какую. Они ее и так, и этак, – не идет зараза. А спешить нужно – бабка того и гляди вернется, они все на нервах.

– И чё?

– Ну, чё? С грехом пополам, при помощи кувалды и таковской матери все-таки скрутили. И тут, слухай сюды, все четыре стержня, на которых гайки крепились, проваливаются вниз, а оттуда раздается страшный грохот и звон.

Петрович хотел, было, выдержать паузу, которой он всегда предварял кульминационный момент своих историй (возможно, ради этого момента он их и рассказывал), но тут вмешалась судьба в образе бригадира Альберта, которого за глаза дразнили Адольфом за характерную прическу и сварливый нрав.

– Так, почему сидим, почему не работаем? Хотите без премии остаться? Вон у вас еще две стены от старых обоев не освобождены, и дверные коробки не демонтированы. Ну-ка встали, и пошли работать, живенько. Через час приду, проверю.

– Тьфу, – в сердцах сплюнул Петрович вслед скрывшемуся в дверном проеме Адольфу. – Ну что за человек. Ну ладно, Славик, мы люди подневольные. Хватай гвоздодер, иди, вон с той двери наличники оторви и коробку попробуй расшатать. А я тут с обоями закончу. Если чё, я рядом, позовешь.

– Ну и что там было, под плитой-то? – спросил Славик, поднимаясь.

– Под какой плитой?

– Ну, под той, когда четвертую гайку-то отвинтили?

– А ничего там не было, – хмуро ответил Петрович, все еще досадуя на Адольфа, сорвавшего эффектный финал его истории.

– Как так?

– Ну, короче, под этой квартирой внизу был ресторан, «Арагви», знаешь?

– Откуда? Я чё, по ресторанам хожу?

– Ну да… Да его там и нет уже. А в старые времена крутейший был ресторан, в центре, на улице Горького. Ну, теперь Тверская. Ну, так вот, там, в главном зале висела огромадная хрустальная люстра, старинная, изготовленная одной французской фирмой. И крепилась эта люстра на четырех стержнях, пропущенных через перекрытие и через латунную доску, а сверху – гайки. На доске, как было принято в старые времена – надпись, когда, кто изготовил, и все такое. Ну вот, эти гайки те клоуны и отвернули. Кажется, им за это срок впаяли, типа, за порчу имущества. Ну, может, условно, я не знаю…

Услышав это, Славик прыснул со смеху.

– Вот умора, – сказал он, отсмеявшись, – думали клад, а получили срок… И где ты, Петрович, такие истории берешь?

– Так в газете про это писали. Ну ладно, иди трудись. А то неровен час Адольф вернется.

Работать Славик не то чтобы любил, но относился к этому как к неизбежности. И отец его и мать всегда работали, и он должен. Особо по этому поводу не заморачивался: надо – значит надо. Взял гвоздодер, молоточек, топор – и пошел. Наличники от двери отрывать – дело несложное. «Ломать – не строить», как Петрович говорит. Завел острие гвоздодера под наличник, дернул – аж гвозди неприятно заскрипели. Еще раз дернул, в другом месте. Еще пара рывков – и наличник слетел, обнажив занозистую дверную коробку. Одновременно что-то вроде куска кирпича больно упал ему на ногу. Посмотрев вниз, он увидел, что это был вовсе не кирпич, а темного цвета коробочка, покрытая затейливой резьбой.

«Клад?» – подумал Славик, но тут же улыбнулся сам себе, вспомнив историю, рассказанную Петровичем. «Ага, конечно, клад… Так, безделушка какая-то. Может, Петровичу показать? Вот он обрадуется… А если и правда клад? Может, там золото? Вещица-то вроде старинная. И тяжеленькая. Вдруг вот мне – и повезло? И можно не работать, и свою квартиру купить, не все же у тетки ютиться. Туда ни девушку привести, ни музыку громко включить…». И представилась ему вольная и свободная жизнь, которую он мог бы вести, имея хорошую сумму денег. Ну, примерно миллион! Или два миллиона! Сколько сейчас стоит квартира в Москве – об этом он еще не задумывался, и два миллиона казались ему баснословной суммой. Один миллион можно истратить, а второй еще останется. И он решил ничего Петровичу пока не говорить. Сунул шкатулочку в сумку с инструментами, для верности завернув ее в газету: потом дома рассмотрю.

Пятница тринадцатое

Бывают же несчастливые дни! Машина вдруг ни с того, ни с сего сломалась прямо посреди дороги, в час пик. Естественно, возле нее выросла пробка километров в семь, сквозь которую с трудом пробрался эвакуатор. Так что на пятничную оперативку он, конечно, опоздал. Может, и к лучшему, потому что разъяренный шеф закрыл его передачу, которая выходила в эфир уже два года в довольно-таки неплохое время. Отец обиделся, что он давно его не навещал, даже с днем рожденья забыл поздравить. В сердцах наговорил на автоответчик, что завещает квартиру в академическом доме какому-то фонду. Ну и в довершение, поругался со Стасей. Правда, последнее случилось еще вчера, но какая разница. Пятница, тринадцатое – вот и не верь приметам!

Домой пришлось ехать на метро. Домой – то есть в батину квартиру. Где его никто не ждет…

В метро было суетливо, тускло и тесно, как в толпе зомби. Но он почти не замечал окружающую подземную жизнь, уже который раз прокручивая в мозгах разговор с шефом.

Шеф был из славного племени комсомольцев – хватких, беспринципных и всегда державших «хвост по ветру». Он принадлежал к тому поколению, которое после свержения Партии сумело прихватизировать все более – менее теплые местечки. Да еще и оттопталось на взрастивших и взлелеявших их «старших товарищах».

Именно они в девяностые громче всех требовали объявить Партию вне закона, а еще лучше – попересажать всех коммунистов. Чтобы устранить конкурентов. Вот и шеф тоже в свое время половил рыбки в мутной воде, и под шумок за бесценок прикупил акций телеканала, которые потом стали расти как на дрожжах…

– Ну что это? – тоном правдоруба, утомленного борьбой с бездарью и ленью, декламировал шеф, картинно размахивая тематическим планом. – Опять контрафактные сигареты, опять просроченные сырки в магазинах, опять сосиски без мяса, будь они неладны… Люди уже настолько запуганы вашими страшилками, что падают не только наши рейтинги, но и прибыли наших рекламодателей! Замечу, на секундочку, они ведь продают практически то же самое, чем ты в своей передаче пугаешь народ. Ну сам посуди: ты бы стал давать деньги на антирекламу своего товара? Вот то-то!

– Но там отснятого материала на несколько месяцев вперёд! – вяло возражал Антон, стараясь спустить проблему на тормозах. Раньше такое прокатывало.