Алексей Живой - Земля предков Страница 20

И он оказался прав. Вскоре конвой остановился, и его опустили на землю. Федор с наслаждением вдохнул, обрадовавшись тому, что его больше не трясет, и быстро осмотрелся. Он успел заметить, что лежит на дне долины, по краям которой поднимаются довольно высокие, поросшие лесом горы. Больше ничего рассмотреть не смог из-за частокола тел, сгрудившихся вокруг него суровых и молчаливых индейцев. Однако радость была преждевременной. Гортанный окрик одного из военачальников разорвал тишину, и несколько пар мускулистых рук вновь подхватили его, поволокли по земле куда-то в сторону. «Ну вот, опять, — раздосадованно подумал Федор, — скорей бы кончили таскать по камням, и прибили бы уже, что ли».

На этот раз его мечта исполнилась быстро. Протащив еще метров десять, конвоиры внезапно остановились и расступились, давая дорогу двум размалеванным крепкосбитым индейцам в красных набедренных повязках. В руках у них Чайка рассмотрел нечто похожее на молотки. «Так, еще не хватало, чтобы меня распяли, — промелькнула в мозгу беспомощного Федора дикая мысль, — от этих друзей всего можно ожидать. И зачем я только убил этого чертова ягуара. Может, и договорились бы».

Индейцы с молотками на удивление легко приподняли Федора, словно он был невесом, и, поставив вертикально, прислонили к какому-то столбу. Чайка спиной ощутил тепло, поняв, что это был деревянный столб, нагретый за день солнцем. Затем его палачи, не обращая внимания на жертву, вбили пару кольев где-то в верхней части столба и, наконец, принялись за Федора. «Ну вот и смерть моя пришла, — решил Чайка, — хотя, судя по приготовлениям, они решили напоследок поиздеваться. Наверное, у них в ходу ритуальные пытки».

Когда его с помощью ножей, очень похожих формой на те, которыми вырезают сердца, ненадолго освободили от пут, в сознании вновь слабо шевельнулась мысль о побеге. Но суставы и мышцы были настолько занемевшими, что Чайка смирился со своей судьбой. В таком состоянии он и удар-то толком нанести не сможет, не то что разбросать всю охрану. Будь что будет. Деловито работавшие индейцы тем временем вновь связали ему руки прочными веревками и, чуть приподняв, подвесили за запястья на каком-то крюке, а потом завели онемевшие ноги назад за столб и связали их там так же прочно. «Теперь хоть сердце вынимай, — как-то отрешенно подумал вконец обессиленный Федор, повиснув на руках, — хоть отрезай самое дорогое. Одна надежда, что в жрецов-кастратов здесь превращают не всех».

Но индейцы, быстро исполнив подготовительные действия, пока не спешили переводить его в благородное жреческое сословие с помощью болезненного, но необходимого обряда. Подвесив и прикрепив к столбу, они мгновенно позабыли про Федора и переключились на другого пленника, чуть отступив в сторону. Чайка, впервые предоставленный сам себе, смог чуть повернуть голову и узнал в соседнем пленнике своего друга Леху, который также безвольно валялся на земле, пока ему готовили столб. Правда, в отличие от Федора, когда руки у него казались свободными, Леха попытался-таки вырваться, но, получив удар деревянным молотком по голове, быстро обмяк. Индейцы-палачи, как прозвал их Федор, свое дело знали. Не прошло и минуты, как Ларин болтался на соседнем столбе в полуметре над землей, подвешенный за руки, а индейцы переключились на следующего пленного.

Со своего места Федор заметил несколько тел, разбросанных на каменистой земле, и ряд столбов, тянувшихся вдоль скал. По всему было видно, что их приволокли на какое-то специально оборудованное для пыток или казней место. Больно уж все отлажено было в этом процессе. Хотя Федор и не мог понять, как оказалось такое место на пути у армии сапотеков и чья это была ритуальная поляна: их или еще ольмеков. Он вообще с трудом понимал, на чьей территории находился последние дни. Впрочем, в их судьбе от этого сейчас мало что зависело.

«Ладно, — мрачно решил Федор, поглядывая исподлобья на своих мучителей, выстроившихся чуть поодаль с копьями и щитами, — подождем, чем дело закончится».

Однако долгое время ничего больше не происходило. Завершив приготовления с пленниками, которые вскоре все оказались подвешенными на столбах, сапотеки в красных набедренных повязках удалились. Казнить карфагенян немедленно почему-то не стали. И Чайка, уже испытывавший боль в плечах от своей неудобной позы, начал озираться по сторонам. Ритуальная поляна была окружена с двух сторон невысоким колючим кустарником, перекрывавшим вид вверх и вниз по долине. Зато прямо перед ними все просматривалось довольно хорошо, несмотря на складки местности. Здесь скопилось множество воинов. Почти по центру долины проходила широкая тропа, и рядом с ней сапотеки решили устроить привал для своей армии. Судя по движению людей и нервным крикам, долетавшим до Федора оттуда, где, по его мнению, собрались военачальники неизвестной армии, этот привал оказался совершенно неожиданным. Казалась бы, столкнувшись с горсткой карфагенян, столь большая армия могла просто уничтожить их и двинуться дальше, не теряя времени, ведь какая-то цель у них была. Не исключено, что именно там, откуда пришли Чайка и его бойцы. Однако, выиграв, хоть и не без потерь, небольшую стычку, сапотеки почему-то остановились. А теперь еще, похоже, собирались держать совет.

