Александр Щербаков-Ижевский - Горлышко из кувшина. Серия «Бессмертный полк» Страница 2

По нескольку километров шли вереницы людей на позиции. Одни тащили две мины, подвешенные на ремне через плечо, другие ящики с патронами.

Снаряды для гаубицы были тяжёлые по 30 килограмм. Их брали в охапку и несли поштучно на руках. Взрыватели перемещали отдельно.

Некоторые на свои горбы и плечи взвали ящики с гранатами.

В разведку боем отправили штрафной батальон. Прощупали немцев, как следует, засекли их огневые точки.

Потом наши пушки били по дотам. Но, как оказалось, всё без успеха.

Значит, штрафбат пойдёт и на второй приступ. А если понадобится, то на третий и четвёртый…

Пока всех не выбьют.

Их ещё называли ШБ или «школа баянистов». На рубеже атаки, в окопе сейчас им нальют водки и объявят, что если батальон займёт три немецких траншеи, судимость с них будет снята.

«Это были дяди лет по тридцать-сорок. С холёными, жирными мордами, двойными подбородками и толстыми животами. На них были сшитые на заказ шинели, красивые фуражки притоплены касками.

Только вместо яловых сапог на них были обычные грубые солдатские ботинки с обмотками.

Это были проворовавшиеся интенданты, хозяйственники и прочая тыловая сволочь.

Десять-пятнадцать лет тюрьмы им заменили штрафбатом.

Водку на «передок» подвезли прямо в бочках. Ездовые раздали штрафникам ковши и те пили, хлебали, давились ею. При этом разбрызгивали драгоценную жидкость по своим шинелкам и прямо на снег.

Но вот, в небо взлетела красная ракета. Это сигнал к бою. К атаке. К наступлению.

Часть штрафников засуетилась, подоткнула под поясные ремни полы красноармейских шинелей и схватила в руки винтовки.

Офицер-пехотинец, лейтенант взял за ствол чью-то трёхлинейку и в углу окопа стал дубасить прикладом жирную фигуру «баяниста». При этом старался попасть ему прямо в лицо. Затем, отбросив винтовку, вытащил из кобуры свой «ТТ» на ремешке и направил ствол вдоль окопа. Смачно сплюнув сквозь зубы, заорал

– Вперёд, ублюдки! Не поняли что ли, «искупить» всем надобно! Последнего застрелю самолично, – и выстрелил в воздух.

Толпа штрафников с неохотой пошла выползать на бруствер окопа. Офицер снова схватил винтовку за ствол и прикладом, словно дубиной, стал лупасить штрафников по спинам. Те с неохотой похватали своё оружие на перевес и побежали молча вперёд. Нерешительно, со страхом, но уже вперёд к своей неизбежной кончине. К смерти.

А на земле так и остались лежать несколько тел штрафников, окоченевших насмерть от перепою, отравления и похмельного синдрома. Рядом с ними скрючилась и парочка офицерских трупов младшего начсостава.

Ну что ж, посмотрим, попробуем ещё раз, какова цена их атакующих действий.

Кощунственно, но интересно даже: «искупят» или погибнут?..

Наконец-то зелёная ракета! Началось! Общее наступление!

Есть сигнал к атаке! Над полем послышалось: «Ур-р-а-а!». Громко, не громко ли, но этот крик должен был людей мобилизовывать.

Пехота стремительно вываливалась на открытое пространство с передовых позиций. Люди появлялись из своих щелей, окопов, ячеек, траншей. Из ложбинок. Из-за бугорков.

Им, как можно быстрее надо было преодолеть проходы, расчищенные саперами в колючей проволоке. Задача не из легких и смертельно опасная.

По ровному пространству в три-пять сотен метров надо было умудриться прорвать коридоры тройного заграждения. Эффективно забросать противника гранатами. Ворваться во вражеские траншеи и овладеть первым рубежом обороны.

Бойцы шли, бежали врассыпную по открытой местности. Связисты двигались вместе с пехотой.

Всё взлетало вверх, заволакивая снежной пылью и землёй. Ничего не было видно.

Тут и там, здесь, везде падали уже мёртвые, раненные, контуженные и живые.

Необученное пополнение металось по полю и в безысходности погибало.

Но шквал огня навстречу не утихал!

Ужасно было наблюдать, как с флангов строчили укрытые бронеколпаками вражеские пулеметы MG-34. Это вам не наш штатный «Максим». У немцев скорострельность в два раза выше. Их заградогонь был смертельным для наступающих.

Вся округа была в дыму, смраде, столбах огня и земли от минометных разрывов. Ясно, что наша артподготовка не дала должных результатов. Сразу стало понятно, что атака обречена.

И, даже, «пьяная» храбрость штрафников, здесь была не помощником.

