Король Руси (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич Страница 2

В принципе, такой тип монарших венцов недалеко ушел от старинной византийской моды, в которой практиковались просто прямоугольные пластины, украшенные эмалью и инкрустацией камнями драгоценными. И, по сути, являлся их эволюционным развитием. В отличие от шапки Мономаха[2]. Да, окончательный свой облик она приняла при Василии III, когда ее отремонтировали. Но Ивану хватило одного взгляда, чтобы узнать ее и до «реставрации». Слишком уж они были похожи. Так вот. Эта «праотеческая шапка» досталась Ивану Калите в подарок от хана Узбека в благодарность за верность. И представляла собой типичный степной головной убор. Но это — полбеды. Хан Узбек, видимо, обладал специфическим чувством юмора, поэтому подарил верному вассалу, что предал родного брата, ради своего степного властелина, женский головной убор. ЖЕНСКИЙ! И это отчетливо прослеживалось даже в «реконструированной» шапки Мономаха, не говоря уже об оригинале…

— Все? — Холодно спросил Иван у кузена.

— Как все? Нет! Поганую папистку взял в жены? Взял. Да по дьявольскому латинскому обряду. Соблазном дьявольским прельстился? Прельстился. И надел на себя зубастый венец проклятый. Да и папистов привечаешь, вместо родственной крови. Вот что говорят все вокруг. А потом добавляют, что ты продал душу свою!

— И многие так говорят?

— Да хватает.

— А может быть это ты сидишь да выдумываешь?! — Прорычал Иоанн.

— Нет! — Поднялся и громко произнес Великий князь Рязанский Василий Иванович. — Все верно он говорит. По всему выходит, что душу ты заложил, не устояв перед дьявольским искушением. Баба-то твоя, видать какой приворот сделала. Вот рассудок и померк.

— Верно! — Начали вторить ему и кое-кто из бояр московской службы, что прибыли на свадьбу, а попавшие на поминки. И литовские бояре. Ведь времена феодальные и война войной, а отношения отношениями. Вот они на свадьбу и явились. Не все, но кое-кто заехал.

— Истину тебе говорю, — продолжил Василий Иванович. — Одумайся! И вели погнать со двора эту дрянь. — Произнес он, указав на Элеонору Арагонскую, что сидела по правую руку от Иоанна. — Прогони ее! Прогони этих папистов проклятых! Покайся перед Патриархом за свои злодеяния! И прими руку Зои Палеолог!

— Что ты себе позволяешь?! — Взревел Иоанн, терпение которого было не безгранично.

— Правду! Али она неудобна и глаза колит?

— Это не правда! Это блажь!

— Ой ли!

— Шапку праотеческую вспомнили? Мерзавцы! А чего забыли упомянуть, что хан Узбек подарил ее нашему предку в насмешку? Как любимой жене. Ведь шапка — женская. А вы чего мне тут предлагаете? Принять с торжеством сей убор головной и унизиться вслед за родителями нашими, преклоняясь перед степью?

— Что ты городишь?

— А что ТЫ городишь? Я степь бил. В открытом бою. И силой оружия вырвал свободу от дани нашей земле. А ты склоняешь меня вновь признать Русь любимой женой Орды? А? Мерзавец!

— А латинянка тебе почто? — Воскликнул Михаил Борисович Тверской, видя, что коллега из Рязани несколько смутился отповедью короля, терять же инициативу было опасно.

— А эта гнилая кровь тебе почто? Зачем за Палеологов мне говоришь? Они Империю свою всю по миру пустили. Хочешь, чтобы и Русь также? Али подкупили тебя недруги?

— Совсем рассудка лишился… — покачал головой Василий Иванович, который кое-как собрался с мыслями и вновь включился в полемику.

Еще минут пять попререкались, а потом погнал их Иоанн спать. Дескать, перепили и буровят всякое. Однако, все, кого Иоанн выгнал, не стали ждать утра для более вдумчивого разбора полетов и вероятного судилища. Они взяли «руки в ноги» и спешно покинули Москву. Как тати. В ночи. Опасаясь, что король по утру сотворит непоправимое.

Сам Иоанн не желал принимать решения на хмельную голову. Однако узнав утром об их бегстве, пришел в ярость.

— Тише, тише, — обняв его и прижавшись приговаривала Элеонора. — Тише…

— Ты хоть понимаешь, что они просили?

— Думали, что ты бузу прямо на поминках устроишь. Полезешь драться. Они тебя в этой свалке и зарежут.

— Что?! — Вскинулся Иван.

