Ольга Хомич-Журавлёва - Галерея неудачников. и другие рассказы и повести Страница 2

Через несколько дней, наткнувшись на Наталию, лежавшую перед телевизором в той же позе, мама, было, задала тот же вопрос о школе, что и в прошлый раз. Но осеклась. Молча разложив продукты по полкам шкафов и холодильника, сообщив, что скоро позвонит – снова упорхнула за дверь.

Как бы там ни было, но через два дня Наталия была зачислена без экзаменов, в мединститут. Чиновник оказался «человеком» и помог поступить, оплатив всю учебу.

Институт Наталия помнила, как одну сплошную серую массу – семестр, зачеты, экзамены… Учиться ей было не интересно и лень. Но надо было отрабатывать неожиданную щедрость незнакомого благодетеля – зятя сумасшедшей тещи. И Наталия натянула на себя постылую лямку эскулапа.

Работа в местной больнице, куда её распределили после института, повергла Наталию в такое беспросветное уныние, что она поняла – жизнь, её бесценная жизнь окончена, не успев начаться. Не станем описывать всё её раздражение, начиная от старых, источающих миазмы коридоров больницы, до самих, собственно, нудных, по её мнению, противных больных, которые видят смысл существования только в раздражении врачей. Не будем углубляться в тонкости нашей российской «бесплатной» медицины, не об этом сейчас речь, хотя тема и навевает определенные воспоминания.

Итак, отбыв, как на каторге, смену врача травм отделения, весьма повзрослевшая и сильно пополневшая Наталия Гелионовна, возвращалась в, не изменившийся за годы, дом. Отдыхающих, которых летом впускали в свои дома, теснясь на кухнях и в сараях, её соседи, у Наталии не было – «отдыхаек» она ненавидела лютой ненавистью. Впрочем, так же, как и всех людей. И хотя деньги Наталии были необходимы – душевное равновесие закоренелая эгоистка ценила больше всего.

Всё своё свободное время Наталия Эрзистон проводила на набережной, возле яхт-клуба. В межсезонье она бродила по высокому берегу, или сидела на крутом спуске, откуда хорошо был виден весь яхт-клуб. А летом часто лежала на гальке, или опять же на маленькой лужайке, примостившейся на крутом склоне горы высокого берега. И смотрела, смотрела, как яхты, одна за другой, выходили в акваторию бухты; как легко резвились серфингисты, ухватившись за воздушные паруса; как проплывали теплоходы, везя туристов на морские прогулки.

Сколько раз, наблюдая за бурлившей вдалеке жизнью, Наталия представляла себя сидящей в изящной позе, в белоснежном, фривольном костюмчике, на палубе шикарной яхты, управляемой красавцем блондином. Но на проплывающих яхтах, задрав нос, сидели сплошь одни девицы подросткового возраста, раздетые до такой степени, что от купальников оставалось только название. А рядом с ними, блестя разъевшимися животами и гладкими лысинами, вальяжно откинувшись, восседали отнюдь не Дольфы Лунгрены.

Однажды, когда Наталия, по обыкновению, придирчиво вглядывалась в обитателей яхт, одна дама ей показалась, как будто, знакома. Наталия встала во весь рост, достав свой любимый бинокль, направила его на хохочущую даму. И немедленно, к своему удивлению, узнала… свою маму. Изящная, холеная, моложавая дама, которой нельзя дать и сорока лет, плыла на белоснежной яхте и была абсолютно счастлива, рядом с высоким блондином в возрасте, но с красивой, поджарой фигурой, следящего за собой мужчины.

– Не может быть, – прошептала совершенно сбитая с толку Наталия. – А работа? А сумасшедшая пациентка? И только тут до эгоцентричной девушки, не желающей думать ни о чем, кроме своей драгоценной персоны, дошло, что она, в сущности, ничего не знает о своей маме. Она даже не удосужилась, уже будучи врачом, узнать, а в какой же поликлинике служит её мамочка. Служит? Эта красивая дама, словно сошедшая с обложки модного журнала – разве может где-то служить?!

Дрожа от нетерпения, Наталия еле дождалась, когда яхта причалит к пирсу. Можете представить картину? – Шикарная дама изящно спускается с борта яхты. И навстречу ей выскакивает красная, пухлая тетка, неопределенного возраста, совершенно не ухаживающая за собой.

Немая сцена.

Прекрасная дама, сделав каменное лицо, сухо говорит:

– Дома объяснимся.

А дома выяснилась интересная история, достойная мексиканского сериала.