Эх, наши минометы в таких случаях уже не уместны. Слишком сблизились друг с другом противники.

Оставшаяся в живых часть красноармейцев, возвращалась ползком. Они укрывались за естественными преградами. Для солдата кустики, бугорки, небольшие ямки хорошее подспорье. Кротовый холмик и то спасение.

Кому удалось выбраться, скатывались в окопы первой линии.

Кто-то из бойцов от пережитого ложился навзничь.

Кого-то трясло.

Некоторые, чтобы не доглядели слабость, рыдали в предплечье.

Безбожные красноармейцы со звездами, не стесняясь, крестились в углу траншеи.

Не за грех считалось встать на коленки и освятить себя православным знамением.

Особо чувственные от страха блевали в уголке окопа.

В глазах многих наблюдалась пустота от увиденного и пережитого.

А дрожь в руках, прострация и заикание обыденное дело.

Страшное дело смотреть на это. Смерть прошлась им по касательной и пока пощадила. В живых остались вернувшиеся бойцы. Пока были живы.

Атаки пехоты, в который раз за день, были безуспешными и не приводили к выполнению задачи: занятию первого рубежа обороны противника. Раз за разом они откатывалась на исходную позицию.

Закрепиться на высоте не получалось. Силы таяли. К концу дня и вовсе обессилели. Выдохлись, проще говоря. В боевых порядках насчитывалось не более четверти личного состава. Множественные потери обескровили батальоны.

А вначале казалось, куда проще преодолеть какие-то три сотни метров.

Между взрывами, видны разбросанные по земле тела. Убитых во время самого боя никто не подбирал. Их очень и очень много. Тысячи. Раненые стонали и кричали благим матом.

Понятное дело, засветло добраться до них не было никакой возможности. Страшно и невозможно было представить себя на их месте. Поле же простреливалось насквозь и поэтому, шансов на получение помощи у них попросту не было.

Те, кто мог грести пятерней, старались выбраться из-под обстрела самостоятельно. Пока были силы. Другие так и умирали массово на поле брани от кровопотери. Беспомощные и брошенные всеми люди. Вытащить их никто и не пытался. Своя рубашка ближе к телу.

Санитаров по пальцам можно было пересчитать. Да и кто их возьмет на поле битвы. Для них это верная гибель. Иначе некому будет помочь по окончании противостояния.

Вернувшиеся люди собирали силы. Отдыхали рассредоточившись. Перезаряжали оружие. Ну, а теперь всё, готовы?

– А сейчас в бой, ребята! Живы будем до самой смерти! – пехота снова и снова выдвигалась на высоту.

Грохотание сражения переходило в ужасный сплошной рокот. Аж, перепонки не выдерживали. У некоторых из ушей сочилась кровь.

При близкой схватке с противником каждая ложбинка или бугорок были пристреляны вражескими минометчиками. В таких случаях наша боевая задача усложнялась. Опытные бойцы это знали и передвигались от укрытия к укрытию короткими перебежками. А где-то и на четвереньках. Настоящие медляки и тюлени перемещались хотя бы на локтях, по-лягушачьи. Но все стремились как можно скорее поскорее попасть в убежище.

Изо всех сил пласталась родимая пехотушка по локоть в рыхлом, податливом черноземе. Полметра, метр, еще полтора метра и носом в холодную жидкую грязь. Вместе со снегом она набиралась за воротник, за обшлаги гимнастёрок, в ноздри, в уши. Люди от надсады задыхались, хрипели вылупив глаза.

Всем было и так понятно, что жить захотели бы, даже в слякоти дышать смогли бы. Идеальный случай, когда можно было забраться в воронку от снаряда, что на пути оказывалась по великому счастью.

Многие бойцы не имели возможности отстреливаться. Патроны выдавались поштучно. Если боец хотел продолжить бой, надо было разоружить убитого товарища.

Кстати, я заметил, что наступающим необходимо было держаться ближе к немецким позициям. Те площади не обстреливались. Немцы из-за своей пунктуальности, чтобы не зацепить своих, всё больше стреляли в сторону нашей территории.

Заваруха была ужасной! Сил не было, как хотелось выжить в кровавой мясорубке.

Наша минометная батарея активно поддерживала стрелковую атаку. После трех десятков залпов сворачивалась и как можно скорее меняла дислокацию. Минометы быстро разбирались и на двуколках стремительно убывали на запасную позицию.

Немцы своей артиллерией безуспешно накрывали уже опустевший рубеж. У минометчиков, пока, все шло по намеченному плану боя.

В горячке жестокой лупцовки мы не сразу поняли, что противник приспособился к перемещениям минометных расчетов и к складкам местности. Короче говоря, пристрелялся.