Дохлый таксидермист - Мария Самтенко Страница 2

С третьим прикосновением лезвие прорезает кожу, и Ленин захлебывается криком. Убираю скальпель, хватаю ветошь, запихиваю в открытый рот.

Начальник за спиной пренебрежительно хмыкает.

– Простите, меня отвлекают вопли, – бормочу я.

Никогда не потрошил заживо. Немного трясет с непривычки. Плохо – рука может дрогнуть, испортить работу. Нужно успокоиться.

– Не торопись. Он должен умирать медленно, – недовольно напоминает начальник. – Работай аккуратно, мешок с головы не снимай. И не забудь позвонить мне с ближайшего таксофона, когда он умрет. Сердце остановилось, и ты сразу идешь звонить. Потом возвращаешься и доделываешь, понятно?

Киваю. Наниматель надвигает на глаза шляпу, и, хлопнув дверью, уходит в предрассветную полутьму.

Я остаюсь в сарае. Стискиваю зубы, пытаясь собраться.

Лампочка. Деревянные полки. Плакат. Хлороформ.

Привязанный к железному столу Ленин с кляпом во рту.

Скальпель в моей руке.

Надрез. Осторожно и медленно.

Не нервничать, не испортить кожу.

– Из вас получится прекрасное чучело, Владимир Ильич.

***

В таксофонной трубке молчание.

Вот только что я докладывал о смерти Ленина, а теперь наниматель молчит. Потом я слышу его резкий вздох, скрежет ногтя о мембрану и, наконец, хмурое:

– Слишком быстро.

– А что я мог сделать? У него сердце не выдержало.

Начальник опять недоволен. Командует сидеть у таксофона, пока он не изволит перезвонить и выдать новые указания. Бросаю телефонную трубку на рычаг и достаю из кармана платок – вытереть пот со лба.

За стеклом таксофонной будки догорает розово-золотистый рассвет.

Где-то в сарае остывает труп Ленина.

А я жду звонка начальника и пытаюсь понять, что там пошло не так.

Что я сделал не так.

Тогда я еще не знал, что дело вообще не во мне. Главным источником наших проблем стал не Ленин, не Троцкий, и даже не царь Николай II, а безымянный немецкий летчик, подбивший советский самолет где-то в ростовских степях.

А мы… мы с начальником просто выбрали для убийства Ленина неудачный день.

2 июля 1942 года.

День, когда умер Евгений Петров.

Часть 1. Ташкентский упырь. Глава 1

02.07.1942

Москва, Главное Управление Министерства Смерти СССР

Л.А. Штайнберг

Второго июля 1942 года Лидия Адамовна Штайнберг в трехсотый раз сказала себе, что ненавидит свою работу.

Это была неправда. Работу она любила – свою собачью, нет, волчью работу на должности главы Советского филиала Министерства смерти. В мирное время ей даже нравилось проверять и подписывать бесчисленные отчеты, составлять учетные карточки, выполнять планы и утверждать приказы – это давало чуть иллюзорное, но, несомненно, приятное ощущение победы над бюрократией (не можешь покорить – возглавь).

На самом деле войну бюрократии они проиграли еще в 1930-м, когда упразднили должность министра Смерти и ввели вместо нее должность Заведующего канцелярией. С новым титулом «Завканцсмерти» у Лидии Адамовны как-то стихийно сократилось довольствие и прибавилось бумажной волокиты, но тут уже ничего не поделать – и не такие склонялись перед оптимизацией. Все сорок лет ее работы на разных должностях Минсмерти колошматило в постоянных реорганизациях, переименованиях и сокращениях – и вообще, если верить старейшим сотрудникам, самые обширные штаты у них были в каменном веке. Не то что завканц верила в каменный век, но тенденция прослеживалась – каждые двадцать лет в Минсмерти стабильно сокращали несколько ставок.

Но так было в мирное время. С началом Второй мировой девятичасовой рабочий день завканц превратился в четырнадцатичасовой, а вся бумажная работа как-то стихийно заняла единственный выходной. Все остальное время ей приходилось провожать. В Минсмерти со всеми территориальными органами не такой большой штат, чтобы сидеть в кабинетах, когда на войне гибнут люди, и каждого нужно встретить, принять и проводить.

Завканц никогда не бегала от работы. Когда не хватало людей, она откладывала в сторону папки с документами, засовывала за пояс форменной гимнастерки брезентовые рукавицы, брала в руки планшет c Реестром и отправлялась провожать. Выматывало это ужасно – да еще и в последнее время ей, как и многим работникам Минсмерти, пришлось распрощаться с единственным выходным, ведь гибнущие на войне солдаты не могли ждать, пока завканц выспится.

В ночь с первого на второе июля сорок второго Лидия Адамовна металась между мирами как проклятая. Сначала она проводила в переполненный Крымский распределительный центр почти две сотни севастопольцев (больше двух часов на сбор всех погибших и стандартные три часа на сопровождение), вторым заходом забрала сорок человек с Северного фронта (десять минут на сборы, три часа на сопровождение), затем пятнадцать минут на обед, даже не убирая планшет, и снова погибающий Севастополь (тридцать шесть немцев, полчаса на сборы, три часа на сопровождение, час потерян в германском распределительном центре).

В одиннадцать утра смена закончилась, и Лидия Адамовна вернулась в кабинет, намереваясь сдать пост и наконец-то лечь поспать.

Зам, зараза такая, задерживался, и завканц, не имея возможности уйти, с раздражением чиркала карандашом в планшете, переназначая новых севастопольцев на Третий сектор, а семьдесят моряков, погибших во время авианалета на Новороссийск, на Сектор подводников – лидер эсминцев «Ташкент» потопили у пирса, и за умершими нужно было нырять со специальным снаряжением. Из-за активных боевых действий Новороссийский распределительный центр был переполнен, и завканц сделала пометку «в Ростов».

Заметив, что лист реестра в планшете очистился, Лидия Адамовна ненадолго прикрыла глаза и прижала пальцы к вискам, проклиная своего зама, свою работу, Того, кто, создавая эти миры, не мог придумать более конструктивную систему перехода из одного в другой после смерти, и еще персонально гражданина Адольфа Гитлера, из-за чьих непомерных амбиций Минсмерти зашивалось уже который год.

Открыв глаза, Лидия Адамовна потянулась к телефону, намереваясь набрать квартиру своего зама, и, не глядя, отписала Третьему сектору всплывшую строчку в планшете. И махнула рукой с досады, увидев, что строчка никуда не пропала, а, напротив, вспыхнула красным.

– Кому тут приспичило умереть, – пробормотала завканц. – Развелось вас…

«Красные строчки» – ученые, полководцы, цари, писатели и прочие личности, оставившие маломальский след