Андрей Шилин - Берёзовая роща. Плащаница царя Герода Страница 2

Наутро новоиспечённая мать, увидев рядом с собой почерневший труп, известила улицы города стенаниями. Так была обеспечена достоверность мёртворождения и искренность материнского горя.

В ночь Ошер отправился за спрятанным сыном, но оказалось, что он слишком хорошо скрыл землянку и всю ночь безнадежно рыскал по Алкедамскому полю. Когда забрезжил рассвет, открылась наконец глазам отчаявшегося отца дыхательная трубка землянки. Раскопав подземное укрытие, Ошер увидел такое, от чего хотел было тут же предать себя смерти – яма, вырытая накануне, полностью была заполнена буро-зелёной жижей. Возможно, её достигли ручьи из Силоамской купели, и ручки корзинки с малышом едва выступали на поверхность лужи. Кратковременное помрачение рассудка выключило Ошера из реальности, и в это время он не был похож ни на себя, ни вообще на человека. Стражники, находившиеся тогда на крепостной стене Иершалима, рассказывали только, что слышали, как далеко в поле гиена человеческими словами призывала на землю Дьявола…

Вернулся Ошер домой поздним утром, когда город начинал привычную для того года жизнь. Под халатом он приятно ощущал тёплый шевелящийся… живой свёрток.

Статья первая

– Слышь, мужики, новый анекдот!

– Опять!..

– Погоди, Динь! Давай, если свежий.

– Только громче, не слышно, ведь. Мы ж сегодня не на СОБРовском «Мерине».

– Короче, где у правильного мента должен быть пистолет?

– Опять!

– Ну… в кобуре.

– А нож?

– Где?

– В спине-э-э! Га-га-га!

– Ну ты, Лёх, сегодня зажёг! Я аж кресло чуть не намочил.

– Сам дурак!

– Тут ты, Алекбер, не совсем попал. Не бойся, если начальник – дурак, бойся, если дурак – начальник.

– Глубокий афоризм. Пять за грамотность и два за содержание.

– Кончайте, горячие финские парни. Вас что, сегодняшнее дело не интересует?

– Усё у порядке, шеф. Как там, Алексей Нострадамыч угадал с анекдотом?

– Не в тему. Мокруха какая-то мудрёная. Сейчас сами увидите. Приехали. Всё. На выход!

– Прощай, мой нежный друг, «Батон»! Нашим задницам будет не хватать тебя!

– Здорово, Михалыч, как тут по медицине? Где-то я это уже видел.

– Мужчина, лет 23—24. Смерть наступила, примерно, 5—6 часов назад в результате проникающего ранения колюще-режущим предметом в область сердца. Предположительно, копьём (вон – рядом валяется). Может быть, он даже кровью истёк. Возможно, перед смертью пытали – свежие ожоги на теле.

– Похоже, ритуал. Ну, ритуальное убийство.

– Та-а-ак, тело расположено вертикально на стене, лицом в комнату, руки в стороны. Ладони, локти, ступни и колени пробиты и зафиксированы дюбель-гвоздями. Голова трупа притянута к стене за волосы, прибитые монтажными скобами. На трупе светлая майка и чёрные трусы. Слева на майке в области груди горизонтальный разрез 8 сантиметров. А это что?.. Ген, пиши: «На груди трупа острым предметом вырезано «да не будет у тебя других богов, кроме Меня»! Что-то знакомое. Михалыч, не слышал?

– Похоже на заповедь Христа.

– Мужики. По базе пробил, соседей опросил. Итак, сегодня мы имеем знакомство с молодым человеком, который имеет некоторое отношение к правоохранительным органам, то есть, конкретно говоря, условную судимость. Святов Станислав Давыдовыч, 1991 года рождения, профессиональная кличка «Святой», сфера деятельности – религиозные секты: «Белое братство», «Аум Синрикё», «Новое рождение», «Спас Апокалипсиса» и т. д.

– А откуда у святого судимость?

– По глупости. Один раз в ресторане по пьяни наехал на мужика, а тот оказался крутым чиновником. Госмашина завертелась – и вот вам результат. Жаль, докачать его не получилось.

– Шустрый Колобок! А что с соседями?

– Идеальный человек, по версии местных старушек. По характеристике идеально соответствует своему творческому псевдониму. А бабки, так просто влюблены в него. Одна, кстати, и обнаружила его. Её откачивать пришлось, «скорую» вызывать. Она шла-то к нему за очередным буклетом, что он распространял по подъездам. Зашла, а там труп на стене. Ну, она и кирдык.

– «Пальчиков» много3?

– Да, но все принадлежат одному человеку.

– По-моему, всё ясно. Ну, я «на ковёр», а вы сами закончите, и жду «на базе».

