Барбара Делаплейс - Иного выбора нет … Страница 2

Ученый кивнул: — Практически все, господин президент. Сейчас мы проводим заключительные тесты оборудования. Мы планируем провести испытание на следующей неделе.

— Благодарю. Что ж господа, благодарю вас. Надеюсь, что ваши усилия будут по достоинству оценены японскими наблюдателями. А сейчас, если я правильно помню, — президент на мгновение улыбнулся, — у нас вроде как до сих пор идет война. Господин генерал, что у нас происходит на…

И опять он проснулся оттого, что в его голове звучали голоса. Забытые тени. Забытые тени… Черт возьми, да откуда это? — подумал он с раздражением. Бросив взгляд на светящийся циферблат часов, он увидел, что до рассвета еще далеко. Может еще удастся опять заснуть, если не думать о… да, нет, слишком поздно. Сегодня должна состояться демонстрация взрыва. Тяжело вздохнув, он сел на кровати.

— Все в порядке? — сонно пробормотала жена, почувствовав его движения.

— Все хорошо, дорогая. Спи, — сказал он нежно.

Он уставился в темноту — в мозгу, раз за разом, возникала картина огромного пылающего грибовидного облака, вздымающегося над голубыми водами. Прошу тебя, Господи, пусть они убедятся сами. Пусть это будет последний взрыв этой войны, не нужно больше смертей.

Грибовидное облако поднималось все выше и выше.

…совершенно очевидно, что японские наблюдатели были потрясены испытаниями и, в частности, мистер Мацусита. До них было доведено, что мы провели испытание небольшого демонстрационного заряда. Гораздо более мощные бомбы находятся в состоянии полной боевой готовности и при необходимости могут быть сброшены в любом районе Тихоокеанского ТВД. Наблюдатели заявили, что передадут наше послание правительству Японии с точностью до запятой …

Дьюи оторвал глаза от доклада. — Похоже, что на наших гостей взрыв произвел сильное впечатление.

— И не только на них, господин президент.

— Тим, я заметил, что вы вернулись с испытаний несколько…эээ…изменившимся. Я прав?

— Да, — такой резкий ответ вынудил нахмурившегося президента пристальнее вглядеться в лицо госсекретаря.

— Вы не хотите мне ничего сказать?

— Не совсем, господин президент. Я… — Дьюи терпеливо ждал, пока госсекретарь пытается подобрать слова. — Сэр, еще несколько дней назад я считал атомную бомбу обычной бомбой. Более мощной, конечно, но и только. Но сейчас… — его голос дрогнул и он замолчал.

Наконец президент нарушил молчание: — Ну что ж Тим, в данной ситуации, нам остается только сидеть и выжидать.

— Именно так, сэр, — его улыбка был похожа на гримасу. — Можно еще скрестить пальцы.

— Пожалуй, что, пожалуй, что…

— Они отказались капитулировать.

Лицо Дьюи приняло пепельно-серый оттенок. — Похоже, что мне придется перед вами извиниться. Они действительно не собираются поднять лапки кверху.

Министр обороны невесело скривился: — Не могу сказать, сэр, что я очень рад своей правоте.

— Господин генерал, примите и вы мои извинения. Ваша оценка ситуации была правильной.

— В данном случае, я искренне желал бы, чтобы она была неверной. Сэр… что касается наших следующих действий — мне кажется, что мы попали в чрезвычайно сложную ситуацию.

— Крайне сложную, — кивнул президент.

Офицер сделал паузу, собираясь с духом.

— Ситуация достигла момента, когда с военной точки зрения у нас нет выбора. Нет смысла обладать оружием, если мы не можем его использовать. Именно это мы предполагали донести до противника в ходе демонстрации.

— Хиросима или Нагасаки? — с горечью в голосе произнес вице-президент. — Ну и кто бросит монетку? Хотите поиграть в Бога, господин генерал?

Президент успел вмешаться до того, как генерал ответил: — Джон, тут не все так просто.

— Вы считаете, что судьба беззащитных женщин и детей — это «просто»?

Дьюи почувствовал, как в нем растет раздражение, но постарался не выдать этого голосом: — Джон, я считаю отвратительным саму ситуацию, когда я должен сделать такой выбор. Но проблема сейчас не в том, чтобы решить, что мы будем бомбить — Хиросиму или Нагасаки. Как правильно заметил генерал, мы уже уже провели показательный взрыв, но наших врагов это не убедило. И сейчас мы стоим перед решением: бомбить ли Токио.

Вице-президент побелел: — Я надеюсь, вы не всерьез?

