Андрей Ерпылев - Зазеркальные близнецы Страница 20

Господин Расхвалов, опять что-то буркнув, попытался отодвинуть привинченный к полу табурет, но не смог и отвернулся сам.

— Помилуйте, батенька, это даже невежливо, в конце концов. Я с вами разговариваю, замечу, вполне учтиво, а вы или отмалчиваетесь или бормочете какую-то несусветицу. Думаете, я не расслышал, как вы только что обозвали меня сатрапом? Замечу, сей восточный титул мне не подходит и заставляет усомниться в вашей высокой образованности. Извините, но я повторю вопрос: по какой причине вы, Расхвалов Фрол Александрович, были с позором, замечу, с “волчьим билетом”, так сказать, исключены из университета? Пастырь упорно молчал. Бекбулатов вздохнул, неторопливо перевернул страницу пухлого тома и, деланно удивившись, воскликнул:

— Ба, что я вижу! Вы, семейный, такой, я бы сказал, солидный человек, и вдруг в молодости занимались…

Расхвалов весь преобразился и, подавшись к столу так стремительно, что томящиеся у двери конвойные встрепенулись, горячо и путано заговорил, брызгая на Бекбулатова слюной:

— Не надо, Владимир Довлатович, не вспоминайте этого… Не надо… Минуло уже столько лет… К тому же это не преступление, Владимир Довлатович… да-да, не преступление…

С трудом преодолевая брезгливость и стараясь не замечать смешанного чесночно-сивушно противного амбре, обдававшего его, штаб-ротмистр тоже наклонился к своему визави:

— Согласен, это по современным законам не преступление, это просто позорная страница вашего, Фрол Александрович, далекого прошлого. Но только ли прошлого?

Заметив ужас, мелькнувший в глазах Расхвалова, Бекбулатов, испытывая настоящее садистское удовлетворение, продолжал:

— А если провести полное, я повторяю: полное медицинское освидетельствование ваших, Фрол Александрович, сподвижников? Положим, даже не всех, а, к примеру, только не достигших совершеннолетия, то есть его величеством государем императором Алексеем Вторым, в Бозе почившим, высочайше установленных и матерью нашей Святой Православной Церковью освященных двадцати лет? Вот, я тут в списке вижу Степанова Алексея, шестнадцати лет от роду, Нечипорука Кирилла — пятнадцати, Старыгина Варсонофия…

Весьма профессионально загнанный в угол обер-сектант сопротивлялся совсем недолго и, немного по-трепыхавшись для проформы, вскоре уже кололся, как хорошо высушенное березовое полено. Подробности, фамилии и даты сыпались из него, как монеты из рваного кошелька ярмарочного раззявы. По вдохновенной физиономии Расхвалова было ясно видно, что сотрудничество с “сатрапами” гораздо милее его сердцу, чем “голубая” статья и “веселая” жизнь на каторге (если не хуже). Владимир про себя перевел дух и, уступив место дознавателю, вышел, велев позвать его, когда “сын Ашура” наконец закончит свои излияния. Если честно сказать, ротмистру просто обрыдла рожа этого слизняка, прикрывающегося высокими материями.

Бекбулатов перекурил в комнате отдыха, поболтал с прелестно смущающейся миловидной секретаршей Шувалова и вернулся, когда свежеиспеченный агент “охранки” по кличке Лохматый уже подписывал стандартное прошение на имя шефа Жандармского Корпуса князя Орлова о дозволении ему… Расхвалова уже уводили, когда Владимир, будто спохватившись, продемонстрировал ему фотографию ротмистра Чебрикова:

— А этого господина вы, Фрол Александрович, конечно, совершенно случайно, не узнаете?

Тот отрицательно замотал головой, но по забегавшим вдруг глазкам Бекбулатов понял: “Знает!”

Когда Лохматого, выжав до капли, наконец отправили в камеру, Владимир буднично сообщил ротмистру Шувалову, молчаливо лучащемуся от счастья причастности к поимке, разоблачению и вербовке опасного смутьяна:

— А ведь придется отпустить господина Расхвалова, Илларион Петрович, как вы думаете?

Толстяк непонимающе уставился на штаб-ротмистра:

— Да ведь он, Владимир Довлатович, признался во всем…

— Тем более, господин ротмистр. Значит, осознал и горит желанием помочь закону.

— Но…

Владимир поднялся и, подойдя к Шувалову, ласково положил ему руку на погон. С минуту он внимательно и доброжелательно глядел ему в глаза, пока тот не отвел взгляд, а потом проникновенно произнес, постепенно усиливая нажим на плечо собеседника:

— Надо, Илларион Петрович, надо. Или вы сомневаетесь в моих полномочиях?

Ротмистр, ощущая на своем погоне тяжелую ладонь приезжего, непроизвольно подтянулся, хотя и был выше Бекбулатова по чину:

— Никак нет, господин штаб-ротмистр.