Мужчина на яхте, с которым раскатывалась ее мама – давным-давно был её мужем. А яхта была их собственностью, как, впрочем, и четырехэтажный особняк и три машины. Много лет назад, будучи уже замужем, мама сделала глупость – согрешила с красавцем моряком, в результате чего и появилась на свет Наталия. Разумеется, мамочка не была доктором, кроме того, она вообще никогда не работала. Когда появился ребенок, мама Натали, купила небольшой домик, и нанимая нянечек, начала растить дитя, забегая к нему раз или два в день, тайком от мужа. К слову сказать, у них уже были дети – два совершенно избалованных мальчика. В какой-то момент муж узнал, что жена тайком растит дочь. После бурного скандала, богатая чета решила ничего не менять в своей жизни. Как, в прочем, и теперь, когда тайна мамочки была раскрыта. Натали был заказан вход в мамин особняк. Её как бы не было…

С тех пор Натали с мамой почти перестали встречаться. Но девушка всё так же приходила на набережную и с тихой грустью и отчаянием любовалась яхтами, среди которых время от времени она видела белоснежную яхту своей мамочки. Мамочки, которой Наталия была совершенно не нужна.

Пончики

Иронический рассказ

Лена Кадушкина доедала пятый пончик. Нет, она не была обжорой. Просто Кешка Марзиков вызвал её на спор, и теперь она давилась этими треклятыми жареными пончиками, посыпанными сладкой пудрой, которые ещё пятнадцать минут назад так любила, нет, прямо-таки обожала…

И поспорили ведь вроде понарошку – какой актер играет в новом фильме. Кешка выиграл. Лена хотела свести спор к шутке, но не тут-то было… И не жалко ведь ему было денег? Пошел и купил пончики посыпанные сахарной пудрой – аж двадцать штук, у смуглой осетинки, с чудовищным оскалом золотых зубов, который, по-видимому, был улыбкой.

– Чего задумалась? Небось, о смысле жизни? Да ты жуй, жуй. Мне не терпится увидеть, как последний пончик провалится в твою жевательную систему. – Кешка ехидно прервал размышления Лены.

– Ну и гад фе ты, Марфиков! – в сердцах, с набитым ртом пробубнила несчастная жертва обстоятельств.

– Ага, а еще я умею проигрывать, не то что некоторые.

– Я тоф-фе умею…

Со вздохом, впихивая в себя очередной жареный кусок теста, Лена вспомнила, что ещё недавно Марзиков ей очень нравился. Красивый, высокий, голубоглазый, с модной стрижкой невообразимо красных крашеных волос, ещё сегодня он был предметом её тайных мыслей и желаний. И вот, он нагло ухмыляется и следит за несчастной девушкой, попавшей в капкан дурацкого спора.

«Лишь бы никто не увидел», – только мелькнула мысль в голове Лены, как целая толпа самых ненавистных однокурсников вывалилась из-за поворота. С ними был пожилой, с её точки зрения, Модест Эммануилович, преподаватель истории. Все бы прошло, наверное, благополучно, если бы не этот самовлюбленный сорокалетний педант и сноб – всезнайка, который вечно с видом умудренного старика, старается поучать студентов в любую свободную минуту. И вот ведь что интересно – некоторым это безумно нравится, и они следуют за ним кучкой идиотов, ловящих, затаив дыхание, каждое его занудное слово.

– Кадушкина, – противно картинно выставляя вперед руку с указующим перстом на пакет с пончиками, изрек препод, – ты бы поменьше ела жареного и мучного. С твоей то фигурой это вредно. Вид полной девушки не вызывает эстетического наслаждения…

И тут фурии студентки, только и ждавшие подобной тирады ехидного кумира, прыснули, загоготали, заржали на весь проспект, выгибаясь, при этом украдкой глядя на реакцию «жертвы и удава».

Лена Кадушкина, покраснев, но с достоинством пережив позор, продолжала демонстративно-яростно поглощать пончики. Гогот сразу же прекратился и толпа девиц, разочарованно хмыкнув, потекла за обожаемым Модестом Эммануиловичем, который, скорее всего даже и не понял, какую гадость только что сделал.

Но не о нем речь. Только теперь Лена заметила, что Кешка Марзиков стал представлять из себя красное пятно – красный джемпер, волосы и не менее красное лицо, которое выражало сочувственное смущение:

– Ленка, ну их, пончики эти. А на Модеста наплюй – что ты, не знаешь его? И совсем ты не такая… Ну, а такая… Ну, как надо, в общем…

Лене уже было всё равно:

– Да ладно, Кеш, Я умею проигрывать. Только можно, я пончики дома доем?

– Хочешь, помогу? Идем ко мне домой. У меня папахен классный чай заваривает – с морошечником.

– Кешка, а ты человек… Чаю говоришь?..

– Ага.

– Чаю, да со сгущеночкой… А что, это можно…