Нельзя было мне слушать этих идиотов и брать на выборы Джона вторым номером. Он не тот человек, что необходим в военное время. — Заверяю тебя, что я полностью отдаю себе отчет, насколько серьезна эта ситуация.

— Сэр, я думаю, что у нас нет особого выбора, — заявил министр обороны. — Если мы бросим бомбу на Токио, Япония будет вынуждена капитулировать. Если же вместо этого мы начнем вторжение на острова, то по самым осторожным подсчетам, мы потеряем миллион человек. — Он сделал паузу. — Миллион человек, которым — как мы знаем — мы можем сохранить жизнь. Миллион американцев.

— Именно поэтому Рузвельт дал добро на разработку этой бомбы, — заметил генерал. — Он надеялся, что это вынудит японцев к быстрой сдаче и спасет жизни американцев.

— Но если мы подвергнем Токио бомбардировке, то, по оценкам Роберта и его группы, численность погибшего гражданского населения будет куда выше, — заметил Дьюи.

— Возможно, восемь миллионов человек, — сказал ученый. — И опять же, я хочу подчеркнуть, что это не окончательная цифра. Мы не знаем, что именно жесткое радиоактивное излучение может сделать с людьми. Сам город, вероятно, будет непригоден для жизни в течение нескольких лет.

Лица сидящих за столом повернулись в сторону ученого. На всех отражалась разная степень изумления.

— То есть вы точно не знаете, — сказал министр обороны. По его тону было понятно, что это скорее утверждение, а не вопрос.

— Да, мы не можем сказать точно. Но наши исследования показывают…

— Необитаем в течение нескольких лет? Восемь миллионов погибших? — в голосе министра появился сарказм. — Знаете, уж как-то это подозрительно смахивает на выдумки.

— Господин министр, — вспылил ученый. — У меня нет привычки фантазировать. Если вы хотите поспорить…

— Достаточно! — повысил голос Дьюи. — Роберт, благодарю вас за информацию. Естественно, мы должны опираться на то, в чем мы точно можем быть уверенными и на то, что, как нам кажется, является фактом. Восемь миллионов человек? Неужели это вообще возможно? А факты, господа таковы. Либо мы высаживаемся на Японских островах, либо мы бомбим Токио. И в том и в другом случае, людские потери будут огромны. И я считаю, что мы должны прийти к решению, хорошо над ним подумав.

— Боюсь, господин президент, что времени на раздумья не так уж и много, — вмешался госсекретарь. — Согласно данным разведки, японцы планируют новое наступление в районе Новой Зеландии. Киви и так крепко досталось в прошлый раз. Если мы хотим вмешаться, то действовать надо без промедления.

Президент нахмурился. После небольшой паузы он обвел глазами присутствующих: — Хорошо, господа. Ваше решение?

— Господин президент, мой мнение — бомбить Токио.

— Благодарю, господин генерал. Марк?

— Я согласен, сэр.

— Джон?

— Мы не можем использовать это чудовищное оружие. Это не может быть оправдано с моральной точки зрения, и я считаю…

— Благодарю вас, Джон. Я учту ваши пожелания. Тим?

— Сэр, я… если бы я не видел, на что способна эта бомба, я бы не колебался ни секунды и сказал — «Бомбить Токио». Но видел, как растет этот жуткий гриб… — госсекретарь замолчал и посмотрел на Дьюи измученным взглядом. — Сэр, я знаю, что это будет стоить жизни многим американцам, но я не могу идти против совести и согласиться на атомную бомбардировку Токио.

После этих слов повисла долгая пауза.

Затем заговорил президент: — Господа, я благодарю вас за ваши высказывания. Я учту каждое и обещаю, что тщательно взвешу все аргументы. О своем решении я извещу вас незамедлительно.

Забавно, я всегда считал, что выражение «чувствовать, как весь мир лежит на твоих плечах» — это метафора. Дьюи отсутствующим взглядом смотрел за окно с каплями дождя. Июньские ливни гасили дневную жару и к вечеру воздух наполнялся прохладой и свежестью.

Что мне делать? На каких весах взвесить жизни американских солдат и мирных японцев? Какой мерою мерить? Как я могу сказать: «Эти человеческие жизни более ценны, чем вот те»? Это именно то, что говорил Гитлер, отправляя людей в концлагеря.

Он подумал о молодых парнях, своих согражданах, которые будут сражаться с японцами, если он примет решение о вторжении. Может быть, кто-то из этих парней — будущий Бэйб Рут. Или будущий Роберт Оппенгеймер. Или будущий Карл Сэндберг. Или будущий Томас Дьюи.