«Сколько чести, — мрачно усмехнулся Федор, опуская голову на грудь от усталости, — интересно, что же мы натворили. Неужели все из-за этого ягуара?»

Однако внутренний голос подсказывал ему, что какими бы храбрыми или глупыми воинами не были сейчас финикийцы, волею богов заброшенные в эти дикие земли, дело было не только в них. И, возможно, не только в том, что карфагенян угораздило убить местное божество и нарядиться в его шкуру, совершив святотатство, достойное по местным законам жуткой смерти. В чем конкретно было дело, он не знал, и даже не догадывался. Оставалось только ждать, пока про них вспомнят, наслаждаясь, возможно, последними мгновениями жизни.

Наслаждаться, впрочем, было довольно трудно, — боль в плечах и руках все усиливалась, и суставы вскоре заныли нестерпимо. Рот у Федора не был заткнут кляпом и, хотя в глотке пересохло от жажды, Чайка даже порывался что-то крикнуть Лехе, то и дело взбрыкивавшем на соседнем столбе. Но после того как Ларин громко выругался матом при виде «индейца-палача» в красной набедренной повязке, проходившего мимо в трех шагах, и тут же обмяк, снова получив на глазах Чайки деревянным молотком по голове, Федор передумал испытывать судьбу. Шлемов на них обоих давно не было, а голова у Чайки и без того была ушиблена.

Провисев так примерно час на солнцепеке, Федор все же сломался и потерял сознание от жары и боли. А когда очнулся, вынырнув из кошмарного марева, словно кит с глубины в двадцать километров, и жадно вдохнул теплый воздух, то заметил, что багровый солнечный диск уже почти опустился за горы. Еще немного и наступит короткий вечер, а потом мгновенная ночь. Длинные тени от окрестных вершин уже поползли вдоль тропы. В долине стало заметно прохладнее, но это пока не принесло долгожданного облегчения измученному телу Чайки.

Слегка приподняв голову, он масляным взором посмотрел сквозь неподвижных охранников со своими красными щитами вперед. Туда, где находились порядки армии сапотеков, воины которой заполонили всю видимую часть долины, с удовольствием предаваясь неожиданному отдыху. Со своего места Федор не мог определить, где проходил совет старейшин и закончился ли он. В любом случае их пока никто не казнил, значит, дело еще не решено. Такая неторопливость у скорых на расправу местных жителей, насколько он их успел узнать, озадачивала Федора.

«Похоже, про нас забыли, — попытался он шевельнуться, встряхнув вялое от жары сознание, и взять под контроль свои мысли, — интересно, что там надумали местные вожди насчет нашей судьбы. Сегодня прикончат или оставят до утра помучиться? Что-то мне уже надоело ждать».

Изможденное тело отозвалось такой резкой болью, что Федор опять поплыл, потеряв сознание. Очнулся он от того, что кто-то острой палкой ткнул в его грудь, а потом в щеку. Чайка дернулся и открыл глаза, пытаясь понять, что происходит. Получилось с трудом.

Вокруг было уже темно. Костер, горевший метрах в десяти, давал яркое пятно света, отчего все вокруг выглядело еще более мрачным. Прямо напротив Федора стояла группа людей в странных одеждах из ткани, перьев и веревок, отбрасывая причудливые тени. Судя по всему это были не воины, так как оружия у них не было, если не считать короткого посоха в руках ближней к Чайке фигуры индейца. Хотя, приглядевшись, Федор заметил в заднем ряду три тускло блестевших шлема, очень похожих на головной убор военачальника, которому он подарил жизнь. О чем сейчас немного жалел.

Ближе всего к нему находилось несколько старейшин, как он решил, и два спасенных из плена сапотека. Они молча стояли, обратившись в соляные столбы, и, судя по выражениям лиц, полные благоговейного ужаса, пока ближний к Чайке старейшина внимательно рассматривал тело пленника, лицо, руки, ноги, волосы и остатки одежды, превратившейся в лохмотья, проводя по ним краем своего короткого посоха. Посох, обвешанный веревочными украшениями и какими-то амулетами, неприятно царапал кожу. Федор еле сдерживался, чтобы не выругаться, исподлобья поглядывая на местного вождя. Тот был невысок ростом, суховат, плечи его укрывала короткая накидка, а черные волосы частью были собраны на голове в виде пучка, перевязанного узкой темной лентой, остальные спадали на плечи. Лоб и щеки были покрыты какими-то рисунками, едва различимыми при таком освещении. «Интересно, — проползла вялая мысль где-то в глубине измученного сознания Чайки, — что там наговорили этим старейшинам наши спасенные сапотеки?»