Глава 1

Сегодня у меня открылся новый период творчества. Наконец-то закончилось время забытья и безвестности. Я давно стал замечать, что писатель, будь то классик или графоман, постоянно развивается, мудреет вместе со своим творчеством.

В юности я был полон любви. Любви к девушке, девушкам, женщинам. Трепетной, горячей, ревнивой, злой, безумной, боготворящей, душащей, гнетущей, маниакальной. Семь дивных лет прошли как один ясный день. Моя муза была неиссякаемо навязчивой и плодовитой. Она дарила мне женскую страстную нежность, а я взамен возлагал на её алтарь всего себя, физически и духовно.

Моя поэзия била фонтаном, и я не стеснялся фонтанировать. Пришла известность, и хвастливая гордость переполняла мой цветущий организм. Да, это был поистине мой «золотой век».

Удивительное наслаждение доставляла мне убеждённость в магическом свойстве моего слова. Оно давало мне безграничную власть и над юными девами, и над умудрёнными опытом дамами. Я был Бог и Дьявол в одном лице.

И вдруг как будто Солнце погасло. Мой путь упёрся в тупик.

Второй подъём был не такой блистательный, менее пылкий и относительно первого стремительно короткий, но уже сознательный и хорошо финансированный. Используя отработанные литературные приёмы и штампы, преследуя по большому корыстные цели, я рухнул в массовую литературу. Теперь уже не брезговал я юмористической поэзией, и мои стишки стали заполнять эфиры различных юморо-сатирических шоу, «Зеркал» и «Клабов». Потом пошли, посыпались, запылили детективы, любовные романы, фентези… Я стал богат, узнаваем. Можно даже сказать, уважаем. У меня появилось даже то, о чём я и не мог мечтать. И вдруг – всё!..

Месяц запойного пьянства дел не исправил. Но жизнь круто изменила полярность. В несколько недель я потерял всё, чего так долго добивался. Теперь я пил с бомжами, спал с бомжами. Как никто они меня понимали. Лишившись не помню как своей квартиры, я бессознательно захватил с собой одну вещь – картину, подарок одного поклонника. Потом —опять неделя забытья в коммуникациях теплотрасс. Очнувшись, обнаружил, что лежу в подвале с картиной в подголовье, а мой живот распахан и грубо заштопан каким-то хирургом-самоучкой. Так я стал донором чего-то, кажется, почки. Нащупав в кармане флакон с «синькой», я хотел забыться, не чувствовать боли, а больше всего – растерянности и обиды, жгущих грудь сильней самой крепкой «синьки»… Потом, обняв картину – моего невольного собутыльника, которому посвящал все мои исповеди – я расколол пустой флакон и осколками до потери сознания чиркал по тощим венам на запястьях. Кровь тем не менее хлестала довольно живо и залила всю картину до рамки. Уже в полузабытьи я видел, что кровь, попавшая на живописное полотно, впиталась до капли. В тёмно-зелёной глубине берёзовой рощицы с красноватым оттенком на верхушках стволов мелькнула тень, а потом из-за одного из деревьев высунулось тёмно-оранжевое пятно, которое в моих глазах быстро стало расплываться и увеличиваться. Наконец всё стало серебристо-белым. Я потерял сознание…

Нет. Я не подох. Придя в себя, я увидел свои резанные руки в зарубцевавшихся порезах. Мой разум был предельно трезв. Мысли – ясны. Тело – готово к действиям.

Несколько дней спустя опустившееся до низин человеческого состояния существо добилось права признания его человеком и самостоятельно в суде отстояло справедливость претензий на владение своей квартирой.

Сегодня же я открыто заявляю, что начинаю новую блистательную эпоху своего литературного могущества. Это будет действительно великая эра правления слова. И первым экспериментальным жанром явится мистическая реалити-автобиография. Отныне и проза, и поэзия лишаются такой шикарной привилегии как фантазия и вдохновенье. Они для сказочников, Пушкиных и всяких там Фетов. Прочь выдуманные истории с закрученными сюжетами, ведь мысль человека не имеет границ и категорий. Теперь истинной литературой будет та, которая глаголит истину и реально подтверждается до мельчайшей точности. Придумал – сделай, сделал – напиши! Он сказал, что это правильно.

Сегодня я создал первую главу моего величайшего романа, который впоследствии станет новейшим академическим пособием для писателей будущего.

Я проснулся утром в прекрасном настроении. Он пришёл ко мне ночью и сказал что пора, что это произойдёт сегодня. А утром он оставил свой знак, чтобы меня не подвела память. Действительно прекрасный день, чтобы убить. Он назвал мне место, где должно это произойти и причину, веское доказательство не вины, а избранности кандидата, героя моей первой главы. Ведь он же запутался, бедняга, ну как же можно верить сразу в несколько богов. Сегодня я буду его пастырем.