— Поверь, я знаю, что говорю, — печально улыбнулась Элеонора. — Но надо было их сразу вязать. Или даже резать.

— Резать?

— А ты разве не понял? Ты видел, что они заодно? Вряд ли пьяному делу можно так сойтись. Помнишь, как верные тебе люди стали окружать тебя?

— Да. Но так и не понял, зачем.

— Эти спорщики твои за оружие время от времени хватались. И смотрели на тебя очень хорошо. Если бы верные люди не вышли вперед, прикрывая тебя собой, то эти злодеи без всякого сомнения набросились бы и постарались убить и тебя, и меня.

— Ты сгущаешь краски.

— Я клянусь тебе.

— Тебе это могло лишь показаться.

— Можешь спросить у кого угодно, кто верен тебе. Спроси, почему они стали приближаться? Спроси, почему демонстративно положили руки свои на рукоятки мечей да сабель?

Иоанн замолчал, пытаясь восстановить в памяти детали минувшего вечера. Но получалось это очень плохо. Слишком он увлекся алкоголем. Или нет?

— Слушай, а сколько я выпил?

— Три бокала вина.

— Три? Всего три? Ты уверенна?

— Я считала, — несколько замявшись, произнесла она. — Не хотела, чтобы ты напился. Но видно не успела остановить.

— Видно, — кивнул Иоанн. — Весь тот вечер как в тумане.

— Ты не помнишь, что ты говорил?

— Помню. И сейчас повторил бы свои слова. Рассудка по пьяному делу я не лишаюсь. Но все вокруг довольно скоро стало уплывать. Словно я очень сильно напился. Даже людей толком не видел. И это с трех бокалов?

— Ты еще слишком юн.

— А ты сколько выпила?

— Я пригубила только один бокал.

Иван внимательно посмотрел ей в глаза.

— Что?

— Признайся? Вино ведь было с каким-то зельем.

— Понятия не имею.

— Поклянись.

— Чем угодно клянусь. Понятия не имею.

— Так! — Резко вскочил на ноги Иоанн. — С этим нужно разобраться…

Впрочем, отдав распоряжения слугам, он так и остался в покоях с молодой супругой. Ну как молодой? По тем временам, если бы замуж за Иоанна не вышла, считалась бы старой девой — как-никак двадцать два года. Хотя наш герой, воспитанный и выросший в реалиях XX–XXI веков, воспринимал ее молодой.

— Как жаль… — тихо произнес он, сидя на стуле и грустно смотря куда-то перед собой, в то время как Элеонора расположилась рядом и осторожно теребила локон своих волос.

— Что жаль?

— Упустил их. А ведь все эти мерзавцы были в моих руках. Совсем недолго, но были.

В дверь постучались.

— Что? Кто там? — Громко спросил Иоанн.

Вошел один из доверенных человек нашего героя с несколько напряженным лицом.

— Повар сбежал.

— Сбежал или его убили, тишком прикопав где-то?

— Сбежал. Его видели в свите Великого князя Рязанского, когда тот ночью отъезжал.

— Значит это он шалил… — тихо произнес Иоанн. — Вино вчерашнее собрали? Пробу сняли?

— Сняли. Пьянит оно чрезмерно. Но не все. Только то, что на твой стол подавали и на столы ближних твоих.

— Проклятье… — тихо прошептала Элеонора.

— Согласен, — кивнул Иоанн. — Но этого следовало ожидать. Ведь как говорят мудрые, войны нельзя избежать, ее можно лишь отсрочить — к выгоде твоего противника… — заметил наш герой и скосился на свою супругу. Очень выразительно, встретившись с ней глазами. А доверенный человек молча поклонился и вышел, прикрыв дверь.

Элеонора была женщиной среднего роста, но полной страсти и уверенности в себе, что, впрочем, не лишало ее женственности. Можно даже сказать, что подчеркнутой женственности.

Лицо ее было овальным со смягченным подбородком и прямым носом. Большие миндалевидные глаза карего цвета и небольшой аккуратный рот с чувственными губами дополняли общую картину. А вьющиеся светло-каштановые волосы обрамляли образ вполне приятной наружности.

Да и фигура ее была что надо. Во всяком случае, на взгляд Иоанна. Стройная «груша» с небольшой плотной грудью и широкими бедрами. Впрочем, по этим временам Элеонору не считали такой уж сексуальной и красивой. Хорошенькой, но не больше. Очень сказывался недостаток массы. Та же Зоя Палеолог с ее плотной и крепкой «рамой», в глазах современников выглядела куда как выигрышнее. Не «первая красавица на селе», но что-то близкое к тому.