Василий Лягоскин - Китайский вояж. Третья история из цикла: «Ах, уж эти мужики!» Страница 2

– Вот именно, – проворчала вслух практичная и рассудительная Пенелопа, поднимая вместе с Валентиной «волшебный ящик» с ковра, – сейчас тебя, «обузданную надеждой», будем спасать. Сколько времени прошло между этим поэтом четырнадцатого века, и твоим первым появлением в мире? Три века? Четыре? И еще – ты бы дочитала, что тут говорится о Петрарке…

– А что говорится? – женщины опять прильнули общим взглядом к экрану.

Очень скоро из той же груди вырвался печальный вздох, тут же ставшим раздраженным, почти разгневанным.

– Это что же получается, – Валентина выпрямилась в полный рост и подперла кулаками бока (ноутбук снова оказался на ковре), – опять нам какого-то малахольного подсовывают?! Этот самый Петрарка только и делал, что вздыхал, да стишки писал Лауре, даме своего сердца. Больше двадцати лет при ее жизни, и еще лет десять после смерти. А сам даже не притронулся к ней! Да он и сам-то – посмотрите на портреты – вечно в каком-то бабском балахоне завернут. И в сонетах его по большей части одно нытье про смерть, да могилы. Ну, и про любовь, конечно. Но что это за любовь… да он, наверное, ни одной бабы даже за бочок не ущипнул?!

– Нет, – Пенелопа в это время подняла ноутбук, и продолжила чтение, – вон – у него и дочь незаконнорожденная была; она его вместе с мужем и похоронила. Одного дня старичок до семидесятилетия не дожил.

Валентина позволила усадить себя обратно в кресло; грозно и возмущенно попыхтела, очень удачно изобразив паровоз, но все же кивнула милостиво Дездемоне, которая внутри ее души была готова разразиться безутешными рыданиями:

– Ну ладно, ладно… не реви. Давайте вместе учить эти сонеты, и эти… как их там?

– Канцоны, – быстро подсказал Николаич.

– А ты…, – взгляд супруги по прежнему был суровым; сейчас он буквально пригвоздил Кошкина к соседнему креслу, – получается, что ты не мне, а себе подарок сделал! Чтобы мы с девушками твой ноутбук не отобрали. За это будешь наказан.

Теперь губы Николаича предательски задрожали; он был готов покорно воспринять «страшное наказание» Валентины.

Слезой, мольбой, любовью, я уверен,Любое можно тронуть из сердецПокончив навсегда с жестокосердьем.

– Сейчас я буду учить стихи. Вот здесь, – рука Кошкиной плавно двинулась в сторону роскошного ложа, и там остановилась, – а ты будешь гладить мне спинку!

Николаич вздохнул еще раз, теперь уже счастливо, и совсем скоро сидел на краешке кровати, и массировал женскую плоть, всегда волновавшую его. Очень скоро его руки скользнули ниже – там волнение его стало совсем нетерпимым. И, словно услышав его безмолвный призыв, Валентина, а вместе с ней и остальные красавицы, громко захлопнули крышку ноутбука. В-общем, этой ночью они успели выучить только пару сонетов Петрарки…

Конец ознакомительного фрагмента.