Расхвалов, нелепый, как попугай, в своем розовом балахоне на фоне потеющих, несмотря на поздний вечер, в глухих мундирах жандармов, затравленно оглянулся.

— Смелее, смелее, милейший, — поощрил его Бекбулатов, хотя до смерти хотелось дать ему пинка под по-бабьи жирный зад.

“Пастырь” еще раз оглянулся, высоко подобрал балахон, обнажив жилистые, поросшие рыжеватым волосом икры, и неожиданно резво потрусил прочь, поминутно озираясь, пока не скрылся за ближайшим поворотом.

Выждав некоторое время, Бекбулатов удовлетворенно кивнул и велел Ковалеву:

— Ну а теперь потихоньку за ним.

Две машины, до отказа набитые людьми, тихо, не включая фар, тронулись с места.

Владимир сидел на своем месте, внимательно следя за перемещением по экрану лежащего на коленях прибора мерцающей точки. Начиненный “жучками” балахон Расхвалова, с которым тот всего на несколько минут был вынужден расстаться днем под предлогом медицинского осмотра, давал четкий пеленг.

Как и ожидал штаб-ротмистр, Лохматый чуть ли не бегом направился вовсе не к своему дому или храму, а совсем в другую сторону. Неудачливый мессия держал путь к окраине Хоревска, гордо называемой на планах и картах Александровской слободой, а у местных жителей носящей более подходящее имя Разбоевки.

Кавалькада, держа дистанцию, уже приличное время колесила за своим поводырем по малоосвещенным улочкам засыпающего города, когда тот наконец остановился у неприметных, по-уральски высоких и обшитых потемневшим от непогоды тесом ворот. Расхвалов, по-детски приплясывая от нетерпения на месте, некоторое время вел переговоры с невидимым собеседником, часто упоминая какого-то князя, а затем юркнул в приоткрывшуюся калитку. Лязгнул, судя по всему, нехилый запор, и над Разбоевкой повисла тишина, прерываемая только лениво перебрехивающимися где-то вдалеке дворнягами и иногда отвечающим им более солидным, судя по голосу, волкодавом.

— Высылайте подкрепление, — бросил в микрофон Бекбулатов, несколько озадаченный увиденной крепостью, и осторожно, стараясь не хлопнуть дверцей, вышел из “полтавы”.

Группа захвата состояла из двенадцати человек. Негромко командуя, Владимир быстро распределил их по постам, а сам приник к динамику, который транслировал происходящее в доме. Слышимость была отличной, хотя штаб-ротмистр невольно поморщился, вспомнив, куда именно он самолично пристроил Расхвалову “жучка”.

Хлопнула дверь, и сразу же без предисловий раздался незнакомый низкий голос:

— Чего приперся, Лохмач?

Владимир ухмыльнулся: кто бы мог подумать, что клички так совпадут. А вы, господин штаб-ротмистр, думаете совсем как уголовник — как не стыдно, ай-ай-ай!

— Повязали нас всех, Колун! — еще задыхаясь после пробежки, едва вымолвил Расхвалов.

— Знамо дело, — последовал спокойный ответ.

— Расколют же всех!

— Ну и че?

Судя по изменившемуся голосу, “пастырь”, обладавший истеричным характером, обозлился не на шутку:

— … через плечо! Зови князя, с…!

Последовал глухой удар и болезненный вскрик:

— За что бьешь, сволочь?

— За дело.

— Где князь?

— Нет князя, в отъезде он.

— С марта месяца, в отъезде?

Владимир и Ковалев переглянулись: и этот с марта! Между тем невидимый собеседник Лохмача бесстрастно ответил:

— А я не считал, Лохмач. Может, и с марта, — помолчал, — а может, и с апреля.

Голос Расхвалова изменился. Видимо, он нагнулся к уху собеседника:

— Колун, дорогой, все тебе отдам, только пусти меня к двери…

Снова звук удара и звериный рык Колуна, перебивающий верещание “пастыря”:

— Какая дверь? Следил, падла?

Удары сыпались градом, и Владимир решил, что настало время спасать незадачливого стукача, тем более что ничего нового из этого бессвязного диалога уже явно не узнать.

— Ковалев, — приказал он. — Обогнешь с вахмистром дом и возьмешь под прицел окна и крышу со стороны огорода или как бишь там его у вас называют…

Группа оперативников во главе с штаб-ротмистром с разной степенью ловкости преодолела забор, не тратя времени на неприступные с виду ворота, и, нейтрализовав при помощи баллончика с газом заходящегося хриплым лаем громадного цепного кобеля, ворвалась в дом, вернее, в неосвещенные сени.

Однако дверь с разгону высадить им не удалось: опередив штурмующих прямо сквозь дверь ударила автоматная очередь. Пули, осыпая оперативников свежей щепой, в одно мгновение превратили толстые доски в настоящее сито и с басовитым гудением, как рассерженные шмели, зарылись в бревна с противоположной стороны сеней.